Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая

взгляде на которое разыгрывается фантазия. Эти шикарные ноги, гораздо лучше бы смотрелись на моих плечах.

Фантазия уносит в космос. Нужно остановиться.

Чуть сильнее сжимаю гладкую кожу, потому что злюсь. Не хочу, чтобы кто-то еще на нее смотрел. Чувство собственника снова поднимает голову. Гордо, но при этом капризно.

Взгляды встречаются. Громова тушуется, ощущая это давление, буквально на секунду ее улыбка гаснет, но она быстро отметает эту эмоцию, обнажая смелость.

Такая красивая. Моя. Теперь точно моя. Всецело.

Просовываю руку ей под лопатки, практически пересаживая на свои колени. Арина вздрагивает, но повинуется.

Горячие ладошки оплетают мою шею.

В глазах пожар. В ее светлых льдинках горит яркий огонь.

Все чувства на грани. И все они обоюдны.

Мы ведем немой диалог, от которого едет крыша. В легких – запах дразнящих женских духов, в сердце – огненная магма.

Маринка сваливает без слов. Замечаю лишь ее расплывчатый силуэт.

Аринкины губы так близко. Так соблазнительно манят…

– Кто это?

Она прищуривается, но смотрит в упор.

– Андрюхина сестра. Ревнуешь?

Губы складываются в улыбку. Легкую. Отпускает.

– Исключительно дружеский интерес.

Громова передергиваеь плечами, а я сжимаю ее ногу сильнее, чтобы прекратила нести эту чушь. Потому что сам я не просто ее ревную, я с ума схожу от этого затаенного внутри чувства. Даже представить не могу ее с кем-то другим, сразу кроет.

– Да? Зачем тогда устроила это показательное выступление?

– Ну тебе же было приятно? – переходит на шепот, склоняясь к моему лицу.

Киваю. Сглатываю. Не дышу. Преодолеваю какой-то собственный предел.

Арина улыбается. Коварно, бессовестно, пробуждая во мне хищнические инстинкты, которые и до этого особо не спали. Всегда быть начеку…

– Пойдешь?

Катькин голос звучит через плотную дымку. Поднимаю голову, напарываясь взглядом на ее протянутую ладонь.

– Да, – Арина кивает и рывком поднимается на ноги. От неожиданности не успеваю ее задержать. – Мы вниз. Потанцуем.

Сообщает с такими честными, огромными глазами.

Сжимаю руки в кулаки и как дурак пялюсь на ее удаляющуюся задницу.

– Да ты попал, брат.

Кайсаров упирается ладонью в спинку дивана, с которого я тут же поднимаюсь. Преодолеваю расстояние до балконного ограждения, вцепляясь в перила.

Девчонки уже внизу.

Взгляд в толпу. Выхватываю блондинистую макушку у бара. Катя уже повисла на стойке, еще немного, и уляжется там.

Арина осматривается. Выглядит чужеродно. Серьезно? Ни разу не была в клубах?

В это я готов поверить. Вообще, в отношении нее во многое поверить готов.

Мельком оглядываюсь на Дана.

Кайсаров мрачнее тучи. И это неудивительно. Его отец вернулся в страну, так что скоро опять начнется жестить…

Взгляд снова возвращается к Аринке. К которой на всех скоростях подкатывает какой-то утырок. И она ему улыбается. ЕМУ!

На пару секунд задерживаю дыхание и срываюсь с места. Череда ступенек кажется слишком длинной. Разгребаю руками толпу и за считаные минуты оказываюсь возле бара.

Катька с бокалом в руках уже давно присела на уши бармену.

А вот Громова… Чтоб ее!

Ариша у нас ведет милые беседы с будущим трупом.

Шаг, еще один. Кулаки сжимаются.

Давай, только посмотри на меня. И она смотрит, осаживает за одно мгновение. Улыбается и обходит этого «ухажера» кругом.

Хватаю ее за руку и тащу в сторону, подальше от толпы, вдавливая в стенку.

Арина улыбается шире. Провокационно.

– Весело тебе, да? – шиплю, стиснув зубы.

– Очень, – кладет руки на мои плечи. И снова накрывает, от одного прикосновения.

Мои ладони опускаются ниже. Минуют ее поясницу. Злость одолевает, но я себя сдерживаю. Теперь окончательно ясны мои вспышки агрессии двухлетней давности, когда видел ее с какими-то упырями. Хотелось крушить все, до чего дотянутся руки, а ее – наказать. Чтобы не смела. Что я и делал. Обижал ее, тупо и безнравственно, а ведь мог иначе. Абсолютно иначе, вот как сейчас.

Прижать к стене и не отпускать.

Выдохнуть. Почувствовать вкус ее губ, услышать тихий стон, который оглушает похлеще любой долбящей музыки. Да какая музыка! Мозг не воспринимает ни единого звукового колебания, кроме ее рваных вздохов. Грудная клетка уже разворочена, а сердце сжато в тиски аккуратными, тонкими пальцами этой светловолосой девочки.

В серых глазах блестят вспышки – белый, красный, оранжевый. Зрачки расширенные.

Смотрю на нее как полный болван и пошевелиться не могу.

Приходится сделать еще один глубокий вдох, прежде чем коснуться пальцами щеки.

Ощутить, как напрягается ее тело. Еще сильнее. Как струна. Она натягивается как струна и привстает на мыски.

Теперь наши губы почти на одном уровне. Хочется снова ее поцеловать, и лучше не здесь.

Нужно сваливать. Сваливать как можно дальше, чтобы вокруг не было ни души. Только я и она.

Переплетаю наши пальцы.

Подаюсь чуть вперед. Миллиметр. Сглатываю.

Мягкие губы. Прижимаюсь к ним своими. Аккуратно, максимально себя сдерживая. Язык касается розовой кожи, и она становится влажной.

Мы смотрим друг другу в глаза.

Ее рука зарывается в мои волосы. Озорные пальчики пробегаются по шее, вызывая волну мурашек. Отстранившись, стискиваю зубы и продолжаю смотреть на нее, как какой-то маньяк. Зависимый, повернутый, ненормальный.

Все, что было до этого момента, теперь уже не имеет смысла.

Нахожу в себе силы, которые и так на исходе, чтобы отодрать ее от этой стены и направить в сторону выхода. Стискиваю ее плечи. Напираю.

Нужно срочно отсюда уйти. Воздух наэлектризован. Пропитан развратом, а на ней такое короткое платье. Лучше уйти.

На улице кожу обжигает холодным ветром. Можно выдохнуть. Нужно выдохнуть.

Куртка осталась в гардеробе, и фиг с ней.

На Аринке тоже вон только платье.

– Поехали ко мне, – говорю, а сам задеваю губами ее ухо.

– На всю ночь?

– Клянусь, что ляжем спать под разными одеялами, –