Алмаз раджи (сборник) - Роберт Стивенсон

Мы действительно обнаружили слип, а наверху пару симпатичных юношей в матросских костюмах. Аретуза обратился к ним с вопросом. Один из молодых людей ответил, что пристроить на ночь наши байдарки будет нетрудно, другой же, вынув изо рта папироску, спросил, не построены ли они фирмой «Сирл и сын»? Из лодочного сарая с вывеской «Клуб королевских водников» вышло еще с полдюжины молодых людей; все они тоже вступили в разговор. Молодые люди были вежливы, словоохотливы и полны энтузиазма. Их речи изобиловали английскими морскими терминами, именами английских судостроителей и названиями английских гребных и парусных клубов.

К моему стыду, меня никогда так тепло не принимали на родной земле. Мы были английскими спортсменами, и бельгийские спортсмены буквально бросились нам в объятия. Право, не знаю, встретили ли так сердечно английские протестанты французских гугенотов[46], когда те бежали за Ла-Манш, спасаясь от погибели. Впрочем, может ли какая-нибудь религия связать людей так тесно, как увлечение одним и тем же спортом?

Наши байдарки были доставлены в лодочный сарай; клубные слуги вымыли их; паруса вывесили сушиться, и все приняло красивый и опрятный вид, словно на картинке. А нас тем временем новообретенные братья – так они сами себя именовали – повели наверх и отдали в наше распоряжение свою умывальную. Один одолжил нам мыло, другой – полотенце, еще двое помогли развязать мешки. И все это сопровождалось такими вопросами, такими заверениями в уважении и любви! Признаюсь, только тут я понял, что такое слава.

– Да-да, «Клуб королевских водников» – самый старый клуб в Бельгии.

– У нас двести членов!

– Мы взяли призы на всех гонках, за исключением тех случаев, когда французы обставляли нас самым нечестным образом!

– Вам следует просушить все ваши вещи.

Бесконечно повторяющиеся «мы» и «нас» – вот что осталось у меня в памяти после бесед с ними. Чем-то юным, привлекательным и весьма патриотичным до сих пор кажется мне это «мы». Когда же пришел черед благодарить, нам было сказано:

– О чем тут толковать? В любом клубе Англии мы встретили бы такой же прием!

Я понадеялся, что так оно и есть, хотя до сих пор не уверен.

Днем все эти молодцы занимались легкомысленным и корыстным делом бельгийской торговли, вечером же у них постоянно находилось несколько часов для серьезных занятий. Может, я неправильно отношусь к мудрости, но люди, имеющие отношение к литературе и философии, всю жизнь стараются низвергать обветшалые понятия и фальшивые знамена. В силу своей профессии они путем упорных размышлений, в поте лица силятся вернуть себе свежий взгляд на вещи и провести границу между тем, что в действительности им нравится, и тем, что они поневоле научились терпеть. В сердцах же этих «королевских водников» умение различать было еще живо. Они сохранили чистое представление о том, что хорошо и что дурно, что интересно и что скучно, – представление, которое завистливые старцы именуют иллюзией. Кошмарная иллюзия пожилого возраста, медвежьи объятия обычаев, по каплям выдавливающие жизнь из человеческой души, еще не овладели этими юными бельгийцами, рожденными под счастливой звездой. Они еще понимали, что интерес, который вызывает у них их коммерческая деятельность, – ничтожный пустяк в сравнении с их пылкой и многострадальной любовью к лодочному спорту. Если вы знаете, что вам нравится, а не просто отвечаете «аминь» на то, что свет предлагает вам, – вы сохранили живую душу. Человек же, сохранивший свежесть ощущений и искреннее сердце, может быть великодушен и честен не только в коммерческом смысле этого слова, он умеет любить друзей. Короче говоря, он человек, который действует согласно собственным побуждениям, сохраняя себя таким, каким его создал Бог, – а не просто рычажок в социальной машине, приклепанный согласно принципам, ему непонятным, во имя цели, ему неинтересной.

Ну кто осмелится сказать мне, что работа в конторе интереснее забав среди лодок? Если же кто-либо и скажет нечто подобное, я отвечу ему, что он никогда не видал ни лодки, ни конторы. И без сомнения, путешествие на лодке гораздо полезнее для человека, нежели конторские занятия. В сущности, удовольствие должно было бы стать самой важной целью жизни. Противопоставить этому можно только алчную погоню за деньгами.

Лишь лживое лицемерие способно изображать банкира и купца людьми, бескорыстно работающими на благо человечества, людьми, особенно полезными, когда они погружены в свои дела. Но человек выше дела. Когда спортсмен из «Клуба королевских водников» настолько отдалится от дней своей юности, что утратит желание увлекаться чем бы то ни было, кроме гроссбуха, вряд ли он останется таким же симпатичным малым и вряд ли так радушно примет двух промокших англичан!

Когда мы переоделись и выпили по стакану эля за процветание клуба, один из юношей проводил нас в гостиницу. Он не захотел пообедать с нами, но не отказался выпить стакан вина. Однако энтузиазм – вещь утомительная. Битых три часа этот прекрасный молодой человек сидел с нами и распространялся о лодках и гонках. Перед уходом он велел прислуге принести нам свечи для спален.

Мы иногда пытались сменить тему разговора, но это срабатывало только на минуту. Член клуба неуверенно отвечал на вопрос, потом его снова, как волна прилива, увлекала прежняя тема, и не он управлял ею, а она подчиняла его себе. Аретуза, для которого любые гонки и скачки – порождение дьявола, оказался в тяжелом положении. Ради чести Англии он не решался признаться в своем невежестве и усердно поддерживал беседу об английских клубах и английских гребцах, дотоле ему вовсе не известных. Он несколько раз чуть было не попался, особенно когда речь зашла о подвижных сиденьях на гребных лодках. Что до Папироски, который в буйную пору юности участвовал в лодочных гонках, но ныне отрекается от грехов тех легкомысленно потраченных лет, то его положение было даже еще более отчаянным, когда «королевский водник» предложил ему пройтись завтра на одной из их распашных восьмерок, дабы сравнить английский и бельгийский стили гребли.

Я заметил, что, когда неуемный спортсмен заговорил об этом, пот выступил на лбу моего друга. Точно так же подействовало на нас еще одно предложение юного энтузиаста. Оказалось, что европейским чемпионом в гребле на байдарках был один из членов «Клуба королевских водников». И если бы мы подождали до воскресенья, этот лихой гребец снизошел бы до того, чтобы сопровождать нас до следующей нашей стоянки. Но ни я, ни мой друг не имели ни малейшего желания состязаться в гонках на колесницах с самим Аполлоном[47].