Панцирь - Андрей Гардеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот и всё.
Был доволен собой, хотя бой прошел достаточно неуклюже.
Через двадцать одну секунду вернулась чувствительность кисти.
– Замечательно, – прошептал я.
– Ба, бестолочь, да мы сегодня без ран.
– Как ты и говорила, Желчь, они мусор.
– Так это же “мусорщики”, Танцор. Чего ты вообще ожидал? – в ее голосе смех.
– Не знаю, но мне это было необходимо.
– Чувствуешь себя лучше?
– Чувствую себя дхалом.
Она радостно засмеялась.
Я невольно улыбнулся.
Подобрал меч, посек глотки громилы и “щитовика” и пошел в сторону подстреленного.
Раненный корчился, стремился отползти. Я дошел до него. Глянул – там пацан. Лет пятнадцати.
Глупец.
Из рта потоком струилась кровь. Маску уже и сам сорвал – наверное, задыхался.
– Marer ba, kita, kita. Marer sog, – прошипел он в слезах. – sog. Marer.
– Marer, мелкий. Полный marer, – я порезал ему шею лезвием. – Рано ты влез во взрослый мир. Не испачкай Бездну своим дерьмом, болезный.
Оставался только пленник.
Пригляделся: по фигуре определенно женщина. Сидела на снегу возле саней. Была привязана. Глядела с удивлением, без страха, не совершая при этом лишних движений. Нос и рот закрывала чёрная маска.
Желчь поинтересовалась:
– Бабе тоже мечом по горлу?
– Не говори глупостей.
– Ну а вдруг у тебя настроение такое замечательное, что ты решил вообще всех встречных “радовать”. А что? Все веселее, чем просто куда-то бесконечно шлепать по этой серо-мировой блевотине.
Подошел ближе.
Молодая.
Видно, что ее били, но деталей повреждений за маской не разглядеть. Под маскхалатом не было одежды. Мерзла – ее потрясывало. На голых руках серые пятна. Наверное, какое-то время провела без фильтров маски. Черные и грязные волосы длиной по плечи. Та часть лица, которую я видел, отмечала печать удивления.
Спросил:
– Язык знаешь?
– Да. Есть.
– Не в идеале?
Пожала плечами:
– Не учат.
– Эти?
– Мусорщики. Да сожрет их яйца Бездна. Завершили моих промысловиков.
– Твоих, – кивнул. – Друзей?
– Хозяев.
– Рабство? – поморщился.
– Рабство.
– Вонючий зверек, – радостно прокаркала Желчь. – Добей и не мучайся. Не создавай передвижных зверинцев.
– Желчь, я сам разберусь что мне НЕ создавать.
Она лишь засмеялась.
Способность людей превращать сородичей в рабов, воровать их волю, всегда вызывала во мне эхо отвращения – это помнил четко.
Смотря на ее фигуру, я думал о порочности и несовершенстве организованных людьми общественных систем.
Перерезал веревки на руках. Она поднялась, потерев запястья:
– Благодарность, – в голосе недоумение.
– Ты свободна.
– Так не думаю, – взгляд строгий. – Переходное право.
– Что?
Желчь опять зашлась в приступе смеха. Поди все считала заранее.
– Они завершили моих хозяев – стали хозяевами, владение. Ты завершить их. Цепочку провести сможешь или необходимость помощь?
Чуть приподняла брови.
Нахмурился:
– Мне это не нравится.
– А есть варианты?
Огляделся. Она здесь умрет, даже если я отдаем ей половину бандитского скарба. Если пойдет со мной, скорей всего ее тоже ждет смерть.
Эмоций нет, моды бездействовали. Все что ощущал – легкую дрожь раздражения за лабиринтами мыслительных маршрутов.
– Нет. Я не возьму тебя.
– Ты, когда мимо хтон бесхозного проходить – брать?
– Брать.
– Пригодиться?
– Пригодиться.
– И я пригожусь.
Весомый аргумент.
– Мои тропы опасны – ты умрешь на них.
Пожала плечами:
– Я смерть сейчас тут. Так что бери хтон. Ответственность. Выгода. Тело. Если рабство нет, ты ответственен за прирученных. Если спасаешь, то спасай до конца, а не делать вид. Нас таких звали kahatan – трепачи. Не существуй kahatan, существуй дхал. Дело и слово.
Желчь пробурчала:
– Выбей ей зубы, Танцор, она меня бесит.
