Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев

Красс резко встал. Все замерли, ожидая конца этого мучительного разговора. Цезарь с интересом смотрел на Красса. Тот хотел еще что-то сказать, открыл рот, но внезапно увидел взгляд Цезаря и, смешавшись, замолчал. Затем, посмотрев по сторонам, он швырнул на стол кошелек монет.

– Я покупаю у тебя, Пинарий, этого мальчика и его отца. Может, этот Спартак тоже будет в будущем знаменитым воином. Я отправлю его в свое поместье работать на кухне.

Благоразумный Пинарий понял, что сейчас не время торговаться с Крассом из-за своего раба. Он молча поклонился.

Испуганные посетители зала смотрели, как из таверны медленно выходили Красс и Цезарь. Красс вышел надменный и гордый, чуть быстрее обычного. Цезарь шел следом, как всегда спокойный, размеренным шагом, словно не замечая уставившихся на них десятков пар глаз.

Едва они вышли из таверны, как Красс тяжело вздохнул. Цезарь понимающе усмехнулся.

– Я все думаю, – неожиданно громко сказал Красс, – назовет ли кто-нибудь своего сына в мою честь. Или это удел только побежденных рабов?

Из таверны Пинария доносился громкий гул возбужденных голосов.

Глава XXI

Не оскверняйте земли, на которой вы будете жить; ибо кровь оскверняет землю, и земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровию пролившего ее.

Ранние рассветы в Риме начались характерными криками привратников, отчитывающих особо назойливых клиентов. В городе постепенно складывалась оригинальная традиция, когда продажные клиенты собирались по утрам у портиков своих патронов с пожеланиями доброго утра. За это своеобразное выражение добрых чувств клиенты получали оплату деньгами либо продуктами, в зависимости от щедрости хозяина.[118]

Тысячи людей не видели в этом ничего зазорного, стараясь попасть к патрону ранее других. При таких условиях должность привратника в богатом доме становилась весьма выгодной, и многие вольноотпущенники стремились попасть на это доходное место, получая неограниченный доступ к распределению благ и, собственно, большей части денег, предназначенных для подачек.

У дома Цезаря всегда собирались огромные толпы клиентов, желающих узнать, как хозяин дома провел ночь, и поприветствовать его с наступлением нового дня. Почти все граждане города знали о щедрости Цезаря. Имеющий огромные деньги верховный жрец не задумываясь раздавал деньги для популяризации собственной персоны.

В свою очередь, у дома Лентула в прежние времена почти не было людей, так как надменный претор презирал продажных клиентов, выдавая им лишь сухой хлеб и вино. Однако в последние дни посторонний наблюдатель легко мог обнаружить заметное оживление у дома претора. Более ста клиентов приходили сюда почти ежедневно пожелать доброго утра городскому претору. Многие из них были одеты в дорогие тоги, на которые были наброшены трабеи, и они менее всего походили на несостоятельных римских клиентов. Любой римлянин мог без особого труда узнать среди них людей, принадлежащих к самым богатым фамилиям Рима.

Городской претор Корнелий Лентул Сура по рождению также принадлежал к одной из наиболее известных и знатных фамилий «Вечного города» – Корнелиям.

Еще в молодости за распутный образ жизни он был изгнан из сената, а в период диктатуры Суллы, будучи квестором, умудрился растратить государственные средства. Когда всесильный диктатор потребовал отчета о расходах, Лентул заявил, что отказывается отвечать, и выставил вперед икру ноги, как обычно делали римские мальчики, проигравшие партию в мяч. Сулле понравилась такая необычная форма защиты, и он милостиво простил молодого казнокрада. Но с тех пор за Лентулом прочно утвердилось прозвище Сура, обозначающее в переводе с латинского «икра ноги».

Его привычка запускать руку в государственную казну привела к тому, что однажды ему пришлось-таки держать ответ перед римским судом. Однако Лентул остался верен себе. После того как судьи большинством в два голоса оправдали его, он громогласно заявил, что для него достаточно было оправдания в один голос, и он напрасно истратил столько денег на подкуп еще одного «лишнего» голоса судьи.

После поспешного отъезда Катилины именно этот человек встал во главе антисенатских сил, возглавив заговор в городе. Но если подозрительный Катилина еще пытался безуспешно уберечься от шпионов Цицерона, то Лентул был неосторожным и неумелым конспиратором. В числе ста заговорщиков, посещавших его дом, было сразу четыре шпиона консула.

Согласно последнему плану Лентула, весь город был разбит на сто частей, в каждой из которых одновременно должны были начаться пожары. Несколько десятков людей перекрывали водопроводы, усиливая общую панику. Безумный план претора предусматривал и почти полное истребление римского сената. Габиний с отрядом заговорщиков должен был захватить детей Помпея в качестве заложников, дабы подоспевшая римская армия Помпея не смогла бы изменить ход восстания. Статилий со своими людьми должен был ворваться в казармы городских когорт, убить префекта Аврелия Антистия и склонить на свою сторону городских легионеров.

Новий Приск уже уехал на юг к своему дяде – Волкацию Туллу для переговоров. В случае отказа консуляра встать на сторону восставших заговорщиков кинжал Новия мог обеспечить молчание его дяди. Восставшие намеревались выступить в день открытия праздника сатурналий, за шестнадцать дней до январских календ. В дом Цетега почти беспрерывно несли мечи, кинжалы, копья, доспехи. Слуги Лентула и Цетега заготавливали в больших количествах паклю и серу.

В последние дни Лентула начали мучить сомнения. Безрассудный от природы, он понимал, сколь уязвимым может оказаться заговор, если восставших не поддержит реальная военная сила. Полностью рассчитывать на комплектующуюся армию Манлия и Катилины не приходилось, и Лентулу, как ему казалось, пришла в голову блестящая мысль.

В это утро, за несколько дней до декабрьских календ, после очередного визита клиентов Лентула, к его дому уже спешили Цетег и Цепарий, срочно вызванные претором к себе. В эти тревожные дни Цепарий исполнял роль своеобразного курьера между лагерем заговорщиков в Этрурии, их приверженцами в Апулее и оставшимися в городе сторонниками Катилины.

Едва они вошли в дом, как рабы проводили их в атрий, где нетерпеливо поджидал гостей хозяин дома.

– Клянусь воинственным Марсом, я жду вас с раннего утра, – начал Лентул, не давая им опомниться, – у меня хорошие новости. В городе сейчас находится делегация галльского племени аллоборгов. Они приехали жаловаться на притеснения местных магистратов и откупщиков. Я уже встречался с ними, и они готовы оказать нам всякую помощь.

Цепарий покачал головой:

– Это было неосторожно, Лентул.

Цетег, напротив, обрадовался:

– Прекрасно, они могут выступить по нашему сигналу.

– Да. Они готовы начать, едва мы им скажем, – Лентул в возбуждении зашагал по атрию. На нем была короткая туника из александрийской шерсти, на ногах легкие сандалия. Он нетерпеливо закричал рабам:

– Подавайте завтрак прямо сюда. Всем троим.

– Это очень опасно, Лентул, – снова сказал Цепарий, – они могут выдать наши планы Цицерону.

– Галлы не римляне, – возразил претор, – они не способны так быстро менять свои решения. Послы просят, чтобы мы вручили им письма к вождям за нашими подписями.

– А если это подстроенная ловушка? И лемуры[119] галлов крадутся за ними, подстерегая нас, – недоверчиво сказал Цепарий. – Если вы подпишете эти письма, Цицерон получит столь недостающие ему доказательства.

– Что может сделать этот позер, – резко заметил Цетег, – только окружить себя вооруженной стражей и шпионами.

– Цицерон очень хитер, – напомнил Цепарий, – он умудряется узнавать о всех наших планах.

– Но до сих пор наш консул не смеет никого тронуть, – быстро проговорил Лентул, несколько остывая.

Он сел на скамью, стоявшую в правой стороне атрия, у внутренних дверей. Напротив развалились Цетег и Цепарий. Рабы начали вносить кушанья.

– Ты хочешь все-таки дать им такие письма? – спросил Цепарий.

– Конечно. За аллоборгами могут подняться другие галльские племена.

– Они могут объединиться и пойти на Рим. Во имя двуликого Януса, неужели ты не видишь такой угрозы? – резко спросил Цепарий.

– Нет, – немного подумав, решительно сказал Лентул, – они будут нашими союзниками. А Цицерону мы отрежем его длинный язык прямо на глазах у сенаторов.

– Им нужен Сулла, – сказал, сжав зубы, Цетег, – как жаль, что мы не можем спуститься в Гераклейское прорицалище и вызвать дух Суллы.

– Ничего, скоро Цицерон встретится с ним на другом берегу Ахеронта, – насмешливо сказал Лентул.

– И все-таки это очень опасно, – вздохнул Цепарий, – но если ты считаешь, что это принесет пользу, дай им письма.