Опасное соседство - Ялмар Тесен

Перед рассветом, задолго до того как проснулся лес, леопард очнулся и принялся вылизывать перепачканную землей раненую лапу. Довольно долго в подлеске не было слышно ни звука — только шлепанье языка зверя, счищавшего с шерсти по краям раны засохшую кровь и грязь. Потом запела малиновка, точно высвистывая на дудочке мелодию к какой-то веселой комедии. Она допела свою песенку до конца, потом повторила, только уже медленнее, и затихла, словно ожидая, когда ей ответит соловей. Но тот всего лишь щелкнул разок, и малиновка снова повторила свою партию и, умолкнув наконец, смогла уже с удовлетворением отметить, что разбудила всех птиц в лесу: попугаи, кукалы, черноголовые иволги и даже ленивые трогоны окутали долину паутиной своих голосов. И тогда леопард двинулся дальше.

Несколько часов глубокого сна, в который он провалился, сослужили ему отличную службу, и теперь у него нашлись силы для последнего рывка вверх по заросшему лесом крутому склону, к влажно блестевшим голым скалам на южной стороне горной гряды. На старой лесной дороге след матери все еще был различим, но стоило молодому леопарду перевалить через вершину, навстречу ослепительно сиявшему солнцу, как все запахи вместе с влажными испарениями поднялись в воздух и смешались с ароматами нагретых скал и колючего низкорослого кустарника. Леопард видел перед собой долину, шар солнца, освещавший скалы и безбрежное море зеленого вельда, а вдали — серебристые нити горных ручьев и рек, тянувшихся через долину к дальней горной гряде. Он решил пока прекратить поиски, тем более что след вел к каменистой осыпи вниз, и где-нибудь укрыться от солнца и отдохнуть. Тенистое место нашлось на выступе под нависающей скалой; напротив росло лишь одно дерево; земля была покрыта высохшей травой. Совершенно обессиленный, леопард лег, тяжело дыша и не испытывая ни малейшего желания идти дальше. Он пролежал там до самого вечера, а когда наконец сгустилась тьма, почувствовал, что не только восстановил силы, но и вполне способен интересоваться новым окружением. К тому же хотелось есть. Однако эта вполне естественная реакция была притуплена пронзительной болью, стоило ему ступить раненой лапой на острый камень, и тогда, впервые с тех пор как с ним случилось несчастье, молодой леопард дал себе волю, негромко застонав, и стон этот жутковатым образом перешел в глубокий хрип и закончился басовитым мяуканьем — так обычно детеныш зовет мать, но сейчас в этом детском зове слышалась печальная жалоба взрослого зверя, загнанного в угол и полного отчаяния. В нем был страх близкой смерти, и крик этот наполнил долину такой тревогой, какую знают теперь только такие вот дикие края, — тревогой и ощущением утраты чего-то поистине могучего и прекрасного. И в течение всей ночи раздавался зов молодого леопарда, в котором порой прорывались все же гневные, страшные ноты — когда голод заглушал все остальные его чувства.

Далеко, почти у самого подножия гор, лягушки в нежно журчавшем ручейке умолкли, заслышав шаги самки леопарда.

В наступившей тишине она услышала зов сына и остановилась.

Вставшие торчком уши ее подрагивали от любопытства: это был явно не любовный призыв самца, да и сама она не была готова к любовным играм. Самка стала подниматься по склону горы и через какое-то время оказалась рядом с источником звука.

Она тоже принялась звать, делая паузы, наклоняя голову и прислушиваясь. Вся напряженная, она осторожно подошла к тому месту, где прятался молодой леопард. Пасть ее была полуоткрыта, она нервно нюхала воздух, и наконец мать и сын коснулись носами друг друга, приветливо ворча, довольные встречей. Потом самка принялась вылизывать рану у сына на спине, а он распростерся возле нее, положив голову на лапы.

Рано утром она повела его вниз, в речное ущелье, и еще до восхода солнца оба леопарда уже достигли логова среди скал, перед которым открывалась заводь с черной водой, густо заросшая по берегам карликовыми пальмами; с тыла логово защищала крутая стена утеса. Молодой леопард, совершенно измученный даже после этого относительно короткого путешествия, рухнул на землю. Последние тридцать метров, которые пришлось идти по воде, по каменистому руслу реки, выпили у него последние силы. Здесь река пробивала себе путь меж высокими, почти вертикальными утесами, а узкие ее берега заросли почти непроходимой стеной светло-зеленых пальм. В густой зелени виднелись их переплетенные чешуйчатые стволы, сквозь которые, журча, пробиралась своей дорогой речка. Самка преодолела это препятствие в несколько мощных прыжков; она старалась не оступаться, но все-таки один раз оступилась и упала, погрузившись чуть ли не с головой в заросли, нависшие над водой, и тут же вновь выскочила на берег; с задних лап и хвоста у нее текла вода.

Молодой леопард пытался подражать ей, но это оказалось невозможно. Переплетенные точно змеи, стволы пышной растительности мешали двигаться и требовали максимального напряжения всех мышц и сухожилий. Он попробовал преодолеть это препятствие прыжком, но туг же потерпел неудачу — упал куда-то во тьму, с растопыренными, точно щупальца, когтями передних лап. Вода оказалась холодной, и он громко рявкнул от боли и страха; гулкое эхо словно выстрел разнеслось по ущелью, и он стал двигаться осторожнее, где вплавь, а где ползком, прокладывая себе путь в хитросплетенье ветвей и стволов. Теперь он лежал, вывалив язык, в полумраке логова, и глаза его влажно блестели; под лоснящейся шкурой все еще слабо дрожали и перекатывались напряженные мускулы; полоска белой пены застыла на верхней губе, над обнаженными зубами. Когда свет снаружи стал более ярким, в тенистом логове почти ничего невозможно было разглядеть, разве что мелькал порой белый клык да вспыхивала серебром влажная черная шкура там, где проникший в пещеру солнечный луч касался ее. И вдруг в пещеру точно влетел рой пчел или облачко мошкары — что-то пятнистое шевельнулось в полумраке, и тут же пятнышки на шкуре самки расплылись, исчезли, и она скользнула вниз, в заросли кустарника на каменистом склоне, и пропала из виду.

Она вернулась в сумерках, наевшись до отвала, с надутым брюхом и отрыгнула груду дымящегося мяса на травку у пещеры. Молодой леопард поднял голову и сел, по-щенячьи выставив заднюю лапу. Усы его подрагивали, он некоторое время принюхивался, а потом очень медленно, припадая брюхом к земле, подполз к мясу и начал есть. Он съел эту порцию и еще одну, а потом лег и заснул. Так продолжалось целую неделю: самка охотилась на склонах горы, пока вожак небольшого стада серых косульих антилоп не прихватил с собой трех оставшихся еще в живых самок и не ушел за горы, на более безопасный конец верескового вельда, граничивший с морем.