Нить, сотканная из тьмы - Сара Уотерс

После его ухода мать приказала Вайгерс подать мне грелку, потому что я жаловалась на боли в животе. Потом дала мне опий. По крайней мере, на вкус он приятней, чем хлорал.

— Разумеется, я бы не заставила тебя сидеть с нами, если б знала, как ты больна, — сказала мать.

Впредь надо быть внимательней к тому, как я провожу время, добавила она. Потом привела Хелен со Стивеном, я слышала, как они шепчутся. Кажется, я задремала, но очнулась с криком и в слезах и с полчаса не могла стряхнуть наваждение. Потом я испугалась того, что могу сказать, если вдруг на меня опять накатит. Я попросила родных уйти, обещав, что со мной все будет хорошо.

— Уйти? Что за вздор! Оставить тебя наедине с болезнью?

Наверное, мать собралась сидеть возле меня всю ночь. В конце концов я заставила себя лежать тихо и спокойно, и родня согласилась, что можно обойтись приглядом горничной. Теперь до рассвета Вайгерс караулит за дверью. Я слышала наставления матери: следить, чтобы я не шевелилась и не тратила силы; может, Вайгерс уловила шорох страниц, но в комнату не вошла. Днем, ступая на цыпочках, она принесла мне чашку кипяченого молока, сдобренного патокой и яйцом. Если пить это по разу в день, сказала она, я быстро поправлюсь. Но я не смогла. Через час Вайгерс унесла чашку, и ее некрасивое лицо опечалилось. Я съела лишь кусочек хлеба и выпила воды; жалюзи закрыты, горит свеча. Когда мать зажгла лампу, я съежилась. Свет режет глаза.

26 мая 1873 года

Нынче днем, когда я тихонечко сидела в своей комнате, в дверь позвонили, и Рут кое-кого привела ко мне. Это была дама по имени мисс Ишервуд, которая в прошлую среду приходила на темный круг. Увидев меня, она разрыдалась и сказала, что с той поры не спала ни единой ночи, и все из-за Питера Квика. Он прикасался к ее лицу и рукам, и она до сих пор чувствует его пальцы, которые оставили незримые отметины, источающие влагу наподобие слез, что льются буквально ручьем.

— Дайте руку, — попросила я. — Сейчас вы чувствуете влагу?

Чувствует, ответила дама. Секунду я разглядывала ее, а потом сказала:

— Я тоже.

Дама на меня уставилась, и я засмеялась. Разумеется, я поняла, что с ней такое.

— Вы подобны мне, мисс Ишервуд, только не знаете этого, — сказала я. — Вы обладаете даром! Вы так полны духовным веществом, что оно сочится из вас, желая вырваться, его-то вы и ощущаете как влагу. Надо помочь ему, и тогда ваши силы окрепнут, как им предназначено. Им требуется, так сказать, развитие. Если этим пренебречь, ваш дар увянет или же свернется внутри вас и породит болезнь. — Дама ужасно побледнела. — Полагаю, он уже маленько свернулся, правда? — Она кивнула. — Что ж, больше он не причинит вам вреда. Вы же чувствуете улучшение, когда я к вам прикасаюсь? Тогда представьте, как я сумею вам помочь, если мою руку направит Питер Квик!

Я велела Рут подготовить гостиную, потом звонком вызвала Дженни и предупредила, чтобы в ближайший час она не появлялась ни там, ни в соседних комнатах.

Чуть погодя я отвела мисс Ишервуд вниз. По дороге мы встретили миссис Бринк, и я объяснила, что дама пришла на индивидуальный сеанс.

— Как вам повезло, мисс Ишервуд! — воскликнула миссис Бринк. — Надеюсь, вы не слишком утомите моего ангела?

Дама обещала поберечь мои силы. В гостиной Рут повесила штору, но приготовить кувшин с фосфорным маслом не успела и лишь пригасила светильник.

— Хорошо, оставим эту лампу, и вы известите меня, когда почувствуете Питера Квика, — сказала я. — Он явится проверить ваш дар. Лишь на сеансах я сижу за шторой, которая оберегает меня от излучений, исходящих от глаз обычных людей.

Мы ждали минут 20, и все это время мисс Ишервуд сильно нервничала, а потом в стену постучали.

— Что это? — шепнула дама.

— Не знаю, — ответила я.

Затем постучали громче, и мисс Ишервуд воскликнула:

— Наверное, это он!

Из будуара вышел Питер и, покачав головой, простонал:

— Зачем меня вызывают в неурочный час?

— Здесь дама, которая нуждается в твоей помощи, — сказала я. — По-моему, она обладает даром вызывать духов, но сила ее невелика и требует развития. Кажется, ты сам призвал ее к нашему делу.

— Это мисс Ишервуд? Да, я вижу знаки, которые на ней оставил. Что ж, мисс Ишервуд, перед нами стоит великая задача, и легкомыслие здесь недопустимо. То, чем вы обладаете, иногда называют «роковым даром». Происходящее в этих стенах несведущему покажется странным. Вы должны хранить секреты духов или же рискуете навлечь на себя их безудержный гнев. Справитесь?

— Надеюсь, сэр, — ответила мисс Ишервуд. — Полагаю, мисс Дауэс права. Кажется, наши натуры весьма схожи или же могут обресть сходство.

Я заметила, что Питер усмехнулся.

— Натура моего медиума весьма особого свойства, — сказал он. — Вы полагаете, медиум должен потеснить свой дух, дабы уступить место иному духу. Но это не так. Скорее нужно быть слугой духов, стать послушным орудием в их руках. Надо разрешить пользоваться своим духом, и слова «Пусть мною воспользуются» должны быть вашей вечной молитвой. Скажи это, Селина.

Я подчинилась, и Питер обратился к мисс Ишервуд:

— Теперь ты прикажи ей.

— Скажите это, мисс Дауэс, — попросила она.

Я повторила:

— Пусть мною воспользуются.

— Видала? — сказал Питер. — Мой медиум делает что велят. Кажется, что она бодрствует, но она в трансе. Давай, прикажи ей чего-нибудь еще.

Мисс Ишервуд сглотнула.

— Пожалуйста, встаньте, мисс Дауэс, — прошелестела она, но Питер перебил:

— Никаких «пожалуйста»! Нужно приказывать!

— Встаньте, мисс Дауэс! — сказала мисс Ишервуд, и я поднялась.

— Еще чего-нибудь! — велел Питер.

Мисс Ишервуд говорила: сведите руки, откройте и закройте глаза, скажите «аминь», и я все исполняла, а Питер визгливо смеялся. Потом приказал:

— Скажи, чтобы поцеловала тебя.

— Поцелуйте меня, мисс Дауэс, — повторила дама.

— А теперь пусть поцелует меня!

— Мисс Дауэс, поцелуйте Питера.

— Скажи, чтобы сняла платье.

— О, я не могу! — воскликнула мисс Ишервуд.

— Говори!

Она подчинилась, а Питер сказал:

— Помоги ей с застежками.

— Как сильно бьется ее сердце! — удивилась мисс Ишервуд, прикоснувшись ко мне.

— Ты видишь моего медиума раздетым, — говорил Питер. — Вот так же выглядит дух, когда у него забирают тело. Дотронься до нее. Горячая?

Очень горячая, сказала мисс Ишервуд.

— Это потому, что ее дух очень близко подобрался к плоти. Тебе тоже надо разогреться.

— Вообще-то, мне очень жарко, — ответила мисс Ишервуд.

— Это хорошо, — одобрил Питер. — Но ты еще не достаточно горяча для развития. Пусть мой медиум тебя разогреет. Снимай платье и обхвати мисс Дауэс.

Глаза мои были закрыты, потому что Питер еще не скомандовал их открыть, но я слышала, что мисс Ишервуд раздевается. Потом ее руки обвили меня, а ее щека прижалась к моей.

— Ну что, какие ощущения, мисс Ишервуд? — спросил Питер.

— Не знаю, сэр.

— Ну-ка повтори свою молитву!

— Пусть мною воспользуются.

— Еще раз!

Дама повторила, но Питер потребовал говорить быстрее, и она произнесла ее в третий раз.

Потом он взял ее за шею, и мисс Ишервуд дернулась.

— О, твой дух еще мало разогрелся! — протянул Питер. — Он должен так разгорячиться, чтобы прямо таял, и тогда ты почувствуешь, как мой дух занимает его место!

Он положил руки мне на плечи, отчего дама оказалась зажатой между нами, и я почувствовала, что ее начинает трясти.

— Какова молитва медиума, мисс Ишервуд? В чем его мольба? — спрашивал Питер, и дама без конца повторяла и повторяла.

Потом ее голос угас, и Питер шепнул мне:

— Открой глаза.

11 декабря 1874 года

Всю неделю я просыпалась от того, что мерещился звук тюремного колокола, призывающий узниц к их тяготам. Я представляла, как они поднимаются и натягивают шерстяные чулки и грубые платья. Потом стоят у решеток, приготовив ножи и миски, согревают руки о кружки с чаем, а затем принимаются за работу, чувствуя, как вновь зябнут пальцы. Наверное, Селина уже среди них, ибо чуть рассеялась тьма над той частью меня, что делила с ней камеру. Я знаю, что ей плохо, однако не езжу к ней.

Сначала меня удерживал страх, потом стыд. А сейчас мать. Мне полегчало, и она вновь стала сварливой. На другой день после визита врача она пришла ко мне, опять велела Вайгерс приготовить грелку и, покачав головой, сказала:

— Вот была б ты замужем, не так бы хворала.

Вчера мать наблюдала за моим купаньем, но одеться не позволила, сказав, что для постельного режима хватит и ночной сорочки. Потом Вайгерс вынесла платье, которое я сшила себе для поездок в Миллбанк; забытое, оно лежало в гардеробной со званого вечера, и горничная решила, что я оставила его для чистки. Увидев на платье следы известки, я вспомнила мисс Брюэр, отлетевшую к стене. Мать на меня глянула и приказала Вайгерс платье вычистить и убрать. Погодите, сказала я, ведь оно мне понадобится, на что мать ответила: не собираюсь же я продолжать поездки после всего случившегося!