Генерал де Голль - Николай Молчанов

Де Голль сохранил командование французскими силами, признавая лишь «общие директивы» английского правительства. Расходы на содержание этих сил брала на себя Англия, но речь шла лишь об авансе, который был возвращен еще в ходе войны. Хотя соглашение от 7 августа дало вишистской пропаганде повод говорить о де Голле как о «британском агенте», оно создавало кое-какую видимость законности для существования «Свободной Франции» в качестве зародыша государства. По мнению юристов, комитет «Свободная Франция» стал «частичным правительством де-факто».

Но такое мнение сложилось позднее, а в конце июня 1940 года сообщения о де Голле, появившиеся на задворках газетных страниц, вызывали лишь недоумение. Черчилль недовольно говорил Спирсу: «В международном плане де Голль неизвестен. Надо, чтобы его знали». В ответ на это генерал Спирс просил выделить 1000 фунтов и гарантировал, что менее чем через шесть месяцев о де Голле заговорят все газеты мира. Черчилль дал 500 фунтов, и Спирс поручил дело агенту по рекламе Ричмонду Тамплю, который прислал к де Голлю фотографа. Генерал встретил его с раздражением. «Меня выпускают в продажу как кусок туалетного мыла», — говорил он своим сотрудникам. Тем не менее он согласился на эту рекламу, ибо так надо было для его «частичного правительства», которому еще предстояло приобрести самое главное: население, территорию и, конечно, армию, ибо шла война. Де Голль прилагает огромные, даже отчаянные усилия, чтобы сколотить подобие своих вооруженных сил из французских частей, оказавшихся в Англии. Там находились остатки войск, эвакуировавшихся вместе с англичанами из Дюнкерка, подразделения французского Иностранного легиона, в портах стояли французские военные и торговые суда, в госпиталях лежали раненые французы. Далеко не все они примкнули к де Голлю. Так, из 2000 раненых присоединились только 200 человек. Но какой-то зародыш французских вооруженных сил удалось создать. У де Голля появился свой флот: один тральщик и две подводные лодки. 14 июля, в день национального праздника, устроили парад французских частей. 21 июля несколько французских летчиков участвовали в бомбардировке Рура. За первые три месяца численность войск «Свободной Франции» достигла 7000 человек. По сравнению с гигантскими масштабами событий, это было нечто микроскопическое.

Обширной территориальной базой и неисчерпаемым источником людских и материальных ресурсов могли бы быть колониальные владения Франции. Де Голль больше всего рассчитывал на них. Еще 24 июня, на другой день после предательской капитуляции Петэна, де Голль обратился к «проконсулам», к командующим французскими войсками и губернаторам французских колоний с призывом присоединиться к «Свободной Франции». Откликнулись только двое: генерал Кениг и генерал Лежантийом. Но повести за собой управлявшиеся ими территории — Индокитай и Сомали — они не смогли, и те остались под властью Виши. Де Голль направляет в колонии своих самых энергичных помощников, развертывает пропаганду, наконец, сам едет в Африку. Ценой напряженных усилий, а иногда и благодаря счастливым случайностям, у де Голля появляется «своя» территория. На сторону «Свободной Франции» переходят основные части Экваториальной Африки: Чад, Камерун, Среднее Конго. К де Голлю присоединяются французские владения в Океании и небольшие территории, принадлежавшие Франции в Индии. Но главные французские владения: Алжир, Тунис, Марокко, страны Леванта, Французская Западная Африка, Мадагаскар остаются под властью Виши.

Вновь де Голль оказался в парадоксальном положении, во многом схожем с его деятельностью до войны. Тогда ему пришлось ради подготовки Франции к войне с Германией бороться против французского генерального штаба. Сейчас, в борьбе против Виши, противником оказалась союзная Англия, и в первую очередь его покровитель Черчилль.

На протяжении всей войны, и особенно в первое время после создания «Свободной Франции», судьба де Голля в решающей мере зависела от Черчилля. Признание «главой свободных французов», как выяснилось буквально через несколько. дней, не означало готовности Черчилля постоянно содействовать де Голлю. Отношения между ними резко колебались между дружбой и ненавистью, часто доходя до грани разрыва. Ведь находясь в сильной зависимости от Черчилля, де Голль проводил самостоятельную политику. К тому же в англофранцузском браке по расчету обнаружилось полное несходство характеров. А поскольку сталкивались два сильных, очень властных характера, то конфликтам не было конца. Позиции Черчилля были неизмеримо сильнее, и сознание этого отнюдь не побуждало его считаться с де Голлем, в котором он, потомок знаменитого аристократического рода, признанный крупный политический деятель, самоуверенный и властный, всегда видел выскочку. Что мог противопоставить не имевший ничего за душой, никому не известный французский бригадный генерал британскому могуществу, которое так ярко воплощал Черчилль? Ничего, кроме упорства, целеустремленности и надменной гордости. Но это еще больше раздражало Черчилля. Правда, уже после войны, так сказать задним числом, Черчилль отдавал должное особым качествам строптивого французского партнера, продолжая, впрочем, подчеркивать, что из всех крестов, какие он нес на себе в войну, самым тяжелым был Лотарингский крест. В четвертом томе своих мемуаров о второй мировой войне Черчилль писал: «Эти страницы содержат суровую критику, основанную на событиях того момента, по адресу генерала де Голля, и, несомненно, у меня были с ним непрерывные разногласия и много резких столкновений. Однако в наших отношениях был один доминирующий элемент… Я знал, что он не был другом Англии, но я всегда признавал в нем дух и идею, которые навсегда утвердят слово „Франция“ на страницах истории. Я понимал его и, негодуя, одновременно восхищался его высокомерным поведением. Эмигрант, изгнанный с родины, приговоренный к смерти, он находился в полной зависимости от доброжелательности сначала английского правительства, а затем правительства Соединенных Штатов. Немцы захватили его родину. У него нигде не было настоящей точки опоры. Тем не менее он противостоял всему. Всегда, даже тогда, когда он поступал наихудшим образом, он, казалось, выражал индивидуальность Франции — великой нации со всей ее гордостью, властностью и честолюбием. О нем говорили в насмешку, что он считал себя живым воплощением Жанны д'Арк. Это не казалось мне таким нелепым, как выглядело».

С первых дней пребывания на английской земле де Голль столкнулся с таким отношением англичан к своему делу, которое, казалось, полностью противоречило заявлению о признании его «главой свободных французов». 29 июня 1940 года де Голль отправился в Трентем-парк, где разместились французские воинские части, прибывшие из Норвегии. Ему удалось привлечь на свою сторону несколько сотен солдат и офицеров. Но как только он выехал из лагеря, английские офицеры собрали французов и предупредили их, что, присоединяясь к де Голлю, они становятся бунтовщиками против своего законного правительства. А на следующий день, 30 июня, де Голль отправился в лагеря Эйнтри и Хейдок, где находилось несколько тысяч французских матросов. Его встретил английский адмирал и заявил, что он не может разрешить ему встречу с французами, поскольку это нарушает «порядок». Глава «Свободной Франции» вынужден был уехать ни с чем. Повсюду английские власти предпочитали, чтобы французы поступали на службу в британские вооруженные силы, а не присоединялись к де Голлю. Так происходило не только в Англии, но и в Африке, на Ближнем Востоке. Но особенно жестокий удар нанесла де Голлю «Катапульта», так называлась операция, предпринятая Черчиллем 3 июля 1940 года.