Курский излом - Валерий Замулин

Теперь, когда просматриваешь документы, ясно, что Ставка была недовольна тем, как командование Брянского фронта использовало танковые корпуса. По поручению И. В. Сталина начальник Генерального штаба генерал–полковник A. M. Василевский передал командующему фронтом: «Некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на [199] методы боевых действий пехоты. Пример: Катуков (1‑й тк) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимался окружением двух полков, и вы, по–видимому, это поощряете…»

Этот документ объясняет многое из ситуации тех дней. Разумеется, 1‑й тк окружал два полка пехоты не по собственной инициативе, а по приказу сверху. Но дело не только в этом. Из этого документа следует более важный вывод: танковые корпуса вводились в бой разрозненно, каждому из них ставились узкие, ограниченные задачи. А ведь можно было сосредоточить их в мощный кулак и, усилив средствами воздушной и наземной поддержки, нанести гитлеровцам действительно решающий удар во фланг.

Но, как всякий опыт, боевой тоже не дается сразу. Все эти мысли уже приходят к нам, участникам тех событий, как следствие опыта, накопленного в последующих боях»{140}.

То было сложное время становления крупных танковых соединений Красной Армии, прерванное войной и вновь возобновленное в 1942 г. Одной из главных проблем на этот момент было отсутствие опытного, профессионального корпусного и армейского звена. Генералы–танкисты, по существу, только учились управлять столь многочисленными формированиями, как корпус и армия. В это время неудачи преследовали многих, не только комкоров, но и командующих танковыми армиями (смешанного состава). Как свидетельствует бывший член Военного совета БТ и MB РККА генерал Н. И. Бирюков, 3 сентября 1942 г. в телефонном разговоре с ним И. В. Сталин, подводя итоги летним боям на юге, признал, что «ничего с танковыми армиями не получилось. Для армий нет подготовленных командиров»{141}.

И это было действительно так, кадры еще росли. Летом 1942 г. на воронежском направлении в качестве комкоров сражались целый ряд старших офицеров и генералов, которым выпадет драться на Курской дуге, в том числе и в качестве командармов. Это не только М. Е. Катуков и П. А. Ротмистров, но и А. Г. Кравченко, и А. Ф. Попов. И хотя для советской стороны те бои оказались неудачными — уже в середине августа враг прорвался к Сталинграду и овладел частью Воронежа, все они из тех событий вынесли для себя главное — опыт управления крупными соединениями в экстремальных условиях. Важным было и то, что начал формироваться и проходить [200] обкатку в боях офицерский корпус этих соединений, направленный потом в другие соединения.

Хотя 1‑й тк принимал активное участие в отражении ударов немецкой 6‑й полевой армии, рвавшейся к Волге, Михаилу Ефимовичу не довелось участвовать в Сталинградской битве, как П. А. Ротмистрову. До середины августа его соединение вместе с частями 38‑й А Брянского фронта вело боевые действия с задачей прорыва обороны и выхода к Дону западнее Воронежа. А затем корпус был выведен под Москву в резерв Ставки. Через некоторое время, в сентябре, Михаила Ефимовича вызвали в Москву на прием к Верховному Главнокомандующему. После продолжительного разговора о бронетанковой технике, фронтовых проблемах И. В. Сталин сказал:

«— Вот что, товарищ Катуков, — сказал Сталин, — вы назначаетесь командиром механизированного корпуса. Он будет куда посильнее танкового. А воевать поедете вот сюда…

И Верховный показал мне на карте, лежавшей на столе, один из районов Калининской области. Такое решение Сталина было для меня большой неожиданностью. Я поблагодарил Верховного за доверие, но сказал:

— Как же мне быть с первым танковым корпусом? Хотелось бы вывести его в ряды гвардейских, и уж тогда…

Сталин только махнул трубкой:

— Вы, товарищ Катуков, не раз еще будете гвардейцем, и не в этом сейчас дело.

Я взмолился:

— Товарищ Сталин, не так просто подготовить, научить войска. Большое для боя дело, когда тебя люди хорошо знают и ты их знаешь. В составе первого танкового корпуса находится первая гвардейская танковая бригада, с бойцами которой меня связывают узы самой крепкой боевой дружбы. Разве легко с ней расстаться! — И я попросил Верховного: — Включите войска первого танкового корпуса в новый, механизированный. Мы зло будем драться, не щадя жизни.

Сталин ухмыльнулся, расправил сгибом указательного пальца усы.

— Ну что ж, напишите номера бригад первого танкового корпуса, которые хотите взять.

Я записал на листке 1‑ю гвардейскую, 49‑ю танковую и 1‑ю мотострелковую бригады и передал записку Сталину.

…Он взял телефонную трубку и вызвал к аппарату начальника Генерального штаба. Продиктовав номера, Сталин приказал:

— Эти бригады первого танкового корпуса перебросьте туда, где Катуков будет формировать механизированный корпус, а в первый танковый корпус пошлите другие соединения. [201]

Положив на рычаги телефонную трубку, Сталин обернулся ко мне и, прищурившись, спросил:

— Ну что, товарищ Катуков, теперь довольны?

Поблагодарил я Верховного и обратился еще с одной просьбой: нельзя ли перевести в формируемый мехкорпус П. Г. Дынера, моего постоянного помощника по технической части, и М. Т. Никитина, бессменного начальника оперативного отдела.

— Хорошо, забирайте их с собой, — ответил Сталин и на прощание пожелал успеха новому механизированному корпусу в грядущих боях»{142}.

Война — дело коллективное, неспроста говорят: «Один в поле не воин» — это в полной мере касается не только бойца в окопе, но и генерала на КП. Поэтому каждый командир на своем уровне старался сплотить вокруг себя группу единомышленников, с которыми он прошел тернистый путь и доверял как себе. Михаил Ефимович понимал, какое значение имеет «команда» для обеспечения успешных действий соединения, поэтому так настойчиво просил у Верховного сохранить костяк коллектива танкистов, с которым он сроднился.

Кроме того, те, кто лично знал генерала и работал с ним, отмечали важное качество его как руководителя. Он всегда с большим вниманием относился к способным, подающим надежды офицерам, помогал им в продвижении по служебной лестнице, устраивал на учебу в военные академии, старался решить и житейские вопросы. Делал он все это с одним расчетом: чем больше будет в армии, служению которой он отдал жизнь, образованных, умных и подготовленных офицеров, тем крепче она будет.

Соединение было переброшено на Калининский фронт и включено в состав 22‑й А генерала В. А. Юшкевича. А ее начальником штаба был в ту пору генерал–майор М. А. Шалин, будущий начальник штаба 1‑й ТА. Бригады 3‑го мк вели бои в районе г. Белый — Великие Луки — Нелидов. Действовать пришлось в условиях сложной лесисто–болотистой местности, в зимнем бездорожье. В этих условиях росли, набирали опыта бойцы и командиры корпуса, которому предстояло менее чем через год сыграть очень важную роль в Курской битве, приняв на себя основной удар одной из двух ударных группировок ГА «Юг». Среди них были и прибывшие в это время на должность командира 3‑й мбр А. Х. Бабаджанян и начальник штаба 1‑й мбр Д. А. Драгунский. В ходе сражений на Огненной дуге оба офицера проявят себя с самой лучшей стороны.

Почти в течение месяца с 25 октября по 20 ноября 1942 г. [202] танкисты M. E. Катукова участвовали в Ржевско — Сычевской наступательной операции. А в начале января Михаил Ефимович вновь побывал на приеме у Верховного. В Кремле из рук И. В. Сталина он получил два для него очень важных документа. В одном говорилось, что начинается формирование 1‑й танковой армии и он назначается ее командующим, а второй — о присвоении ему звания генерал–лейтенант.

Армия создавалась в тылу Северо — Западного фронта на базе 29‑й А. Командарм имел жесткие сроки формирования: к 17 февраля 1943 г. она должна быть полностью укомплектована и готова к боям. Сработанность командарма со своим первым помощником — начальником штаба — всегда залог слаженной и результативной работы всего управления. Причем не секрет, что отношения начинают складываться с первых минут и крепнут в ходе общего дела. То обстоятельство, что танковая армия создавалась на базе общевойсковой, создало немало проблем для нового командующего. Назначенный начальником штаба генерал–майор Н. С. Дронов не знал специфики этого рода войск. М. Е. Катуков отмечал, что генерал хотя и был человеком старательным, исполнительным, но далеким от танковых войск. И тогда при поддержке Г. К. Жукова был решен вопрос о переводе из 22‑й армии генерал–майора М. А. Шалина. Михаил Алексеевич стал не только первым помощником, но и советчиком, человеком, на которого командарм в трудную минуту мог с полной уверенностью опереться. Михаил Ефимович очень ценил деловые качества своего начальника штаба: профессионализм, спокойствие, внутреннюю собранность, умение быстро и четко наладить работу управления армии. Обоим генералам довелось вместе пройти до конца войны и встретить Победу в покоренном Берлине.