На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке - Нил Никандров

свои записки она стала переправлять через резидента. По крайней мере появилась возможность для контроля за содержание переписки.

Каридад знала, что советские сотрудники в Париже выясняли по официальным каналам новый адрес её дочери Монсеррат. С ответом вышла задержка, и Каридад – без консультаций с резидентурой – обратилась с такой же просьбой к Ласаро Карденасу. Он принял Каридад у себя, и они беседовали не менее четверти часа. Карденас обещал ей помочь в розысках дочери через мексиканское посольство в Париже. Через две недели Каридад получила адрес дочери. Это вызвало новый поток упрёков на встрече с Каспаровым. Резидент в свою очередь неодобрительно отозвался о её встрече с Карденасом: он мог её опознать, так как встречал прежде, в 1937 году, когда она приезжала в Мехико по вопросу о поставках оружия. Каридад только отмахнулась: нет, не признал, хотя сама не раз говорила, причём не без гордости, что её «броская внешность» легко запоминается.

Была ли Каридад на приёме у министра внутренних дел Мигеля Алемана, выяснить не удалось. В записи беседы «Аделиты» с Алеманом, которую она сделала для Каспарова, зафиксированы слова министра о том, что к нему «уже обращались» по поводу выхода «Гнома» на свободу. Кто именно обращался, не уточнено. Можно предположить, что это была Каридад, хотя она отрицала факт такого обращения. Не исключено, что с Алеманом, по настоянию Каридад, встречалась Нелькен, и после этой встречи написала Эйтингону о необходимости ускорения «вывода» «Гнома».

Для получения согласия Каридад на отъезд в Европу резиденту всё-таки пришлось использовать Рамона. В небольшом «обезличенном» письме он просил мать «как можно скорее покинуть Мексику, чтобы не ставить под удар всю операцию и его судьбу».

Каспаров не без облегчения информировал Центр о перемирии с Каридад: «На встрече с «Клавой» достигнута договорённость: 1. Мы попытаемся привести в порядок её документы, поставить въездной штамп «Деревни», после чего она должна будет выехать отсюда. «Клава» настаивала на возможности легального выезда в «Страну», согласившись с тем, что пребывать здесь во время вывода «Гнома» опасно. От выезда в компании с «Зиной» она категорически отказалась. 2. В дальнейшем «Клава» не будет пытаться обменивать доллары и постарается не привлекать к себе внимания. Из имевшейся у неё суммы я взял половину для обмена. При этом «Клава» заявила, что 300 долларов в месяц ей не хватит. Для неё из-за привычки хорошо одеваться, пользоваться дорогой косметикой, питаться в хороших ресторанах и пр., этих денег недостаточно. Увеличение её содержания до 400 долл. может удовлетворить её потребности полностью. 3. Поскольку связь с резидентурой через «Зину» «Клаву» не устраивает, по мере необходимости с нею буду встречаться я сам. Встречи с её квартиры переносятся в город. 4. Настроение «Клавы» по отношению к нам остаётся прежним. Она выражала недовольство «Юрием», задержкой «Гнома», отсутствием писем от Луиса и т. п. Однако каких-либо признаков того, что она намеревается порвать с нами, не отмечено. Расстались мы с ней до очередной встречи очень тепло».

Призывы Рамона к материи «покинуть Мексику», наконец, подействовали. Каридад вызвала Каспарова на внеочередную встречу и заявила, что обратилась во французское консульство с ходатайством о визе. Неожиданно выяснилось, что её кубинский паспорт был старого образца. Решили, что Каридад будет действовать официально. Каспаров вручил ей список сотрудников кубинского посольства в Мексике, чтобы она выяснила, через кого целесообразнее решать вопросы. Однако Каридад «организовала» себе встречу с послом. Блеснув знанием высшего кубинского света и намекнув на родственные отношения с состоятельными людьми на острове, она настолько очаровала посла, что в итоге он распорядился о выдаче ей заграничного паспорта.

В июле 1945 года Каридад всё ещё находилась в Мехико. Она вызвала Каспарова на встречу и заявила, что день назад обратилась к французскому консулу с просьбой о предоставлении визы. Каридад просила передать в Москву следующий текст:

«Немедленно сообщите Монсеррат, чтобы они просили в Париже визу для меня. Моё полное имя – Мари де ла Каридад Эустаси; фамилия – Дель Рио и Эрнандес (не называть Меркадер), возраст согласно паспорту – 53 года. Мотивировка: дети – главным образом Жорж (Хорхе) – нуждаются в моей поддержке. Указать, что Жорж с 1942 года находился в немецком концлагере. Если необходимо, дайте его фамилию – Жорж Меркадер дель Рио, так я написала здесь. Отец – испанец, я – кубинка, почти всю свою жизнь (с восьми лет) провела во Франции. Постоянное местожительство в Париже – Rue Belloni 7. В Мехико-Сити – улица Гамбург 29. Профессии нет. Источник существования – имение на Кубе. Нужно, чтобы оттуда дали разрешение на выдачу мне визы в Мехико. Монсеррат не должна говорить ни о Луисе, ни о Рамоне, как будто их не существует. Также не должна вспоминать о Паблито и месте его смерти. Ни в коем случае нельзя проговориться, что Каридад – испанка и коммунистка. Надо действовать энергично, чтобы французы не имели времени для наведения справок».

Через неделю Каридад обратилась в посольство Франции, где получила въездную визу. Оформление американской транзитной визы после этого не составило проблемы. Перед отъездом Каридад заручилась представительскими документами от крупной мексиканской фирмы по производству изделий из серебра. Быть торговым агентом в Париже – не самая худшая перспектива.

Легко представить, какое облегчение испытал Каспаров, когда Каридад покинула Мехико. На случай каких-либо затруднений с нею была обусловлена явка в Нью-Йорке. Но условного сигнала от неё не поступило. Видимо, не возникло необходимости. Каридад прислала Нелькен 16 октября 1945 года короткую весточку о себе: «Я в Нью-Йорке, 24 числа отправляюсь в Гавр на пароходе «Санта Паула». Прибытие – 31 октября или 1 ноября».

Уже из Парижа Каридад наладила переписку с Нелькен, которая сообщала в резидентуру о каждом письме, поскольку в них вкладывались записки для Рамона. Запретить Нелькен вести переписку было трудно, потому что инициатором являлась не она. Такое запрещение привело бы к тому, что Нелькен и Куки стали бы скрывать от резидентуры факт переписки. Резидентура в Мехико просила Центр повлиять на Каридад, напомнить ей о том, что такого рода обмен корреспонденцией может нанести непоправимый вред делу.

Фитин счёл просьбу оправданной: «Тов. Грауру и Яковлеву. Заготовьте указание для «Клавы» за подписью наркома. 22.01.46».

Пока решались выездные проблемы Каридад, Каспарову пришлось проявить максимум выдержки. Он старался не обострять отношений из-за её «критических» выпадов. О причинах нервных срывов Каридад он писал в Центр:

«Настроение «Клавы» ухудшилось в связи с тем, что её сын Луис в письме, пришедшем с нашей диппочтой, сообщил, что, по словам «Леонида» [Эйтингона], мы намерены вывезти Жоржа из Франции для отдыха «Дома». Это дало ей повод разразиться упрёками, что в «Дом» легко приехать, но трудно выехать, и она не хочет, чтобы с Жоржем повторилось то же, что было с нею».

Центр оценил работу Каспарова по «Гному» положительно. Но с оговорками: «По делу