Мой метод: начальное обучение - Мария Монтессори

Вот о чем надо говорить, а не рассуждать о поощрении и наказании, о соревновании, о методике воспитания морали, о создании новых заповедей. То, что мы до сих пор считали дидактической проблемой, на самом деле является социальным вопросом.

Последствия легко устранимых причин нельзя считать моральной проблемой. Представьте бедный квартал, где множество нищих, где драки вспыхивают из-за куска хлеба, здесь грязно, ужасные кабаки, никакой культуры, женщины и мужчины легко встают на путь порока. В первый момент мы чувствуем только отвращение к ним. Неподалеку современный рабочий квартал. Зарплаты у людей достаточные, дома чистые, рядом театры, а не одни кабаки. В ресторане обедают прилично одетые посетители. Нам они нравятся. Но действительно ли они хороши? По-настоящему добры те, кто улучшает жизнь. Тот, кто просто пользуется жизненными благами, не может считаться добрым в строгом смысле слова, с позиции морали.

Иначе достаточно было бы решить экономические проблемы, и люди мгновенно стали бы нравственными. Конечно, это не так, мораль — вопрос жизни, природы, ее нельзя изменить внешними факторами. Люди живут богаче или беднее, в более или менее культурной среде, все равно перед ними стоят нравственные проблемы, более глубокие, чем богатство и цивилизация.

Легко убедиться, что воображаемая детская злость — лишь выражение борьбы за духовное здоровье. Дети хотят сохранить свой внутренний мир, а мы хотим помешать им. Мы отравляем их мраком заблуждений. Ребенок сражается за свою духовную пищу, как бедняк за кусок хлеба. Он деградирует, становится жертвой наших соблазнов, как бедняк поддается влиянию алкоголя. В этой борьбе и гибели дети — бедняки, обреченные на нищету. Никто лучше не показывает нам, что не хлебом единым жив человек. Страдания, борьба, все общественные требования, касающиеся телесных нужд, проявляются и в духовном развитии. Детям нужно расти, совершенствоваться, развивать свой интеллект, внутренний мир, формировать характер. Значит, им нужно освободиться от рабства, завоевать средства к существованию. Им недостаточно пищи телесной, им нужно интеллектуальное питание. Им недостаточно одежды, защищающей от холода, они хотят стать сильными и ловкими, украсить себя умом. Почему же взрослые не обращают внимания на эти потребности ребенка, почти поверив, что решение экономических проблем освобождает от нравственных? Почему мы не видим, что сопротивление, гнев, отчаяние и деградация — проявление неудовлетворенных высших потребностей, хотя каждый день наблюдаем это сопротивление, гнев, отчаяние и деградацию в наших детях, сытых, одетых, ухоженных по всем правилам гигиены?

Удовлетворять интеллектуальные потребности человека — значит способствовать укреплению его морали. Наши ученики, которые могли свободно заниматься интеллектуальной работой, свободно удовлетворять внутренние потребности, свободно заниматься с выбранным предметом сколь угодно долго, отвлекаться в момент созревания, сосредотачиваться на медитации, сохраняли спокойствие и порядок. Гармония движений, вкус к прекрасному, чувствительность к музыке, вежливость во взаимоотношениях питались из внутреннего источника.

Это труд освобождения. У нас нет никаких специальных приемов воспитания детей, мы не учим их побеждать капризы и сохранять спокойствие во время работы. Мы не учим порядку и тишине, призывая следовать положительным примерам и объясняя пользу дисциплины. Мы не читаем проповеди о вежливости, об уважении к труду, к другим людям, о терпении. Ничего подобного. Мы только освобождаем ребенка и помогаем ему жить. Это он нам объяснил, что ему нужно в жизни помимо материальных благ.

Деятельность, доселе не замеченная у маленьких детей, такие качества, как работоспособность, постоянство, терпение, проявляются во взрывах радости, в атмосфере привычной тишины. Они встали на путь мира. Препятствие, доселе мешавшее природе, исчезло.

Сытый человек спокойнее, склонен предпочесть высокие наслаждения низким, примитивным удовольствиям. Так и ребенок, чьи внутренние потребности удовлетворены, становится спокойнее, готов совершенствоваться.

Несмотря на это, вопросы морали не забыты, мы их только очистили от всякой шелухи. Чем больше удовлетворены потребности человека, тем он счастливее, но это не значит, что он полон достоинств, которые предписывает высокая мораль. Мы скорее освободили его от внешних заслуг. Добро и зло исчезли перед лицом социальной реформы. Мы уже выяснили, что определенные проявления добра связаны с богатством, а зла — с нищетой, и мы оставили человека совершенно голым, чистым. Теперь ему надо вернуться к истокам жизни и создать свои достоинства, возродить мораль.

В основе нашего метода — глубокая сосредоточенность на сенсорном стимуле, но мы не ограничиваемся только развитием органов чувств, иначе мы забыли бы о цельности человека, который живет не только материальной пищей, но одной интеллектуальной ему тоже не достаточно.

Стимулы окружающей среды — это не только предметы, но и люди, с которыми нас связывают нематериальные отношения. Мы не ограничиваем себя созерцанием красоты, которую так чувствовали древние греки, слушанием стихов и песен, потому что настоящие взаимоотношения между людьми хотя и начинаются с сенсорных ощущений, строятся на чувствах.

Моральное чувство, о котором говорят позитивисты, — это в значительной степени симпатия к себе подобным, понимание их боли, справедливость, без нее нет нормальной жизни. Нельзя стать нравственным, заучивая правила и обычаи, потому что память — это еще не все, самая крошечная страсть окажется сильнее. Преступники, если они хитры и прилежны, всегда обойдут закон и совершат свое преступление. Нормальные люди, не зная законов, никогда не нарушат их, благодаря внутреннему чувству, которым руководствуются.

Позитивная наука под моральным чувством имеет в виду комплексное явление: одновременно чувствительность к общественному мнению, к законам, к религии, но в этом многообразии теряется само определение, что такое моральное чувство. О нем говорят интуитивно. Каждый чувствует в себе что-то, что соответствует этому качеству, и судит, опираясь на собственное внутреннее убеждение. Религия проста и точна. Она называет внутренним моральным чувством, источником жизни — любовь. В это определение не входят ни социальные законы, ни весь мир. Любовь — это связь между душами и Богом. Она есть — и все остальное суета. Добро исходит от нее, как потоки света от солнца. Все создано и живет любовью.

Биологи, исследующие тайны природы, обнаружили в любви источник жизни. После многих трудов ученые узрели очевидное: биологический вид сохраняет любовь, а не борьба за существование. Борьба разрушительна, а выживает не только сильнейший, как думали сначала, но и любимый. На самом деле борются и побеждают взрослые особи. Но кто защищает новорожденного? Если для защиты нужна непроницаемая броня, когти, у него нет ничего подобного. Мускулы? Младенец слаб. Ловкость? Он не умеет двигаться. Плодовитость? Еще не скоро. Значит, почти все живое должно было исчезнуть с лица земли, потому что каждый силач когда-то был слабым, и нет ребенка слабее некоторых взрослых. Любовь защищает слабых и объясняет их выживание. Материнская любовь привлекает сегодня внимание ученых как природный феномен. Если борьба за существование рисует нам картины разрушения, материнская любовь проявляется в самых разных волшебных формах, это сокровенная и явная причина чарующего разнообразия природы. Это фундаментальное качество вида, которое должны признать все ученые.

Насекомые, столь тщательно описанные Фабром, такие крошечные и непохожие на нас, демонстрируют великолепные примеры материнской любви. Одна из первых статей натуралиста об этом, «Психология паука», могла бы стать сюжетом пьесы. Как известно, паук создает сеть и прикрепляет ее к обратной стороне листьев. В ней он хранит яйца и сам остается тут же, чтобы защитить сокровище, будущее вида. Если паутина случайно рвется, паук быстро чинит ее. Экспериментатор вынул паука из сети и унес подальше на 20 дней. Что такое паук? Несколько кубических миллиметров мягкой ткани, ни мозга, ни сердца. Его жизнь коротка, 20 дней для него — целая эпоха. Тем не менее это существо все время разлуки беспокоилось, пыталось бежать. Когда его, наконец, освободили, он кинулся к паутине, спрятался в ней и взялся за починку дырок. Где прячется столько памяти и любви? Если из паутины вынимают настоящую мать и кладут на ее место другого паука, чужак немедленно усыновляет кладку: защищает гнездо от врагов, чинит дыры. Следовательно, материнский инстинкт присущ всему виду, независимо от того, кто именно произвел потомство. Более того, если к паутине, где сидит приемный родитель, приближается настоящая мать, чужак и не думает сражаться. Напротив, уползает, освобождая место. Какая телепатия позволяет пауку почувствовать приближающуюся материнскую силу? Вот конец эксперимента: родились паучата, они прячутся в сети вместе с матерью. Экспериментатор разрывает паутину, чтобы посмотреть, что произойдет. Паучата разбегаются во все стороны, а их мать остается на месте разоренного гнезда и умирает ужасной смертью. Ее убивает гибель вида. Материнской любви не нужны специальные сложные органы, мозг, сердце, органы чувств. Она словно существует вне материи. Это сила, которой жизнь защищает себя. Сила, которая была до сотворения и во время его. О ней говорится в Книге Мудрости: «Я был с Господом в начале творения, прежде чем было создано хоть что-нибудь, не было еще бездны, а я уже был задуман. Я был с Ним и владел всем, и рад был быть с Ним, с миром. Кто обретет меня, обретет жизнь».