Оправдание Шекспира - Марина Дмитриевна Литвинова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так зародился миф, который, постепенно укореняясь, обрастал все большими подробностями. «И наконец, – пишет Шерли, – удостоился Словаря национальных биографий… Мисс Агнес Кларк пишет о Харриете: “После водворения в Тауэр в 1606 году граф Нортумберленд держал превосходный стол для Харриета и его друзей математиков – Уолтера Уорнера и Томаса Хьюза, которых называли “три мага графа Нортумберленда”. К их компании часто присоединялся Рэли”.
Сэр Сидни Ли, один из самых почтенных стратфордианцев, автор статьи в этом словаре о графе, следует той же версии: “Нортумберленд собирал вокруг себя в Тауэре ученых мужей, которым платил жалованье за помощь в исследованиях. Томас Харриет, Уолтер Уорнер и Томас Хьюз, математики, были его постоянные сподручные на жалованье, их называли “три мага” графа”.
Изучение же сохранившихся архивов Нортумберленда дает совсем иное представление о жизни в Тауэре в те годы, отличное от этой романтической и идеализированной картины. “Три мага” никогда не жили в Тауэре ни с Нортумберлендом, ни с Рэли; никогда никто ни держал “превосходного” стола для продвинутых ученых бесед, чтобы усладить графа.
И нет никаких свидетельств в сохранившихся от того времени бумагах, что Харриет, Хьюз и Уорнер… совместно занимались математическими исследованиями или вместе ставили научные опыты… Ввиду того, что ложная информация о кружке так широко распространилась, полезно было бы сделать обзор подлинных бумаг и документов, находящихся в архивах девятого графа и поясняющих ту роль, которую играли “три мага” в домашнем быту графа» [121].
Далее в своей ученой монографии Шерли подробно останавливается на отношениях графа и трех математиков, опираясь на бесспорные архивные материалы. Они не имеют ничего общего с мифом. Миф этот – красивый и чувствительный – будит воображение, но не соответствует действительности. Развенчание его, установление истинных фактов, образующих иную конфигурацию событий, важно для шекспироведения. «Три мага», возможно, связаны с одной из самых прелестных и многозначительных комедий Шекспира «Тщетные усилия любви».
Комедия эта полна аллюзий, многие из которых до сих пор не разгаданы. Да и вся пьеса в целом представляет собой огромную загадку. Вот что пишет о ней ее арденский комментатор Ричард Дэйвид:
«Имеется, возможно, и еще одна причина, менее почтенная, почему к этой комедии в последнее время возродился интерес. В наш век детективных историй кто не любит хорошей детективной загадки… Комедия являет собой целый букет нерешенных загадок, благодаря которым литературная история начала девяностых XVI века будет почище историй отца Брауна: неуловимый Мартин Марпрелейт, потерянные годы Уильяма Шекспира, секретное общество сэра Уолтера Рэли, убийство ударом ножа Кристофора Марло, загадка Уиллоби и его Авизы, не говоря уже о вездесущем Френсисе Бэконе и других, непосредственно не связанных с историей, мистификациях. В этом и заключается привлекательность “Тщетных усилий” для всякого рода свихнувшихся чудаков, которые извлекли из комедии довольнотаки странный нектар. Но не только это, комедия привлекает действительно пытливые умы.
Из всех шекспировских пьес эта – самая личная. Решение загадок, которые Шекспир в нее запрятал (должен с самого начала признаться, что я не знаю их решения), не только утихомирило бы самый ярый детективный пыл, но и высветило ранние годы его творчества, обнаружило факты, давшие пищу ранним комедиям, – об этом важнейшем периоде Шекспира сейчас абсолютно ничего не известно» [122].
Эти слова были сказаны в 1951 году крупнейшим стратфордианцем. Но они справедливы и поныне, о чем свидетельствует последняя, пятьсот шестьдесят восьмая, страница известной книги Шенбаума «Жизни Шекспира».
Пытаясь докопаться, кто прототипы Армадо и Олоферна, Дэйвид перечисляет гипотезы предыдущих исследователей. Вот одна из них: «…Артур Ачесон вдруг увидел любопытное противостояние темы “Тень ночи” Чапмена и “Тщетных усилий”… Чапмен, сочиняя свою “Тень”, надеялся снискать милость нескольких аристократов – “много умного Дарби, глубокомысленного Нортумберленда и искусника Хансдона”. С этой целью он обращается с письмом к Мэттью Ройдону, третьесортному поэту, связанному с этой группой вельмож… Покровителем Ройдона был сэр Уолтер Рэли. Вместе с Рэли и другими его протеже, такими, как Марло и математик Томас Харриет (оба близкие друзья Чапмена), Ройдон организует маленькую “академию” для философских и научных бесед… Харриет, вместе с Уолтером Уорнером и Томасом Хьюзом, двумя другими математиками в этой группе, стал оказывать услуги близкому другу Рэли графу Нортумберленду, тому самому, кому имеется посвящение в “Тени ночи”. Выпад в адрес “Тени ночи” направлен против Рэли; слишком серьезная академия комедии – это “школа” Рэли, и осмеяны в пьесе его три знаменитых математика: изображающие их действующие лица, как писал Довер Уилсон, в арифметике безнадежны… Вполне возможно, что кружок Рэли прямо представлен в пьесе, – продолжает комментатор. – В самом деле, чему могла бы таинственная “школа ночи” (акт IV, сц. III) более точно соответствовать, чем “Тени ночи”?…Довер Уилсон вполне доказательно называет Олоферна самим Томасом Харриетом. Он был учитель, долгое время жил в Сион-хаусе, резиденции Нортумберленда в Айлуорте… и даже сочинял вирши, используя игру слов, основанную на математических терминах» [123].
Так вот, если забыть о мифе трех магов, то окажется, что Харриет никак не может быть прототипом Олоферна. Беда в том, что ученые исследования остаются неизвестны не только широкому кругу читателей, но и литературоведам, а красочная сказка о трех магах цепко держит воображение. Выходит, что необходимо тотчас же переводить новое знание, новые факты с языка науки на язык изящной словесности – человек легче усваивает, легче держит в памяти информацию, выраженную в образах, чем в отвлеченных понятиях. И так легче отказаться от привычного мифа, сменить один образный мир другим.
Имя Томаса Харриета встречается в связи с Шекспиром еще раз в более странной ситуации. Когда ученые начали исследовать все подряд письменные документы того времени, особое внимание привлекли записные книжки. В одной из них, принадлежность которой не установлена, имеются выписки на латыни из Томаса Харриета.
Содержание этих выписок – толкование понятия Бога и другие религиозно-философские мысли Ренессанса. Выписки были достаточно опасны – вспомним процесс против сэра Уолтера Рэли. Но в этой же записной книжке имеется еще более интригующая запись, сделанная тем же почерком: отрывки из пьесы Шекспира «Генрих IV. Часть 1». Отрывки даны в соответствии с сюжетным развитием пьесы, и объединены наставлением царствующего Генриха IV своему сыну принцу Генри, как себя следует вести наследнику престола. Сама по себе находка отрывков – эпохальное открытие, ведь нет ни одной прижизненной рукописной строчки
