Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин

— Пока недостаточно сведений. Но необходимо написать товарищам, чтобы затаились. Затаились и ждали.

— Хорошо, Володя, я напишу.

— Гучков, Милюков, Федоров, Родзянко, Керенский, Пуришкевич. Но почему не Набоков? Вот кого надо бы в первую очередь — редкостный же умница, сволочь, — бормотал Ленин, снова глядя в окно.

* * *

Я проснулся рано утром. И блюзить не хотелось — ни всерьез, ни дурачиться: в голове и душе зияла какая-то серая мгла. Наверное, это называется «апатия». Но, скорее всего, это критическая масса новостей и событий превысила какое-то пороговое число, и психика сказала «командир, я пас, побудем за болвана». Матрёна, позавтракав, унеслась к великим княжнам, а я, механически съев что-то, пошёл — уже привычно — в парк, где почти сразу встретился с Кузьмой.

— Вас ждут нынче, в два часа пополудни, запоминайте адрес, барин: Малая, 11, — без всякого ёрничества сообщил садовник. — Пройти просто: по Церковной до следующей после известного вам дома улицы, там направо и через дом. Вход со двора, там вас и будут ждать.

— Спасибо, любезный.

— Спасибой сыт не будешь, — подмигнул вдруг Кузьма, чем настолько удивил, что пожаловал я ему двугривенный — к слову, единственную завалявшуюся в кармане монету, что я использовал в качестве медиатора.

Караулы вокруг дворца были усилены, по парку то и дело проходили патрули, что указывало либо на то, что вчерашнее происшествие не осталось незамеченным, либо на то, что император действительно приехал домой. А, скорее, и то и другое разом. По поводу любителя прыгнуть на нож меня допрашивали еще прошлым вечером, а на сегодня предоставили полную свободу, чем я и планировал воспользоваться. Вот только до двух как-то дотянуть надо — ненавижу ждать, догонять и то веселее.

Впрочем, дружище Хендрикс и руководимое им дорогое мироздание внесли свои коррективы в примитивный план мирно подремать пару-тройку часиков: к одиннадцати за мной пришёл целый полковник в парадном мундире.

— Господин Распутин, прошу следовать за мной, — тоном, намекающим, что возражать чревато, произнес он, и я подчинился. Только гитару прихватил — мне с ней как-то спокойнее. Убирал в кофр я ее на глазах провожатого, так что лишних вопросов не последовало.

В зале, куда меня привёл незнакомый полковник, было в меру торжественно. Мебели не сказать, чтобы много — пара кресел, за ними здоровенная статуя в египетском стиле; небольшой столик, на нем вода, фрукты. В одном кресле сидела пожилая дама… да какое там — настоящая Королева, столько величия и достоинства было в ней, второе оставалось пустым.

— Здравствуйте, Ваше Величество, — почтительно произнес я.

— Здравствуйте, сударь. Соблаговолите сесть, чтобы мне не пришлось смотреть на вас снизу вверх.

Я сделал шаг к креслу, в этот момент пол под ногами вздрогнул, по ногам статуи пробежали трещины, и она стала заваливаться вперед. Выронив кофр, вытянул руки и прыгнул на старушку. Энергии прыжка хватило, чтобы вытолкнуть ее вместе с не самым, наверное, легким креслом, но по ногам мне ударило ощутимо. Комната заполнилась пылью, ворвались какие-то люди.

— Ваше величество, вы в порядке? Землетрясение случилось!

— В полнейшем. Но моему гостю может потребоваться помощь, — невозмутимо ответила императрица и добавила вполголоса мне: — благодарю вас, сударь. И за внучку спасибо. Сейчас ступайте, поговорим вечером или завтра, через два дня я возвращаюсь в Киев.

Мне помогли подняться. Ноги болели, но, вроде, обошлось без переломов. Главное же чудо — что уцелела гитара, без нее тоскливо. Поддерживаемый с двух сторон казаками, я покинул место не состоявшейся, в общем-то, аудиенции.

Глава 16

Шашлык по-карски и фитиль по-царски

В Московскую контору «Русского акционерного общества граммофонов» стремительно вошёл примечательный посетитель. Был он высок ростом, наголо брит, а под темно-серый пиджак надел кофту вызывающе желтого цвета. Сняв широкополую шляпу, подошел к столику, за которым помещался с интересом рассматривающий визитера клерк — среднего возраста мужчина с залысинами и в черепаховых очках.

— Здрассьте! — сказал, как рубанул, посетитель. — Как я могу найти господина Григория Коровьева?

— Помилуйте-с! — всплеснул руками клерк. — Вам-то он зачем? Или ваша дражайшая супруга теперь грезит исключительно о нём-с? Сочувствую-с!

— Не понял… Какая с-супруга? О чём вы? — оторопел высокий.

— Да как же-с! Третий день, как продаются пластинки — все смели, к слову, новый тираж уже печатают-с, — и третий день дамочки валом: вынь да положь им этого самого Коровьева для немедленного обустройства личной жизни! За Вертинским так не бегали-с, а уж он-то известный любимец публики! И вот вам, пожалте-с: едва одна ушла, так вы теперь-с!

— Нет у меня никакой супруги! А вот вопросы к вашему Коровьеву — очень даже есть!

— Какие, позвольте-с полюбопытствовать? — страдальчески вздохнул обитатель конторы.

— Да простые! Морду набить ему хочу! — громыхнул посетитель, после чего несколько менее уверенно добавил: — а потом выпить.

— И что ж он вам такого причинил-с, что вы теперь к нему столь неласково-с?

— Да стихи мои взял, причем без спросу! И, шельмец, этак повернул, что я сам теперь слушаю и плачу — всю душу, ирод, наизнанку выворачивает!

— А! Так вы поэт-с, молодой человек? Это, знаете ли-с, очень хорошо!

— Я — Маяковский! — заносчиво ответил визитер.

— Ещё лучше, господин Маяковский! — с энтузиазмом откликнулся клерк. — Во-первых, пластинки господина Коровьева в Петрограде писаны-с, так что, полагаю, он и поныне там обретается, хоть его третий день ищут — чтоб новых песен записал, — да всё никак найти не могут. Но главное, всё же, в том, что вы — поэт. У нас, знаете ли, третий день полного ажиотажа! Всем срочно подавай блюз! Моднейшее веяние-с! Знаете ли, у нас тут есть композиторы, которые готовы-с подобное сочинять, да вот беда: поэтов нет таких, чтоб этот самый блю-юз, — он произнес новое слово, старательно вытягивая губы, — верно сложить могли-с. Двое пробовали — шалишь, не то совсем. А вы — смогли, и, между прочим, уже успешны. Дайте-ка… ага, вот она, ведомость. Пластинка с песнею «Себе, любимому» на ваши слова еще вчера-с кончилась во всех магазинах! Так что, господин Маяковский, получается, мне вас сам Бог послал!

Маяковский, обалдев, хлопал глазами.

— Вы это что… серьёзно?

— Серьёзней некуда-с! Ведь что есть первейшая заповедь добродетельного человека-с? «Куй железо, пока горячо», так-то! Вот и давайте-ка его ковать, аванс выдать я уполномочен-с. Надеюсь, стихи у вас с собой?

* * *

Субтильного сложения молодой человек в шикарном, но, увы, не слишком подходящем к прохладной уже погоде чесучовом костюме-тройке и модных штиблетах открыл дверь своим ключом и проскользнул в прихожую.

— Фифи! — позвал