Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин

— И вы считаете, что, кроме как жестоким насилием в отношении людей, многих из которых я долгие годы полагал надежной опорой трона, спастись больше нечем?

— Я не знаю, ваше величество, с какого места вы слышали нашу беседу, но я как раз напоминал господам офицерам, что насилие в нашем случае, хоть, увы, и необходимо, но является не более, чем отсрочкой. Проблема в том, что, если не решить основные проблемы, после всего, что уже устроили и всего, что сейчас накручивается в прессе, империя может накрыться ещё громче, чем в прошлый раз. В смысле, кровавее. Хотя, скорее всего, и чуть позже.

— Что бы вы посоветовали сделать?

— Ничего не стану больше советовать, ваше величество. Уже посоветовал на свою дурную голову, результат вам известен.

— Разумно, друг мой, хоть и запоздало. Как говорят мои лейб-конвойцы, «хорошо быть умным раньше, как моя жена потом». Так что, снявши эту самую упомянутую голову, по волосам плакать поздно, хоть вы их и сбрили заблаговременно.

— Что ж, государь, возможно, вы и правы, — на Балашова с Васильевым страшно смотреть было — после выволочки, которую они получили, моя манера беседовать с «хозяином земли русской» их, похоже, окончательно добила. Николай же на эту несообразность внимания не обратил, ну, или сделал вид. — Главное, что вам необходимо — это сплотить как можно больше верных вам людей. Верных до донышка, безоговорочно и безрассудно, как тот ссыльный жандарм, что застрелился, узнав о вашем отречении.

— Это какой же? — заинтересовался император.

— Увы, фамилию не помню. Он еще рабочие союзы организовывал в начале века.

— Зубатов?! Вот уж ничего себе новости… Но продолжайте, прошу вас.

— Люди эти нужны во всех сферах жизни и общества, но прежде всего — в силовых структурах.

— Простите?..

— Армия, флот, полиция, жандармерия, — пояснил я. — Но тут нужно быть особенно осторожным. Могу ошибаться, но, кажется, все генералы, что окружают вас в ставке, в моей истории убеждали вас отречься от престола, а такую позицию верноподданеческой я бы никак не назвал…

— Я бы тоже, — задумчиво пробормотал император. — Так, господа. Совещание на этом прекратим. Мне нужно многое обдумать. Григорий Ефимович, вас жду к себе завтра же, территорию дворца прошу не покидать. А вас, господа, причем обоих, — послезавтра к полудню. Только как бы нам замотивировать такую аудиенцию?

— Осмелюсь доложить, мы оба назначены расследовать гибель великого князя Александра Михайловича, — подал голос Балашов.

— Вот как? Что ж, быть по сему. Эх, Сандро, Сандро… Ладно, дела пока в сторону. Выпьем, господа.

Балашов разлил коньяк, царь взял бокал и встал.

— За Россию! — мы выпили до дна, закусили лимоном. Царь с прищуром посмотрел на меня. — Наслышан, наш дорогой друг, что вы теперь изрядно музицируете?

— Как умею, ваше императорское величество, — пожал я плечами и открыл кофр. Настроил, погнали. Настроение блестящим не назвать, поэтому что вспомнилось, то вспомнилось.

Ту собачку, что бежит за мной зовут «Последний шанс».

Звон гитары и немного слов — это все, что есть у нас.

Мы громко лаем и кричим, бросая на ветер слова,

Хотя я знаю о том, что все это все это зря.

На моих ботинках лежит пыль многих городов.

Я раньше знал, как пишутся буквы, я верил в силу слов.

Писал стихи, но не стал поэтом и слишком часто был слеп.

Мое грядущее — горстка пепла, мое прошлое — пьяный вертеп.

Но были дни, которые запомнятся мне навсегда —

Иная жизнь, иные времена[51]…

Куплет про грязный подвал, женщин на стенах и рок-н-ролл я благоразумно опустил.

— Верно, Бог, — император перекрестился, — действительно решил дать последний шанс не только вам, но и нам, многогрешным. Не упустить бы. Григорий Ефимович, во дворе оставлю провожатых для вас, это не обсуждается. До встречи, господа, — Николай Второй встал и стремительно вышел вон.

Мы дружно закурили и с минуту сидели в тишине. Потом Васильев разлил коньяк и встал.

— Здоровье его императорского величества!

Мы встали и выпили.

— Не отпускает, признаться, мысль: ведь что обычно с бешеными псами делают? Пристреливают же, — вздохнул я.

— Авось прорвёмся, — махнул рукой полковник. — Меня сейчас куда сильнее заботит другое: его величество, к несчастью, весьма подвержен влиянию. Нехорошо так про государя, но он нередко бывает подобен флюгеру. А в нашем случае это смертельно опасно — как для нас самих, так и, в первую очередь, для России. Это сейчас он на нервах из-за нападения на Анастасию Николаевну…

— По этому поводу могу предложить свежую идею, — откликнулся я. — Правда, она куда безумнее той эскапады, что начали проворачивать вы, но должно сработать. Делать надо быстро, но нужна обширная подготовка, куча денег и еще каких-то людей привлечь придется. Слушайте…

Давно, со времен студенческих посиделок за литрушкой «Рояля», не слышал я такого количества отборного мата, как в этот день, ознаменованный превосходным шашлыком, общением с двумя венценосными особами и натуральным землетрясением.

* * *

О том, что Григорий нашёлся, Вертинский знал еще в поезде, найдя в газете короткую заметку о фуроре, который тот произвел в царскосельском госпитале. По словам корреспондента, там танцевали даже безногие. Что ж он им такое сыграл-то?

С вокзала он взял извозчика и поехал через почтамт. Там обнаружилась посылка с нотами как раз от Григория и телеграмма от некоего капитана с Галицийского фронта, в коей утверждалось, что вольноопределяющийся из Омска Летов, Игорь Федорович, пал смертью храбрых 7 июня во время взятия Луцка. Задумчивый, Александр поспешил домой.

Глава 17

Мадагаскар-буги

Остаток дня законопослушно планировал провести «дома» — то есть во дворце, куда меня отконвоировали выделенные царём казаки. И если любопытством они, определенно, некоторым страдали — еще бы, государь-император трех господ изволил крыть по матушке! — то врожденное или благоприобретенное воспитание не давало его проявить и спросить простым русским языком «а чё было-то?» Так что у любимой скамейки в парке мы с ними распрощались, и, не успел я в удовольствие выкурить папиросу, как прибежала Матрёшка с обеими подругами, и все трое незамедлительно потребовали от меня песен, что я им с радостью и предоставил: нужно было утрясти в голове весь этот непростой день, так что играл и пел много. В удовольствие, так что понравилось не только детям, но и взрослым, которые тоже подтянулись на веселье.

Но если я наивно полагал, что приключения мои на сегодня закончены, то