Княжья русь - Александр Мазин

— Что посоветуешь, боярин?

— Твой отец дал бы, — сказал Сергей. — Но — с условием.

— С каким?

— Чтоб волыняне в твою дружину ратников привели.

— На кой мне дружинники-лапотники? — с досадой произнес Владимир. — За конскими хвостами бежать?

— Ну, во-первых, не все они лапотники. Есть и в сапогах. Во-вторых, леса здешние они знают и переправы через Буг — тоже. Да и родичей у них в червенских землях немало. Коли надо — поднимут их против лехитов. А в-третьих, можно и лапотников строю обучить, да и крепости брать пешему сподручней. И, наконец, в-четвертых — если выбрать из племени самых храбрых, племени такому только и останется, что на защиту сильного уповать. На твою, то есть.

— Умно, — согласился Владимир. — Так я и поступлю.

— Еще совет, если позволишь, княже…

— Говори.

— Не стоит тебе самому переговоры вести. Дело это долгое, а время терять, как ты верно сказал, нельзя. Поручи кому-нибудь, доверенному.

— Тебе?

Сергей покачал головой.

— Я тебе и по ту сторону Буга понадоблюсь. Есть человек, который справится не хуже.

— Кто?

— Устах. Бывший воевода полоцкий.

Владимир нахмурился…

— Погоди, княже! — не дал сказать «нет» Сергей. — Не веришь ему, а зря. Он князю своему был верен. И тебе так же послужит. Поверь ему — не раскаешься.

Владимир задумался, потом сказал:

— Поклянешься именем своего Христа в верности полочанина?

— Надо — поклянусь.

— Не надо! — махнул рукой Владимир. — Он твой побратим. Ты ему веришь. А я верю тебе. Этого довольно.

— Эй, кто там? Отрок! Вина сюда доброго! Выпьем с тобой, боярин-воевода, за то, чтоб и по ту сторону Буга все так же гладко получилось.

Не получилось. По ту сторону Буга войско Владимира встретили не пушной данью, а калеными стрелами.

Глава пятая

ШТУРМ ЧЕРВНЯ

Переправиться через Буг под стрелами Владимир не захотел.

Волынские проводники оказались весьма кстати: лесами, скрытно, провели шесть сотен нурманов, коих возглавлял сам ярл Сигурд, а тысячу дружинников Путяты к другому броду, выше по течению. Там и переправились ночью, а под утро вышли к войску лехитов и ударили страшно и внезапно.

Сонных лехитов резали, как овец.

Лучшие лехитские воины, конные стрелки, попытались образовать какое-то подобие пешего строя, но оказались совершенно беспомощны перед железным нурманским клином. Из двух тысяч лехитов спаслось не больше половины. Это были те, кто сразу, едва услышав рев нурманов, кинулись наутек.

Когда основное войско Владимира переправилось через Буг, все было кончено. Лагерь разграблен, пленники поделены, раненые лехиты — дорезаны. Львиная доля добычи досталась, само собой, нурманам. Сломив организованное сопротивление, грозные викинги бросились грабить, не обращая внимания на то, что изрядное количество лехитов всё еще живо и оружно. Будь у врагов храбрый и опытный полководец, он мог бы повернуть ход боя. Конечной победы над русами лехиты всё равно не добились бы: силы слишком неравны. Но до подхода основных сил они могли бы крепко вломить и жадным нурманам, и дружинникам Путяты. Не вломили. Повезло.

Ярл Сигурд нацепил на шею толстую золотую гривну с лалами, снятую с шеи зарубленного лехитского воеводы, и чувствовал себя победителем.

Собственно, так оно и было.

Киевское войско двинулось к Червню. Шли правильно: походной колонной, далеко и широко разослав дозоры и отправив передовой отряд проворной хузарской конницы. Врагов не встретили. В тех деревнях, которые попадались по пути, русов встречали чуть ли не с ликованием. Местных русы не грабили. Ничего ценного у них всё равно не было — лехиты постарались. А то, что было, они и сами давали с радостью: угощение, фураж, кров, девок… Русы не отказывались. Ни от еды, ни от девок. Один только Владимир попользовал не меньше дюжины. Попутно подарил местным полдюжины пленных лехитов поплоше. Те принесли их в жертву своим богам, и «боги» — в лице уцелевших жрецов — выразили полное одобрение киевскому воинству.

Через три дня вышли к Червню. Владимир, ублаготворенный миролюбием коренных жителей края, милостиво предложил городу сдаться. Пообещал даже выпустить всех лехитов с оружием и с имуществом, которое можно унести на плечах.

Щедрое предложение было отвергнуто.

Стало ясно, что город придется брать силой.

Владимир и его ближники с безопасного расстояния изучали затворившийся город. Не то чтобы он был особо крепок. В сравнении с каменными стенами того же хузарского Саркела, некогда взятого Святославом, Червень — просто курятник. Однако высотой стен Полоцку не уступит. А под Полоцком Владимиру пришлось повозиться.

— Не в стенах крепость — в людях, — прогудел Устах, будто угадав мысль великого князя. — У тебя без малого пять тысяч гриди, не считая лесовиков, — Устах кивнул в сторону шумного табора: нескольких тысяч племенных ополченцев, волынян, лядзей и иных, вставших под трехзубый стяг Владимира — мстить ненавистным лехитам. — К полудню лестницы будут готовы. Навалимся разом — и еще до заката город будет наш.

После того как Устах добровольно и к немалой выгоде подвел под руку Владимира волынян (Драй тому поспособствовал), великий князь отбросил недоверие к бывшему воеводе Роговолта, дал ему тысячу из своей младшей дружины и поставил рядом с прочими ближними воеводами: Претичем, Сигурдом, Путятой и Волчьим Хвостом. Опыт Устаха, водившего гридь задолго до рождения Владимира, следовало ценить и использовать.

Кроме воевод рядом с князем находились еще несколько сотников из старшей гриди. В их числе — Богуслав, сын Серегея.

Владимир пожалел о том, что отправил боярина Серегея брать Перемышль. Вот кто умел находить пути, пусть неожиданные, но верные и победные. Впрочем, и сам Владимир не лыком шит. Больше десяти лет — в трудах ратных.

— А я бы этих вперед пустил, — подал голос Путята показав на ополченцев. — Пусть лехиты на них смолу и стрелы растратят, а потом уж и мы навалимся.

Князь задумался. Мысль показалась ему неглупой. Прочие воеводы запротестовали.

— Переваливать на смердов воинскую работу! — брезгливо бросил Претич.

Ярл Сигурд поддерживал варяга. То, что придумал Путята, ему показалось глупостью. Врага надо бить крепко и всей силой. Чтоб пищал от ужаса. Чтоб пал духом и думал только о том, чтобы уцелеть. Дай врагу победу, хоть маленькую, и он воспрянет, обретет решимость. Такого врага разбить куда труднее. А если так случится, что ополченцы всё же возьмут город? Тогда и вся лучшая добыча — им. А прочим — головешки и битые горшки.

— Я готов пойти первым! — воскликнул Волчий Хвост.

— Почему это — ты? — возмутился Сигурд. — Где это видано, чтобы волчий хвост впереди волка бежал?

— Видано, и не раз! — вмешался воевода Претич.

— Это когда же? — ехидно поинтересовался Сигурд.

— А когда этот хвост в зубах у медведя, — хладнокровно ответил воевода, кивнув на серый мех, украшающий бронь Волчьего Хвоста.

Всем, включая ярла Сигурда, было ведомо, откуда взялся этот хвост и чей шлем он украшал прежде. И все знали, что племянник Сигурда, Олав Трюггвиссон, который ныне прибился к йомсвикингам и даже, слыхали, стал у них вместо вождя, в отличие от многих своих соплеменников, оборотней-ульфхеднаров жаловал. А по слухам, и сам не чурался мухоморьего зелья. За дядей, впрочем, такого не замечалось. Но какой варяг откажется от возможности уколоть нурмана?

— Разом пойдем! — пресек назревающую ссору Владимир. — И ополчение тоже пустим. Таран готов — пусть ломают ворота. На стенах от них все равно пользы не будет.

Воеводы одобрительно заворчали. Решение князя понравилось всем, даже Путяте, который, как и все остальные, видел, что основные силы защитников сосредоточены именно над воротами.

Первыми вперед двинулись все же ополченцы. Сколоченный из бревен передвижной «амбар», покрытый сверху мокрыми шкурами, прятал баранью голову таранного била.

«Амбар» двигался медленно, на грубых катках, которые подкладывали изнутри. Катились легко — к воротам вела ровная, хорошо утоптанная дорога. За тараном, прикрываясь здоровенными, на троих, щитами, шагали бородатые лесовики.

По ним тут же начали работать боевые машины лехитов: несколько небольших баллист и полдюжины стрелометов.

Успех был невелик. Лехиты не потрудились заранее пристрелять орудия, и полупудовые камни без толку шлепали по земле. Саженные тяжелые стрелы били точнее, и при удачном попадании пробивали щиты навылет. Но это еще не значило, что стрела поражала щитоносца.

Когда большая часть расстояния до крепости была преодолена, лесовики начали выскакивать из-за щитов и тоже метать стрелы. С сорока-пятидесяти шагов даже охотничий лук может быть опасен, а стреляли лесовики метко. Правда, лехиты в меткости им не уступали и брали по три-четыре жизни за одну, потому что и позиция, и луки у них были значительно лучше.