Княжья русь - Александр Мазин

— Они на стену полезут, — пояснил батя. — Один на другого встанет, а на него — третий. Так и дотянутся. Это тише, чем петля или крюк. А без броней-легче. Пойдем-ка и мы, Илюха.

Что идти надо тихонько, предупреждать не стал, Гошка и сам понял. Не дай бог услышат лехиты. Гридь в одних рубахах. Побьют стрелами, как перепелов.

Шли не одни. Гошка слышал со всех сторон, как мягко приминали траву сотни сапог, как терлись друг о друга пластины панцирей… Эта гридь уже была в бронях.

Впереди показалась темная громада — город. Теперь Гошкины ноги ступали по утоптанной земле — вышли на дорогу.

Когда подошли к воротам, те уже были открыты. Здесь горел воткнутый в землю факел. Рядом с факелом лежал мертвый лехит. Отец остановился, подхватил Гошку и усадил на плечо. Так и стоял, пока мимо текли бронные вой.

Гошка прикинул сотни две мимо них прошли.

А в городе все еще было тихо.

Снаружи раздался конский топот. Негромкий, видать, копыта лошадиные войлоком обернули.

Воеводе подвели Калифа. Точно, замотаны копыта. Батя поставил Гошку на землю и махом взлетел в седло. Гошку тоже не забыл. Наклонился и поднял в седло. Батин Калиф фыркнул и ровно пошел вперед по узкой улочке.

Вокруг были свои. Конные шли тесно, по трое в ряд. Впереди кто-то закричал, но сразу умолк.

Выехали на площадь. Здесь было светло. Горел высокий костер. Справа — недостроенная церковь. Слева — кремль. Тоже недостроенный — без одной стены. В кремле уже тоже были свои. Десятков пять лехитов, ободранных, в одном исподнем, сидели со скрученными над головой руками на земле. Ободранные, зато живые. Мертвых было больше. Дюжины две отроков-русов таскали тела и складывали их ровно. Как дрова.

К бате тут же подбежал сотник Равдаг, молодец из природных варягов.

— Как прошло? — спросил воевода.

— Взошли, как к девке на сеновал! — радостно сообщил сотник. — Убрали стражу без звука. Здесь вот пошумели немного, но то уж неважно. Город наш, воевода!

— Вижу, что наш. Не о том спрашиваю. Убитые-раненые есть?

— Убитых нет! — бодро сообщил Равдаг. — Раненых семеро, но все — не опасно.

— Неужели лехиты не дрались? — удивился воевода.

— Дрались, еще как! — Равдаг засмеялся. — Только мы их, батько, считай, голыми нашли. Стражу сразу побили, а остальных, сонных да без броней, легко порезали. Мы им кричали: сдавайтесь, как ты велел. Так не сдавались они. Дрались, пока, почитай, всех не положили. Последних щитами зажали и повязали. — И не удержался, похвалил: — Храброе племя! Кабы не взяли врасплох, многих бы наших побили!

— Ну, Илюха, — сказал батя Гошке. — Какой главный вывод из того, что видел и слышал?

— Главный… — Гошка задумался, но ненадолго. — Мы, русы, лучше всех!

— Не лучше, а умнее, — поправил воевода- И не мы, а я.

— Что, Илюха, главное в воинском деле?

— Умение? — предположил Гошка.

Батя покачал головой.

— Храбрость?

— Не храбрость, Илюха, а хоробры! Вот кого беречь надо. Вот почему я, парень, днем на штурм и не пошел. Многих потеряли бы. А так, сам видишь.

— Вижу, — согласился Гошка.

Как ни хотелось ему поглядеть, как крепость берут, а слова батины он понял. И согласился, что — правильные. Выходит, так их по уму и берут, крепости эти. Чтоб вокруг — много мертвых врагов, а своих — ни одного.

— А что теперь? — спросил Гошка.

— Теперь, Илюха, мы с тобой спать пойдем. А утречком народ здешний соберем, перепишем и данью обложим.

— То есть это теперь наш будет городок?

— Нет, Илюха, не наш. Мы его не для себя взяли, а для великого князя Владимира. Но думаю, что великий князь найдет, чем нас отблагодарить. Да и мы сами себя не забудем. Слезай, парень. Пойдем почивать.

Вот так. Легли спать жители Перемышля данниками князя Мешко, а проснулись уже холопами князя Владимира.

Зато резни не было: горожане сами снесли на площадь перед церковью всё ценное. Это дружина воеводы забрала себе. Поделили, как положено, по долям и по жребию. Воевода от своей десятины отказался. Забрал только пленных лехитов. Но и их не на выкуп взял, а отпустил на волю. Выдал на всех четыре рыбачьи лодки, немного еды да и отпустил восвояси со словами:

— Плывите домой, и Бог вам в помощь!

Политический ход. Если доплывут, расскажут о его милосердии.

Если доплывут.

Безоружным лехитам предстояло не один десяток дней плыть меж берегов, заселенных весьма недружественными к захватчикам племенами. Только на Бога уповать им и оставалось.

Гошке тоже кое-что досталось: цепка серебряная, а на ней — зеленый камень, в серебро оправленный.

Цепку Гошка, когда домой вернулись, матушке Сладиславе подарил.

— Вся Червенская земля под русью будет. То есть под нами, варягами! — сказал Богуславу воевода Устах.

Однако ж легла червенская земля не под варягов. И даже не под Киев.

Владимир, подобно своей бабке Ольге и великому отцу Святославу, подвел Червень и сопредельные земли не под киевский стол, а лично под себя, Владимира, сына Святославова. Теперь, даже если ушел бы Владимир с киевского стола, всё равно остался бы хозяином этой вновь завоеванной земли.

И еще: теперь всякий купец, даже и киевский, пересекая Буг, должен был платить Владимиру мыто. Это было бы не совсем справедливо, особенно по отношению к роду боярина Серегея, если бы Владимир тут же, особым указом, не даровал Богуславу и всем его родичам до третьего колена свободу от любой дани и любого мыта на всех подвластных Владимиру землях. Это было щедро, потому что подарок, получается, касался не только отца Богуслава, но и его брата Артёма, и даже женатого на Славкиной сестре Йонаха.

Ионах, впрочем, и так ничего Киеву не платил, кроме общей доли, взимаемой с киевской иудейской общины. А скорее всего, и туда ничего не платил, полагая, что ромейским, хорезмским и прочим иудеям-купцам и ремесленникам не труд, а честь — заплатить долю за благородного хузарского воина.

Помимо денежной свободы Владимир подарил Богуславу драгоценный кинжал синдской работы с узорчатым булатным лезвием и рукоятью, дивно украшенной ладами, смарагдами и сверкающими, будто звезды, искусно ограненными адамантами размером с пшеничное зерно.

Подтысяцким, правда, не поставил. Но Богуслав не огорчился. Ему куда приятнее было, что он обошел-таки Волчьего Хвоста. Сброшенный со стены камень переломил под воеводой лестницу.

Не повезло.

Хотя… с какой стороны посмотреть… Этот камень мог бы не лестницу разбить, а голову храброго воеводы.

Лехитов, однако, перебили не всех. Те, что сдались русам, остались живы. И семьи лехитские (у кого были семьи) тоже не были отданы разбушевавшейся черни. Сунувшиеся резать ополченцы наткнулись на стражу из княжьих отроков и, громко выразив возмущение (исключительно голосом), отправились грабить торговые дворы. Однако и тут им не удалось поживиться: богатые подворья уже принял под защиту воевода Путята. Собственно, грабить там было уже нечего. Все ценное, включая годных на продажу людишек, с самого начала прибрали русы. Золото, серебро, шелка, пряности, самоцветы, оружие сносили в захваченный кремль, где расположился сам Владимир и его воеводы. Добычу предстояло разделить. По-честному. Девок получше тоже пригнали сюда — услаждать пирующих победителей. Многих уже успели попользовать, но — не калечили. Даже любители помучить живую добычу понимали их ценность. Покалеченную рабу купят разве что для жертвы. То есть — за бесценок. Желаешь отрезать что-нибудь пленнице — твое право. Но — из твоей личной доли.

Ополченцам не досталось ничего, кроме деревянной церкви, из которой княжья гридь уже вынесла всю утварь. Вот ее-то они и сожгли. Зато коренные жители этой земли могли больше не бояться, что придут лехиты и пожгут их богов. И биться с ворогами им более не требовалось. Их теперь русь обороняла. А ежели у кого ратный дух в груди кипит и стать подходящая — добро пожаловать в дружину. Тут тебя и воинской справе обучат. Но будешь ты тогда уже не рода своего людин, а княжий отрок.

И богом твоим главным станет Перун Молниерукий, а батькой — сам великий князь Владимир Святославович.

Великий князь Мешко стоял на стене своей столицы и смотрел на окрестные поля. Рядом с ним — сын и наследник Болеслав. Тот, кто в будущем станет первым королем Речи Посполитой Болеславом Храбрым. Молодое лицо княжича было мрачным.

— Почему ты не хочешь дать отпор русам? — почти выкрикнул он. — Дай мне войско — и я буду гнать их до самого Киева…

— Нет.

— Но почему, отец?!

— Не время. Если бы я думал иначе, то послал бы туда настоящее войско, а не то отребье, которое только и может, что драть тамошних лапотников и гонять по лесам беглых рабов. Мы взяли Червенские земли, пока шла распря между братьями за Киевский трон. Если бы эта война продлилась подольше, то у нас было бы время укрепиться на Буге. Я слишком поздно понял, что Владимир сильнее Ярополка. Будь у нас возможность, я предложил бы помощь более слабому брату, но я не успел. Мы не Должны драться с русами, сын. Ввяжемся в войну с Киевским княжеством — потеряем больше, чем найдем. Русы нам не враги. Они всего лишь хотят вернуть свое. Наши враги — там, — Мешко показал в сторону заходящего солнца. — Германцы только и ждут, когда мы ослабеем. Они подзуживают лютичей и ободритов, интригуют в Праге… Но мы выстоим, сын мой. Выстоим и станем сильнее. И возьмем все, что нам полагается по праву. Если Бог призовет меня раньше, то это сделаешь ты.