Единородная дочь - Джеймс Морроу

— Эти ублюдки захватили мой дом! — Джули топнула босой ногой по полу телефонной будки. Толчок тут же отозвался жгучей болью в раненой щеке. Последователи? Святыня? — Я должна найти Фебу, — решительно заявила она, по-прежнему вглядываясь в темноту. Космы тумана катарактой застилали глаз иллюминатора. — Она во мне нуждается.

— Не хочу тебя огорчать, но от нее уже много лет ни слуху ни духу.

— Мелани, можно мне сегодня у тебя переночевать? Я просто не знаю, как мне быть.

— Переночевать у меня? Сочту за честь! Ты, наверное, голодна? Немедленно иду жарить бифштекс. Ты где?

— На Бригантин.

— Я за тобой заеду. До комендантского еще минут сорок. О Шейла, если бы ты знала, как ты нам нужна! Ты столько, столько должна сделать!

Как всегда, элегантная и представительная, Мелани благодаря искусному макияжу выглядела так, словно последние пятнадцать лет находилась вне воздействия времени. Она по-прежнему была молода и полна сил, круглое личико светилось энергией.

— Подумать только, — не унималась она, нервно проводя рукой по ярко-желтым волосам, — я разговариваю с Шейлой в собственной гостиной!

Джули вспомнилось, как когда-то Мелани назвала косметическую промышленность кованым сапогом, что прошелся по лицу каждой женщины.

— Невероятно, невероятно, — она не сводила с Джули восхищенных глаз, — просто невероятно.

Джули улыбнулась устало, ее желудок отозвался довольным урчанием на запахи еды, радуясь непосредственному контакту со свежим, сочным бифштексом. Она с наслаждением растянулась на пышной велюровой тахте. «БМВ», на котором Мелани привезла ее сюда, был супер, но ее лонгпортский особняк, этакая двенадцатикомнатная феерия, затмевал все впечатления от поездки: сравнить его можно было разве что с владениями Джули, оставленными ею в Царстве Теней.

— Похоже, ребята из «Дисней эмпайр» тебе неплохо платят.

— Они здесь ни при чем, — ответила Мелани; даже под толстым слоем косметики было видно, что она покраснела, — это неоапокалиптики. — Она поднялась со своей роскошной оттоманки и поплыла к стенке, уставленной книгами. Сняв с полки несколько томов большого формата, она протянула их Джули. — Конечно, это не то, о чем хотелось бы написать, но против нескольких тысяч мамонов в неделю устоять трудно.

Джули плотнее запахнулась в белый махровый халат Мелани. Первая книга называлась «Крещение Ральфа и Эйми». На обложке двое подростков плескались в прозрачной чистой реке. Следующая называлась «Ральф и Эйми на Небесах». Джули взглянула на суперобложку, на ней главные герои бежали через луг к величественному, сияющему многочисленными золочеными башнями городу. Джули с любопытством раскрыла книгу на первой странице:

Подумайте: в долах трава, что шелка,

Подумайте: млеком струится река,

Подумайте: радуга в целую твердь,

Подумайте: там не слыхали про смерть…

— Каждая семья, где есть дети, не преминула приобрести весь цикл, — пояснила Мелани. — И надо признать, процент от продаж довольно высок. Но это ерунда, я могу все бросить, только скажи. В действительности, Шейла, для меня не существует другой Церкви, кроме твоей. — Она зажала в кулаке распятого серебряного агнца, висевшего у нее на шее, словно намереваясь сорвать его. Округлое лицо выражало неподдельную решимость. — Хорошо, пусть я не такая преданная последовательница, как другие, пусть я никогда не слышала во сне твой голос, пусть я позволила этим придуркам апокалиптикам окрестить меня и молча выслушиваю их доводы против секса между женщинами и чего там еще, но поверь: я всей душой с тобой.

— Церковь? — Джули потрогала марлевую повязку на щеке. — Ты говоришь, у меня есть своя Церковь?

— Честно, я сторонница Завета Неопределимости до корней волос. Иногда я отправляюсь прямо в Кэмден, просто чтобы послушать отца Парадокса. Правда.

Джули рассматривала запыленную обложку «Моей первой книги о вечном проклятии». На ней какой-то злобный заяц с сатанинской усмешкой навис над перепуганным до смерти зайчонком.

— Мелани, я ничего не понимаю: перед тем как уйти, я загнала неоапокалиптиков в море, а теперь они…

— Верно, Шейла. В течение нескольких месяцев они и носа не высовывали. В течение нескольких месяцев. Когда они снова появились на арене, их ряды заметно поредели и они явно поумерили пыл, больше не было ни одного случая поджога. Но тут Милк становится мэром, и тогда…

— Мэром? Милк стал мэром? Но он же сумасшедший маньяк и убийца.

Мелани грустно улыбнулась, словно чувствуя себя виноватой за этот неожиданный поворот в истории штата.

— Не прошло и года, как все неоапокалиптики с востока Миссисипи перебрались сюда, и вопрос об отделении превратился в простую формальность. Какое-то время поговаривали о вторжении со стороны Делавэра, но после Вьетнама и Никарагуа Пентагон был сыт по горло локальными войнами, победа в которых могла обернуться для правительства нежелательными последствиями. Так или иначе, факт остается фактом: Госдепартаменту США пришлась по душе идея террористической теократии правого толка, соседствующей с восточной границей Америки. Помогает держать в узде Нью-Йорк. Они удивляются, как сами до этого не додумались. — Мелани вдруг преобразилась, чем-то неуловимо напомнив смущенного приходского священника, которому предложили править миром. — Вот что, у меня идея. Знаешь, что у нас завтра? Завтра у нас суббота. Не еврейская, нет, просто Милк тоже чтит субботу. Так вот, завтра суббота, а значит, мы пойдем в церковь. В твою Церковь.

Джули сжала ладонями кофейную чашку — чудесную маленькую печку, — но ее тепло не могло отогреть душу. «У тебя своя Церковь» — звучит как «у тебя рак». И все же… И все же она должна поехать. Это была ошибка, скажет она всем почитателям Завета Неопределимости. С ней сыграли злую шутку. Выбросьте из головы всю эту ересь, перекреститесь.

— Твоя Церковь в тебе нуждается, — восторженно улыбнулась Мелани. — Никто не знает, кого схватят следующим.

— Я поеду с тобой, Мелани, и спасибо огромное за приглашение, но я не могу остановить всех этих охотников за еретиками. Чтобы вернуться сюда, я пожертвовала своей божественностью.

— Мы живем в постоянном страхе, Шейла. Мы… Ты что?

— Я лишилась своей божественной сути.

Улыбка померкла.

— Не поняла.

— Да, Мелани, это так. Я больше ничего не могу, на счастье или на беду? Только так я смогла вернуться домой.

— Понятно, — процедила сквозь зубы Мелани. — Угу. Но когда ты увидишь, что здесь происходит, когда ты поймешь, в какой мы ловушке…

— Все в прошлом.

— …твои силы вернутся к тебе. Я точно знаю. Попытайся, Шейла. Ты должна попытаться.

У Моргейта и Вентнора дороги были запружены дорогущими автомобилями. Волна за волной потоки «кадиллаков», «мерседесов» и «линкольнов» несли «праведное» духовенство в деловой центр города. Влившись в этот поток, Джули с Мелани тащились вдоль украшенных драгоценными камнями стен Нового Иерусалима, мимо жемчужных ворот, выстроенных на пепелище «Золотого Тельца» и «Тропиканы», мимо монорельса, по которому, словно гусеница по прутику, полз трамвай. Они ехали на запад. Над соленым болотом высилось тридцатиэтажное здание гостиницы со странным названием «У камелька». При въезде на Новоиерусалимский хайвей толпы паломников текли к величественному собору, производившему впечатление космического корабля, предназначенного для переброски князей эпохи Возрождения на Альфу Центавра. Еще через милю между двумя крупными нефтеперегонными заводами раскинулся «Гефсиманский сад», ждущий воскресных посетителей.

Скелеты появились сразу же за Помонскими воротами.

Куда ни глянь — кости.

— Боже, — задыхалась Джули. — Скелеты. Господи милостивый!

Этот кошмар растянулся на несколько миль. Целая армия зловещих часовых, висевших на столбах линий электропередач, на телефонных вышках. Скелеты висели на фонарях, на изгородях загонов для скота, на рекламных щитах.

Они выстроились по обе стороны магистрали, как адский кошмар — один ухмыляющийся череп за другим. И все как один черные. Впечатление было такое, словно мир превратился в собственную негативную копию.

— Для тебя это новости? — спросила Мелани.

— Д-да, новости. Боже.

На черепах и ключицах расселись вороны, выклевывающие остатки мозга. На каждом скелете, словно ценник, висела табличка.

— Публичные казни, — вздохнула Мелани. — Желающих посмотреть хоть отбавляй.

— Их что, сожгли заживо?

— Заживо. В цирке. — В голосе Мелани одновременно звучали и горечь, и смирение. — Они гасят огонь, как только он добирается до костей, — просвещала она Джули, — иначе ничего не останется, кроме кучки пепла, и потеряется высокий смысл деяния.