Филумана - Валентин Шатилов

– Лечить не будешь? А калечить? – с натугой произнес Никодим, багровый от бешенства.

– И калечить не буду, на что ты мне сдался? – невозмутимо ответил Орей, все так же глядя в окошко.

– А если я тебя покалечу? А, дед?

И тутя заметила острый интерес Меланьи к вопросу лечения Никодима. Интерес специфический: ей не было дела до самого Никодима, но нахвататься кое-чего от деда она успела и теперь жаждала попробовать применить полученные знания на практике. На человеке. С лесными зверями и птицами это ей удавалось, а вот с людьми еще не было случая попробовать. А уж тот отвар, которым вчера и сегодня утром дед поил больного Никодима, она знала прекрасно!

– Ну что, Меланья, справишься? – спросила я.

– Угу, – в задумчивости кивнула она. И подскочила: – Снова – знала?

Я вздохнула и сказала: – Все. Никто никого не калечит. А лечением займется знаменитый на весь заповедный лес волхв Меланья.

Орей с Никодимом повернулись ко мне с одинаковым недоумением.

– Бабы волхвами не бывают, – поправила зардевшаяся знаменитость.

– Тогда – знаменитая ведунья Меланья, – согласилась я.

– Внучка!… – строго начал Орей. А потом замолчал, махнул рукой: – Опоит до смерти – и ладно, туда ему и дорога.

– Эй, я не согласен! – подал голос Никодим, раздраженный, что его судьбу опять решают без него, – Чего это опаивать она меня будет?

– Не тревожься, – успокоила я. – Она хорошая ведунья.

– Да я и здоров уже почти, – все еще недовольно проговорил Никодим.

– Тебе еще два раза отвар пить! – авторитетно заметила Меланья.

– Вот, сама видишь, – сказана я ей, – Пока твоего имени никто не знал, так и про твое умение лечить не было известно, а как тайны больше не стало, так и про тебя узнали. Какая ты умная да разумная.

– Так это все потому, что ты здесь, – рассудительно отвергла девочка мистическую связь признания с именем Меланья. – А не было б тебя, так они, – презрительный кивок на мужчин, – и не узнали б!

– Никодим, – позвала я, устроившись на бревнышке возле родничка. – Расскажи, почему ты себя считаешь голут-венным?

Он вытаращил глаза: – Да потому что я голутвенный и есть! Не ант же. И не господин.

– Ну про господ мне все понятно – это те, кто с гривной. А почему ты так уверен, что не ант?

– А я что, похож на анта?

– Нет, не похож. Ты свободный человек. Это я поняла, когда пыталась справиться с твоей болью, а ты не давал.

– Я не давал? Да что ж я – враг себе, лечению мешать?

– Не враг. Но твоя… самостоятельность, или как ее еще назвать? Она противилась мне. Я это хорошо чувствовала. А ты-то сам как можешь это чувствовать?

– А я никак и не чувствую – знаю, и все.

– Да откуда?

– Рассказали. Отеи даже заучивать наизусть заставлял.

– Наизусть? Что заучивать?

– Прародителей. Я и сейчас могу перечислить – всех помню. Анты – они ж безродные. Жил да помер, вот и весь сказ. А мой предки идут от младшего сына лыиара Вакурова, Овсея. Овсей гривны не имел, но детишек понаделал – будь здоров! А у его сына, у Патролета, был свой сын…

– Достаточно, – остановила я. – Главное, что от чреды всех этих сыновей потом появился ты.

– Точно, – самодовольно согласился Никодим.

– Но если ты так хорошо свое родство знаешь, чего ж ты все время боишься, что тебя за анта примут? Никодим помрачнел: – А я и не боюсь, с чего вы взяли?

– Ни с чего, – беспечно ответила я. – Иди лечись. Чтоб к завтрашнему дню был как новенький!

Дальше его расспрашивать не было смысла – я и так все увидела. Двоюродный брат Никодима – Лоба, сын дядьки Кур-чины, оказался антом. Выяснилось просто: Лоба пошел к кравенцовскому лыцару Татию в прислугу. Дядька Курчина очень переживал это, скрывал как мог, хотя Лоба и женился, будучи в слугах, и своих детей завел. Но когда Лоба на погребальный костер помершего Татия сам взошел, по своей воле, – этого уж скрыть было нельзя. Так его и сожгли – совсем молодого. Он всего на три года был старше Никодима.

Такое и раньше бывало в семьях голутвенных: нет-нет да и появятся дети-анты. Но в славном голутвенном роду, ведшем отсчет прародителей от Овсея, младшего сына лыцара Вакурова, такое случилось впервые. Обвиняли во всем жену дядьки Курчины, Мирамиду, которая была из актов. Но жены из антов и до этого были у многих в роду Овсея…

Так и легло на Никодима пятно причастности к антам.

Орей увел Никодима скрытными тропами на следующий день.

Мы до этого долго обсуждали, к кому из лыцаров князя Квасурова обратиться за помощью, и я настояла на кандидатуре Каллистрата Оболыжского. Услышав, кого я предлагаю, Никодим сначала изумился, а потом пожат плечами: мол, как хотите!

Изумление было объяснимо. В его мыслях я увидела то, чего не сказал князь: Каллистрат, будучи наследственным лыцаром Ободыжским, не носил гривны! Не стал надевать – и все! Она имелась у него в поместье, лежала з дорогом ларие, и Никодим просто не понимал, как такое может быть!

Но Каллистрата знал, о дружбе того с князем был наслышан и возражать не стал. Роль сыграю и то, что поместье Обо-лыжских, оказывается, граничило с Туровским княжеством и было ближе всех к заповедному лесу.

После их ухода я навестила князя. Он лежал, как сказочный прекрасный принц, спящий в хрустальном гробу. Только в сказке, кажется, был не принц, а принцесса, дорогой хрусталь стоял в уединенном месте, а не на солнечной опушке леса. И гроб легко открывался: иначе как быть с оживляющим поцелуем?

Я Михаила при всем желании поцеловать не могла. Гроб меня не жег, как остальных, – и на том спасибо. От его огня страдали, оказывается, не только люди, но и животные: вокруг валялось немало опаленных тушек полевых мышей, зайцев, ворон и даже одна лиса.

Пришлось взять палку и сгрести все это в сторону, подальше от прекрасного принца. Вернее, князя.

Стрелы уже не было и в помине – рассосалась. Зато дырка в Витвине зияла всей своей неприглядностью. Не зная толком, как помочь, я на всякий случай вытянула шею, попытавшись максимально приблизить Филуману к Витвине. Хорошо, что никого вокруг не было (специально закрывала глаза и осматривалась на предмет подглядывания) – зрелище, вероятно, было еще то!

Правда, толку от моих акробатических этюдов не было. Одно моратьное удовлетворение.

Послав на прощание князю воздушный поцелуи и убедившись, что воздушные поцелуи не имеют той целительной силы, как невоздушные, я вернулась в избушку, надежно охраняемую древними богами.

Меланья обедала.

Я спросила, не угостит ли она и меня. Получила беззвучный кивок с мысленным подтверждением. Присоединилась.