Тусклый Свет Фонарей - Xenon de Fer
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глянув на дно чаши, я в ужасе увидал, как мой волос рыжеет, золотится и седеет всего лишь за несколько мгновений. Наконец, жрица затушила стебель, опустив конец в воду, и спросила: «Чей лик видит сянь в воде?». Я вгляделся в выровнявшуюся гладь и вздрогнул: на краткий миг на дне проступили знакомые мне черты прекрасного лица хули-цзин в её человеческом облике.
______________________________________________________________________________
[1] Праздник Фонарей пришёлся на ночь с 19 на 20 февраля 756-го года. 20 февраля было полнолуние.
[2] Соответствует 21 февраля 756 года от Я.Л.
[3] В данном случае женская одежда, состоящая из короткой блузки и длинной, завязанной над грудью, юбки, которую в Син носили почти до конца Эпохи Волнений (627–993 гг.). В реальном мире жуцунь носили в Китае эпох Суй и Тан. Белый — это цвет запада, поэтому он может ассоциироваться как со смертью, так и с бессмертием. Распущенные волосы могли означать как отчаяние, тоску и скорбь (особенно растрепанные), так и протест, и подчеркивание своей свободы/освобождения.
[4] Должность Тайного Советника — Цзими Гувэнь — была учреждена императором Хуан Цзилинем (629–707). Первоначально Тайный Шэн, созданный его отцом, Шань Лаоху, подчинялся напрямую императору, но Хуан Цзилин ввёл должность цзими гувэня, решив сделав начальником шэня того, кто удостоится этой должности. Она предполагала наличие или пожалование, по меньшей мере, третьего чиновничьего ранга. В ведомстве выделялись два крыла-департамента — магический надзор и надзор лояльности (4-й ранг для руководителей), которые изначально входили в департамент осведомленности, но в 752-м году выделились в самостоятельные единицы, и также поддерживались традиционными вспомогательными подразделениями по сбору, обработке и анализу сведений. До 756-го года цзими гувэнь формально всё ещё стоял ниже сяня гуань чжиши, Министра Осведомленности, но в тот год должность окончательно упразднили, выделив в каждом из шэней отдельные подразделения для сбора, обработки и систематизации сведений. После этого должность цзими гувэнь стала предполагать наличие второго ранга.
Маги-даосы должны были следить за порядком в плане магической безопасности страны. В их обязанности входил разбор случаев странной магической активности с последующими действиями, т. е. как изгнание демонов и духов, так и борьба с запрещенными магическими практиками.
Глава 21. Фея реки Лэн
Обо всём, что разузнал при помощи госпожи Шэн, я поведал тем же днём своему наставнику, но тот, выслушав меня, вместо советов о том, как избавиться мне от постигшей меня напасти, предложил прямо спросить во сне хули-цзин, чего она хочет от меня. Уж коль он оставался столь спокоен, успокоился и я, и принялся ждать…но виновница моих тревог являться мне не торопилась. А спустя два дня после той моей прогулки к храму стало и вовсе не до того.
Тем утром мастер Ванцзу явился от сяня Тана смурным и молчаливым, и первым делом задумчиво оглядел молодых магов, поступивших на службу под его началом в двенадцатый месяц минувшего года, затем обратил свой взор на меня и жестом поманил на террасу.
Солнце грело в полную силу, и теплый ветерок ласкал щёки — я невольно оживился и улыбнулся этому. А вот мой начальник всё так же молчал, словно подбирал слова, и, наконец, спросил меня: «Что ж, был ты у госпожи Шэн?». Я кивнул и кратко поведал ему обо всём, что прознал в тот день. Но глаза его оставались пусты, а, когда ж я замолк, он и вовсе огорошил меня вопросом:
— Так а в весенний дом ты так и не забрёл?
— Нет, мастер, — смутился я. — Вы меня хоть и стыдите за мои любовные порывы и мечты, но, как по мне, это всё ж лучше, чем расточать себя на девиц из веселых домов.
— Отчего ж ты такой злопамятный, друг мой? Я, быть может, уж переменил своё мнение. Вот все ходят, даже и эти мальцы удалые, — мастер Ванцзу кивнул на решетчатую створку двери, за которой, посмеиваясь, что-то обсуждали его новые подчиненные, — а ты вот не ходишь, ты чист и целомудрен душой и телом…Вот, даже хули-цзин перед тобой устоять не могут, наверняка и другие духи тоже…
На этих словах он резко замолк и испытующе уставился на меня, словно ждал, что я начну его разубеждать. Или ж, напротив, убеждать — уразуметь, чего он добивается, я никак не мог, и заподозрил, что он опять хочет меня уязвить:
— Неужто вы надо мной насмехаетесь?
— Ха-ха-ха, — вымученно посмеялся мастер Ванцзу, — да что ты говоришь такое?.. Просто я не мог тебя не спросить об этом…И не знал, как. Уж не серчай. Сянь Тан меня вот полчаса тому назад озадачил так озадачил.
— Чем же? — в нетерпении спросил я.
— Он хочет, чтобы один из нас пошёл к верховьям Лэн и отыскал там «речную деву».
Теперь уж пораженно притих и я, и молчаливо выслушал сетования моего начальника: что надвигается ливень в горах, и весь дом пронизан ветром, смекнул он ещё после аудиенции у императора в начале наступившего года, но гром грянул лишь вот в то утро[1].
Император, несмотря на взятие крепости близ Дапэй, был озабочен делами на западных рубежах, и остался недоволен ответами первых мужей в государстве настолько, что в гневе, подобно своему пращуру[2], заявил, что любой из присутствующих рангом ниже наверняка сумел бы придумать хоть что-то, и не замедлил спросить об этом тех, кто явился к нему. И надо ж было сяню Тану подать голос! Да не просто подать, а спросить, помнят ли великий владыка и его поданные легенду о зачарованном мече — Нефритовом Клыке Цинлуна[3]?
— Ты ведь знаешь эту легенду? — прервал свой рассказ мастер.
— Я помню её смутно и был бы вам признателен, коль вы бы мне её напомнили.
Мастер Ванцзу недовольно покачал головой и поведал мне легенду о мече: будто бы незадолго до Небесного Явления жил в окрестностях леса Муеон-сулим один богоизбранный шаман, и дабы помочь гичё и горё создать свою собственную, независимую от империи Хуандигоу, страну он помог одному одаренному кузнецу сковать меч, а сам зачаровал его.
Меч тот будто бы выкован из лучшей стали, достигал целого бу[4] в длину, а рукоять его сделана из бледно-зеленого нефрита и украшена лазуритом и бирюзой. И тот, кто владеет этим мечом, не проиграет ни единого боя. Его нельзя отобрать силой, нельзя украсть или забрать