Преступники - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И все же трудно поверить, что молодого специалиста уволили только из-за этого. — с сомнением покачал головой Чикуров.
— Повторяю: я сам лично читал приказ за подписью прокурора области. Кроме того, по заданию редакции я выезжал туда, интересовался, проверял. Отзывы о помощнике прокурора весьма положительны. Более того, буквально за несколько месяцев до увольнения ему было присвоено звание юриста третьего класса. По ходатайству райпрокурора. Характеристика очень похвальная. Честный, принципиальный, грамотный юрист, не знающий компромиссов в борьбе с правонарушителями. И так далее и тому подобное… Честно говоря, я взялся ему помочь, потому что видел: человека обидели незаслуженно. От души стало жаль его. Бывает же так?
— И каковы результаты?
— Я был на приеме у прокурора области. Он выслушал меня и говорит: восстановить на работе в органах прокуратуры не можем. У нас, мол, должны работать только кристально честные люди! Я ему: тогда надо уволить с работы девяносто девять процентов прокуроров, потому что они ведь не святые, а просто смертные люди… На облпрокурора все мои доводы не произвели никакого впечатления. Он стал ссылаться на „Положение о поощрениях и дисциплинарной ответственности прокуроров и следователей органов прокуратуры СССР“… Вы его знаете?
— Естественно, — кивнул Чикуров.
— И все же я хочу напомнить, — не унимался Мелковский. — В статье семнадцатой говорится, что дисциплинарное взыскание налагается не позднее одного месяца со дня обнаружения проступка, не считая времени болезни работника, нахождения его в отпуске, а также времени служебной проверки. Дальше в положении говорится, что взыскание может быть наложено только не позднее одного года со дня совершения проступка. Подчеркиваю: не позднее года. Правильно?
— Совершенно верно, — подтвердил следователь, несколько удивленный осведомленностью журналиста.
— А того самого помощника прокурора уволили через два года после его проступка! — поднял палец Мелковский. — Я напоминал об этом прокурору области. Но тот стоит на своем и приводит довод из того же положения, где говорится, что в случае совершения работником действий, несовместимых с занимаемой в органах прокуратуры должностью, увольнение его производится независимо от срока свершения этих действий… Мы заспорили. Я спрашиваю: как вы определяете, когда эти действия совместимые, а когда нет? Критерий, так сказать? Например, одно дело совершить преступление с использованием служебного положения, другое — перейти улицу в неположенном месте, поссориться с соседом или нагрубить теще… Да мало ли что случается! Он мне опять: ездил, мол, без доверенности. И снова про кристальную честность… Так мы ни к чему и не пришли… Но, скажу я вам, какое-то каучуковое положение… Выходит, можно увольнять любого по пустяку? Причем и за давние грехи?
Чикуров подумал о том, что Мелковский затронул действительно спорный вопрос. И в чем-то был прав. Об этом Игорь Андреевич говорил как-то с Вербиковым. Они тоже не могли разобраться в тонкостях. Например, сколько максимально времени может продолжаться служебная проверка? Неделю? Месяц? Год? Ведь для следствия существуют сроки, установленные законом, почему же нет такого времени для служебной проверки?..
— Сложно все это, — сказал Игорь Андреевич.
— Я за кристальную честность! — продолжал Мелковский. — Но против ханжества! Вы знаете, Игорь Андреевич, надо же случиться такому совпадению! Буквально сразу после приезда из той области меня пригласили на конференцию нештатных корреспондентов журнала „Социалистическая законность“. Я выступил. Затем другие корреспонденты. И вдруг на трибуну выходит начальник отдела прокуратуры области, в которой я только что был по делу разжалованного помощника райпрокурора… Выступившего спросили: как вы готовите статьи для журнала? Тот, ничтоже сумняшеся, отвечает: анализирую, мол, статистику, факты, затем ищу проблему. Потом еду на место, собираю примеры, пишу статьи, отшлифовываю… Когда все готово, иду докладывать прокурору области. Тот подписывает материал, и мы отсылаем в ваш журнал…
Из зала реплика: „А кто гонорар получает?“ Начальник отдела, не поняв юмора, брякает: „Как кто? Облпрокурор“… Аудитория, естественно, смеется… Я не выдержал, говорю: „Это же для фельетона! Какой-то дядя думает, анализирует, ищет проблему, пишет, а прокурор ставит свою подпись и получает гонорар. За чужой труд! И после этого ваш прокурор считает себя кристально честным человеком? Это, позвольте спросить, совместимо со званием работника прокуратуры?“ Начальник отдела не ответил, ушел с трибуны весьма смущенный…
Мелковский замолчал, налил себе „Росинки“ и медленно выпил.
— Что же дальше? — поинтересовался Чикуров.
— С тех пор об этой области, а точнее — о том облпрокуроре, я ни слова ни в газетах, ни по радио.
— А надо бы, — заметил Игорь Андреевич. — Фельетон.
— Да, неплохо было бы, — усмехнулся Мелковский. — И не только о том прокуроре. Сейчас и за некоторых министров, и за иных академиков другие ищут проблему, подбирают примеры, пишут… Но, к сожалению, вы ведь не главный редактор, — многозначительно посмотрел он на Игоря Андреевича. — Да, не могу не вспомнить слова Бальзака: „Нравы — это люди, законы — разум страны“… Законы у нас отличные, а вот нравы иной раз…
— Так чем же кончилась история с увольнением? — спросил Чикуров.
— Пока ничем. Но я не теряю надежды. Дойду до генерального прокурора, выступлю в печати…
— Желаю успеха… А теперь чем заняты? — поинтересовался Чикуров.
Рэм Николаевич достал из кармана пиджака бумажник и протянул следователю командировочное удостоверение на бланке солидной московской газеты, в котором говорилось, что Мелковский Р. Н. командируется в Березки для сбора материала о покушении на профессора Баулина.
— Ясно, — сказал Игорь Андреевич, возвращая бумагу журналисту. — Но следствие только-только началось.
— Очень хорошо! — воскликнул Мелковский. — Я смогу показать, как вы день за днем, шаг за шагом идете к истине. Простите, — поправился он, — идете вместе с товарищем Дагуровой… Конечно, об отдельных досадных огрехах упоминать не будем. — Рэм Николаевич скромно улыбнулся, явно давая понять, что под „огрехами“ он подразумевал историю с изъятием туфель у Ростовцева.
Намек Чикурову не понравился. И он сказал:
— Я все же не понимаю, какова цель вашей командировки?
— Написать очерк о творческой работе следователя! Да-да, именно творческой! Ведь это творчество особого рода! Хочу подать материал без всяких штампов, надоевшей банальщины… Может, вы удивлены, почему я захотел писать именно о вас? Отвечу: вас хвалили в Прокуратуре СССР. Еще бы — стопроцентная раскрываемость! И потом, вас недавно наградили орденом…
„Явный подхалимаж“, — подумал Игорь Андреевич. Этого он тоже не любил.
— Вот вы, как я понял, считаете себя человеком в какой-то степени искушенным в нашем деле…
— Конечно, — подхватил Мелковский. — И если вы ознакомите меня с интересными протоколами допросов, затем я поприсутствую на самих допросах, уверяю, будет гвоздевой материал!
— Погодите, — остановил его жестом Чикуров. — А как же тайна следствия?
— А кто собирается нарушать ее? — с обаятельной улыбкой сказал Рэм Николаевич. — Простите, но об этом вы могли бы меня и не предупреждать!
— Нет, это вы простите, — улыбнулся в ответ Чикуров. — Но за разглашение буду нести ответственность я, а не вы… Так что обижайтесь, не обижайтесь…
— При чем тут обида? — пожал плечами Мелковский. — Дело у нас с вами общее — разъяснять, убеждать, что наказание за преступление неотвратимо… Я считаю, писать о людях закона нельзя, не зная при этом каждую мелочь, каждый нюанс. Как нельзя, например, говорить о хирурге, не побывав на его операциях… Вспомните наших известных писателей Григория Адамова, Юлиана Семенова и многих других. Они сами признавались, что собирали материал в гуще, так сказать, событий. Дежурили по ночам в МУРе, вместе с оперативниками выезжали на происшествия и задержания, присутствовали на допросах… Именно поэтому у них такие достоверные и яркие произведения.
— Возможно, те, с кем они сотрудничали, могут позволить себе такую роскошь, — сказал Игорь Андреевич. — Лично я допускаю на следственные действия только понятых.
Рэм Николаевич развел руками.
— Ну что ж, принципы надо уважать. — Он подумал и спросил: — Хотя бы в общих чертах вы можете сказать, как идет следствие?
— Кто стрелял в Баулина, мы не знаем.
— И на том спасибо, — криво усмехнулся Мелковский.
Рассчитавшись, вышли из ресторана.
— Да, Игорь Андреевич, какие у вас планы на сегодняшний вечер? — поинтересовался журналист.
— Честно говоря, еще не знаю, — ответил следователь.