The Мечты. Минор для мажора - Марина Светлая

на подвиг, который заключался в явлении себя пред ясные Юлькины очи. От нее ведь не дождешься – она не Алина. Не приедет и не скажет, что соскучилась. А он соскучился, потому что они слишком давно не виделись.

Отправив грязную посуду в посудомойку, себя Моджеевский отправил к компьютеру. Там, в отдельной папке, уже которую неделю накапливались отчеты – за Юлией Малич ходил человечек Савелия. Богдан велел. Он был абсолютно уверен, что Юля никогда ему не скажет, если к ней заявится Нина Петровна. Но он не мог допустить, чтобы мать снова лезла и портила ей жизнь. Потому и приглядывали. Впрочем, Савелию было сказано доложить именно о вмешательстве, но тот, оставаясь верным заветам Коваля, отправлял на почту начальника еженедельные отчеты. Богдан их никогда не читал, не желая подсматривать в замочную скважину. Но теперь пригодится.

Ему повезло. Очень быстро он понял, где обязательно ее увидит. И уже через полчаса сидел на видавшей виды скамье в небольшом скверике, разбитом у входа в детский сад. За заборчиком на отдельных площадках шумно и весело резвилась детвора.

Он сразу узнал Андрюшку. В смешном зимнем комбинезоне и с ярко-красной лопаткой в руках. С парочкой таких же спиногрызов он что-то деловито строил в песочнице, шумно обсуждая процесс. Маленькое продолжение Юли. И если Моджеевский намеревается бороться за женщину, то по всему выходит, что и за мелкого тоже. Эта мысль, неожиданно и объемно оформившаяся в его голове, ничуть его не испугала и даже понравилась.

В какой-то момент Андрюша поднял глаза и уставился прямо на него, весело улыбаясь, и Богдану вполне могло показаться, что он его заметил и тоже узнал – ну мало ли, может, у него фотографическая память и вспомнить мужика, которого видел раз в жизни несколько месяцев назад, проблемы не составляет. Он почти уверился в этом, когда мелкий принялся махать ладошкой в крохотной вязаной варежке. Но сорвавшееся с детских уст тоненькое: «Мама!» - вернуло на землю. Богдан и сам обернулся к дороге и увидел Юлю. Она выбралась из машины и точно так же махала сыну, хотя взгляд ее был прикован к нему. К Моджеевскому.

Он улыбнулся, поднялся со скамьи и сделал несколько шагов в ее сторону. Юлька тоже не спасовала. Пиликнула ключом, запирая машину. И, заправив на ходу за ухо прядь, выбивавшуюся из копны распущенных сейчас, чуть вьющихся волос, двинулась к нему. К воротам, конечно, но и к нему тоже.

- Привет, - поздоровалась Юля, как будто бы из прошлой жизни – без забрала на лице, разве только немного встревоженная, но к этому он, пожалуй, даже уже привык. – Горного воздуха здесь нет, погода сегодня ветреная, потому спрашивать, что ты тут делаешь, не буду.

- Ну и ладно, - усмехнулся в ответ Богдан. – Я сам скажу. Соскучился.

- Лучше бы ты соскучился по кому-нибудь другому, - пожала она плечами, но вышло без злости, даже по-доброму. – Хотя если тебя даже сюда принесло, то это хорошо. Потому что… мне все равно нужно было тебя увидеть и поговорить.

- В чем я снова провинился?

- Не ты, а я.

- Ушам своим не верю, – совсем развеселился Моджеевский.

Юля смутилась и опустила глаза. Но он отчетливо видел, что уголки ее губ чуть приподнялись. Уж что-что, а чувство юмора ей в прошлом не отказывало. И это тоже, наверное, не изменилось. Богдан мог читать ее, как читал бы исходный код совершенно любой программы, написанной на любом языке программирования. Все равно с какими багами, все равно в каком месте глючивший. Может быть, иногда ему требовалось самую малость больше времени, чтобы разобраться, но изменить этой истины нельзя. И она тоже это знала.

Возможно, потому и улыбалась сейчас.

Он не ожидал. Это же так замечательно, что он не ожидал.

Они не виделись несколько недель, и чего она только ни передумала за прошедшее время, но одно оставалось главным: это не Богдан виноват в том, что ей так трудно. Это она сама. И не ей его обвинять, у самой рыльце в пушку.

Наконец, она посмотрела на него и попросила:

- Я Андрея заберу, ладно? Подождешь немного? Или хочешь – вместе пошли?

Он раздумывал одно мгновение. Слишком короткое, чтобы его можно было заметить.

- Хочу.

Юля промолчала, но кивнула. И направилась к воротам, чтобы там войти в маленькую калитку. Богдан шел рядом, а она думала, что это лучше всего, что он и правда явился именно сюда. Здесь много людей, и ей легче. Здесь и Андрюша, а значит – они не поссорятся. Они же не станут ссориться при Андрюше, и уж тем более, они не станут при нем целоваться. Смешно сказать, ее муж не при каждой встрече целовал! А этот повадился.

Андрюша пригарцовывал уже у самого выхода, бросив и друзей, и игрушки в песочнице. А когда Юля наклонилась, чтобы подхватить его, сам потянулся к ней на руки. Она махнула ладонью воспитательнице, сигнализируя о том, что забирает ребенка, а потом спросила у сына:

- Ну и как день прошел, а?

- Бомба! – объявил тот, демонстрируя ей новое выученное слово.

- А домой пойдем или еще погуляем?

- Гулять! – завил мальчик. – К птичкам!

- Ну, гулять, так гулять, - кивнула ему Юлька и посмотрела на Моджеевского. – Мы к набережной пройдемся. Это ненадолго.

- Не холодно? – с самым серьезным видом поинтересовался Богдан, все познания о детях которого ограничивались периодическими встречами с Лизкой. Но если уж всерьез собираешься заводить семью – самое время начинать учиться.

- Он тепло одет и будет бегать. Потом все равно в машину. А если холодно тебе – то сидел бы дома, - рассмеялась она.

- Мне сейчас начать оправдываться, что у меня нет детей? – хмыкнул он.

- Лучше не надо, а то мне придется оправдываться, что у меня есть.

- Так о чем ты хотела поговорить? – спросил Богдан, шагая рядом и приноравливаясь к шагам Юли.

Ну что? Давай, Малич! Признавайся, раз смелая!

Чтобы еще хоть на мгновение оттянуть момент истины, она на секунду остановилась и опустила Андрея на землю, тут же ухватив этот моторчик, кажется, решивший сразу же куда-то бежать, за руку. Царевич на удивление не возражал, что полной воли ему не дали, и мелкими шагами засеменил между нею и Моджеевским.

- Он становится тяжелым, - улыбнулась она и повернула лицо к Богдану.