Демоверсия - Полина Николаевна Корицкая

нее словно вынули батарейку, и что-то внутри остановилось. Но руки еще двигались по инерции, как первую секунду еще завершает начатый оборот красная секундная стрелка.

Аня взяла готовые часы и вытащила батарейку. Стрелки остановились. Она задумчиво посмотрела на них и вставила батарейку на место. Ход возобновился – но Аня понимала, что время в них было уже неточным. Время было испорчено, как забытая на столе еда. Как яблоко, поклеванное птицами и брошенное под деревом. Его можно было починить, все всегда исправить, на самом деле, можно. Но невозможно отринуть факт вмешательства в механизм, насильственного вращения стрелок, – которые шли бы сами по себе – точно и, возможно, еще очень долго… Если бы кому-то не понадобилось вытащить батарейку.

Дома у Ани уже были такие часы, только не круглые. На кухонном фасаде она сделала циферблат. Иногда батарейки садились, и их приходилось заменять. Каждый раз при этом нужно было лапать стекло руками, оставляя на поверхности отпечатки, расшатывать механизм – слегка, совсем незаметно. Совсем незаметно гнулись и расшатывались стрелки. Но это было незаметно только на первый взгляд.

Она еще раз вынула батарейку. Это действие требовало некоторого усилия, и она увидела, что маленькая металлическая скобочка, призванная удерживать батарейку на месте, еле заметно погнулась.

Всякий раз, когда Ян будет выходить из сети – со словами «пока», «мне пора», «я ухожу» или вообще молча, – а потом возвращаться с какой-нибудь незначительной фразой и выходить снова и снова, – всякий раз в Аниной грудной клетке будет незаметно сгибаться какая-то маленькая металлическая скобочка, удерживающая ее сердце на месте. И одному богу известно, сколько таких движений в разные стороны выдержит ее механизм.

У нее зазвонил телефон. Аня взяла трубку, внимательно выслушала и записала техзадание. У нее был новый заказ. На его обработку уйдет несколько дней, а потом…

– А потом я буду делать часы, – сказала себе Аня и взяла бумагу под шаблоны, временно отложив заказ. Она успеет заняться им позже. Конечно, если поторопится.

* * *

Влад достал из гитарного чехла стопку текстов и поставил на пюпитр. Аня торопливо глотнула чая, готовясь петь, и нечаянно обожглась.

– Хочешь пива? – спросил Влад у сидящего рядом Арнольда. Арнольд, подтягивая колок на виолончели, тряхнул кудрями.

– Нет, спасибо.

– Ну что, начнем? – спросила Аня.

Она самостоятельно организовала их следующий концерт. Выбрала клуб, простроила программу. Влад убедил ее, что нужно сделать платный вход.

– А что, если никто не придет? – спросила она тогда.

– Придут. Надо просто нормальную рекламу сделать.

Аня согласилась.

Теперь она нервничала.

Влад взял листок с программой и случайно пролил на него пиво.

– А-а, черт, извини…

– Ничего. Давайте уже начнем.

Она забрала листок и встряхнула его. Влад взял аккорд и провел по струнам, но почему-то сразу остановился и рассмеялся.

– Простите, я, кажется, пьян. Давайте еще раз.

Арнольд остановил смычок и сказал:

– Это непрофессионально.

– Да ладно…

– Если ты не уважаешь Аню, уважай хотя бы нас.

– Я вас уважаю! Хотите пива?

Арнольд резко провел смычком по струнам. Виолончель издала какой-то дребезжащий звук. Арнольд внезапно поднялся и стал зачехлять инструмент.

Аня опешила.

– Прости, – сказал ей Арнольд и приспустил на смычке волос. – Но Влад не музыкант. Не настоящий музыкант по меньшей мере.

* * *

Они подошли к Древу, и Ян сковырнул со ствола маленькую застывшую каплю.

– Кропельки джэва[89]. Смола.

Аня покачала головой.

– Это уже не смола. Это камедь.

Она посмотрела на еще прозрачные капли, покрывающие кору. Их цвет был точно таким же, как на одной из сережек. Она откинула волосы и кокетливо склонила лицо.

– Тебе нравится?

Серьги сверкнули под солнцем, как две разноцветные бусинки, заключенные в стекло. Ян улыбнулся.

– Очень красиво.

Аня сделала книксен.

– Благодарю вас, сэр. Мне очень приятно.

Она рассмеялась, а потом замолчала, прислонившись к стволу и глядя в небо.

– Ты знаешь, что у витражей тоже есть слезы?

Ян удивился.

– Слезы? У витражей?

Аня кивнула.

– Когда я приклеиваю к стеклу фацеты, клей не всегда сразу застывает полностью. Поэтому после фацетирования нужно поставить стекло вертикально. И тогда, через некоторое время, можно увидеть бегущие из-под фацетов слезы.

– Мне бы очень хотелось никогда не видеть твоих.

Она стояла, опустив руки, и смотрела, как сияет круглое озеро. Сегодня было немного ветрено, поэтому его поверхность уже не казалась абсолютно зеркальной. Она была зеленоватой и будто покрытой огромной прозрачной линзой.

– Давай искупаемся, – предложила Аня.

Она скинула платье и увлекла Яна, тоже уже раздетого, в воду. Они вошли и поплыли – легко и свободно. Это было странно, потому что в жизни Аня плавать почти не умела, – а здесь, в Тишине, это было так просто, и они могли плыть, держась за руки. Доплыв до середины озера, они остановились. Это было очень естественно – стоять, высунувшись из воды по пояс, и целоваться. Под ногами не было дна, но они не тонули.

Аня подняла голову и увидела огромный стеклянный купол, с которого сыпалась в воду мелкая серебряная пыль. Она замерла с поднятой головой и открыла рот, ловя эту пыль, как снежинки.

* * *

Не успела Аня взять в руки карандаш, как телефон снова зазвонил. Она раздраженно приняла вызов.

– Слушаю.

Номер был неизвестным. Наверняка реклама какая-нибудь.

– Привет.

Аня услышала знакомый голос и осела на стул.

– Боже мой, Маша…

Она не слышала ее два года.

Первое время после отъезда Маша писала Ане, иногда они созванивались и болтали. Аня спрашивала, как у нее дела, все ли хорошо, и Маша говорила, что все хорошо, – но сообщения становились все реже. А в какой-то момент она перестала отвечать совсем. Аня тогда подумала, что Маше, наверное, не до того – скоро же рожать. Впрочем, ей самой было некогда. Изредка Аня заглядывала на страницу Маши и видела, что профиль давно не обновлялся. Наверное, она была занята.

– Маша, дорогая, как ты? Почему пропала? – Она улыбнулась. – Мальчик или девочка?..

– Мальчик, – сказала Маша. Голос звучал как-то глухо. То ли были помехи, то ли Маша говорила слишком тихо.

– Здорово! Как назвала?

Маша вдруг замолчала. Аня подумала, что прервалась связь, и вспомнила, как часто прерывалась связь там, в подвале, где они вместе делали витражи.

– Але, Маш?.. Але!..

На том конце трубки послышалось какое-то движение, и Аня поняла, что со связью все в порядке.

– Ребенок родился мертвым.

* * *

Она старалась работать быстро.

Блестящий серебряный моток крутился в деревянной катушке. Аня аккуратно прикладывала ленту по контуру чертежа, и подложка падала под ноги серпантином. Вдруг