Стать Медузой - Эмма Хамм

было, чтобы убить женщину, безнадежно верную тебе. Я хочу знать, почему.

Лицо Афины осталось холодным. Она выслушала его, но сказала:

— Это ребенок Посейдона?

Она его вообще слушала?

— Да, — прорычал он. — Это ребенок Посейдона и Медузы. Женщины, которую я люблю.

Афина протянула руку.

— Отдай дитя, смертный. Ему место с его видом, не с тобой.

— Нет.

— Мы можем забрать ребенка у тебя, Алексиос. Я была рядом, когда ты путешествовал с Персеем. Я знаю, что ты не подходишь для жизни, которая нужна богу. Отдай это.

«Это».

Она даже не считала Хрисаора мальчиком? Она могла звать его лишь «это»?

Алексиос едва осознавал, что двигался. Он осторожно опустил мальчика на камень рядом с собой, убедился, что он ровно сидел. Он похлопал мальчика по голове.

А потом плавным движением вытащил из сумки золотой меч. Он сверкал на солнце, двигался так быстро, что Алексиос сам не видел толком, пока кончик клинка не замер у шеи Афины.

Он недовольно скривил губы.

— Коснешься его, Афина, и я не посмотрю, что ты богиня. Я отрублю руку и все, что его коснется.

Она склонила голову, окинула его взглядом.

— Признаю, в тебе больше храбрости, чем во многих.

— Я тут не насчет него. Хрисаор останется со мной, как хотела бы его мать, — гнев рос в его груди, меняя его. — Ты уже достаточно навредила его матери.

— Да? Как я навредила своей жрице, если дала ей силу защититься? — Афина сжала копье. — Я превратила ее в монстра, на какого посмели бы охотиться только герои. И когда герой пришел, она могла защититься. Но не справилась.

Он открыл рот, его слова полетели как стрелы.

— Ты позволила своему дяде изнасиловать ее. Ты позволила герою убить ее и использовать голову для обмена. И теперь хочешь отдать единственное, что осталось от ее души, мужчине, который обесчестил ее и начал все это? Ты хочешь отдать ребенка мужчине, который увидел жрицу и тут же прижал ее к полу? Это и есть вред, богиня войны.

Хоть его меч не дрогнул, его взгляд дрогнул. Голова Алексиоса кружилась от разреженного воздуха горы и эмоций в сердце. Слезы выступили на его глазах, две покатились по щеке.

Он тряхнул головой, не веря, что богиня могла быть такой жестокой.

— Она отдала все, чтобы служить тебе, — прорычал он. — Ты только причинила ей боль.

— У меня не было таких намерений.

— Докажи! — его крик разнёсся над вершиной, словно он стоял в золотых залах Олимпа. — Делай что-то, а не требуй права на ребенка, над которым у тебя нет власти. Делай что-то, а не говори мне уйти с горы, потому что я смертный. Как ни посмотри, только я тут с чувством долга и гордости. Ты гадкая, Афина. Я требую отплаты за душу любимой.

Хрисаор взвыл, его крик взывал к чему-то в глубине Алексиоса. Он тут же опустил меч и вернулся к ребенку без вопросов. Он поднял золотого мальчика к сердцу, прижал головку к своему плечу.

Они пройдут это вместе. Даже этот мальчик знал, что Алексиос умрет, но не позволит олимпийцам коснуться малыша.

Может, потому мальчик и кричал.

Афина ослабила хватку на копье. Она смотрела на них задумчиво, а потом вздохнула.

— Ладно. Оставь ребенка, если хочешь, но он принесет только сложности. А с душой Медузы я не могу помочь. Без монет на глазах и правильных похорон она будет блуждать по Загробному миру вечность.

— Ты не поможешь? — он потрясенно глядел на нее. — Я правильно услышал? Ты устроила столько бед, принесла столько боли, но ничего не сделаешь?

— Что мне делать, смертный? — голос Афины гремел, как гром на горизонте. — Я не могу пойти к Аиду и забрать ее душу. Я не могу вернуть ее к жизни, и я не стала бы отменять свои решения. У Персея роль куда больше, чем у безымянной жрицы в одном из множества моих храмов.

— Безымянной? — его сердце кричало, голос стал выше от гнева. — Ее звали Медуза!

Его крик гнева повис между ними. Вызов для нее принять или отказать.

Еще богиня появилась за ней. Эта была в черной ткани с головы до пят, темно-каштановые волосы ниспадали вокруг плеч мягкими волнами.

— Этот отличается от других смертных, Афина. Может, я могу озвучить предложение.

— Персефона, не лезь в это.

Это была жена Аида. Может, надежда еще была.

Алексиос расправил плечи и повернул Хрисаора, чтобы видеть обеих женщин.

— Назови цену, богиня. Я с радостью отплачу ее.

Персефона улыбнулась ему.

— Не сомневаюсь. Я тоже не могу увести ее душу с другой стороны реки Стикс. Но если ты заберешь ее голову и вернешь на Олимп, мы попытаемся похоронить ее должным образом. Если сможешь отобрать ее голову у Персея, то я лично сопровожу ее в поля Элизия.

Он чуть не рухнул на колени.

Он так мог. Ему было все равно, сколько лет он будет убеждать героя. Он мог забрать голову и вернуть ее на голову Олимп.

Алексиос мог ее спасти.

— Да, — прохрипел он. — Я принимаю эту сделку.

Афина фыркнула.

— Вряд ли ты преуспеешь. Ты будешь десять лет добираться до королевства Персея. Следовать за ним будет почти невозможно. Удачи.

Ему было все равно, было ли это возможно. Алексиос сделает это.

Он верил сердцем, что любовь одолеет даже самые сложные испытания. Вместе с ребенком Медузы он одолеет все на пути и упокоит ее душу.

ГЛАВА 34

Он спускался с горы с тяжелым сердцем и осознанием, что был прав. Медузу не похоронить без ее головы. Ее душа будет вечно блуждать, если он не вмешается, и только он мог что-нибудь сделать.

Сфено и Эвриала застряли в пещере. Они не могли выйти в мир и потребовать голову сестры. Какими бы талантливыми они ни были в бою, воины, охотящиеся на монстров, могли их поймать. И тогда они тоже будут блуждать.

Он не хотел, чтобы такое случилось с теми, кто заботился о Медузе.

Сунув руки под лямки сумки, он пытался убрать часть веса ребенка с плеч. Хрис лепетал ему на ухо, пухлые ручки махали, словно он был птицей.

Ребенок был любопытнее и умнее всех детей, которых он встречал. И хоть Афина была убеждена, что он будет как его отец, как олимпийцы, Алексиос уже ожидал что-то другое