Стать Медузой - Эмма Хамм

Эмма Хамм

Стать Медузой

(Мифы и монстры — 2)

Перевод: Kuromiya Ren

ГЛАВА 1

Олимпия думала, раз ее жизнь разваливалась, должен был хотя бы идти дождь.

Но его не было. Солнце сияло ярче, чем обычно. Небо было синим, соперничало с морем. Конечно, Зевсу не было дела, если ее жизнь рушилась, а душа была вырвана из груди. Солнце все равно сияло, и она барахталась в его лучах.

Она поправила капюшон, укуталась в плащ сильнее, чтобы никто не узнал ее. Она надеялась, что ее не узнают.

Воспоминания об отце горели в памяти. Как он сказал ей, что она должна выйти за старика, потому что их семья нуждалась в деньгах. Долгом дочери было помогать семье, и если нужно было для этого выйти за кошмарного старика, то она должна сделать это.

Но морщинистые ладони сжали ее талию без согласия. И когда старик увел ее в комнату, чтобы они поговорили наедине…

Она сжала кулаки. Она старалась не думать о синяках, которые он оставил. Она не хотела думать о поте, который она не могла смыть с тела. Или о выражении его лица, когда он понял, что ей было невыносимо больно. Словно он наслаждался каждой секундой, пока она извивалась.

Нет, она не могла выйти за того мужчину. Ее отец не мог заставить ее, и она убьет любого, кто попытается убедить ее в обратном.

Потому Олимпия убежала. Она будет жить в другом месте, не будет взаперти. Она все еще надеялась, что для женщины, как она, будет работа в городе.

Не в борделе. Так она не могла.

Плотнее кутаясь в плащ, Олимпия пошла по каменной дорожке, которая тянулась через центр города. Толпы людей поглотили ее, она словно шагнула в волну. Они несли ее к центру города, и там она застыла, одна и потрясенная.

Агора была куда больше, чем Олимпия помнила. Или, может, так выглядело, потому что ее семья не была с ней. Весь город был построен из бежевого камня, крыши с терракотовой плиткой сияли красным на солнце. Арки у зданий показывали, где люди могли торговать, если хотели.

Где она могла найти работу?

Слева от нее была лавка мясника, но это вряд ли. Всегда был храм, стоящий на холме над городом, белые колонны сияли. Но она не хотела быть жрицей, как и не ощущала связи с каким-нибудь божеством. Такая работа была бы ложью, и боги наказали бы ее за это.

Почти вся работа тут подходила для мужчин. Кузнец мог нанять подмастерье, но она не могла сойти за мальчика, даже если перевяжет грудь.

Олимпия не знала, как долго бродила по городу, заглядывая во все магазины, молясь, чтобы им была нужна работница. Швея поговорила с ней, но, как только она увидела кривые стежки Олимпии, женщина рассмеялась и прогнала ее.

Она могла работать в красильне, где простую ткань делали поразительной, но там хватало девушек. Так сказала однородная женщина, которая прошла к ней.

— Приходи через месяц, — сказала женщина. — Женщины на такой работе не задерживаются.

Олимпия оказалась в месте, откуда начала. В центре агоры, кусая губу, со страхом в сердце.

Она не могла вернуться.

Мужчина схватил ее за плечо, и ее сердце дрогнуло в груди. Тело задрожало. Она знала, что это был незнакомец, а не тот, кого боялось ее сердце. Если она посмотрит на ладонь, она не будет в морщинах и пятнах из-за проблем с печенью.

Но холодный пот все равно покатился между ее лопаток, ее горло сжалось.

— Я слышал, ты ищешь работу.

Она кивнула и не смотрела на мужчину.

— Там легко работать, и только там примут одинокую женщину, как ты, — он сжал ее плечо и повернул к улице.

— Спасибо, — прошептала она. Олимпия не посмотрела на вывеску над дорожкой. Она побежала по улице, не оглядываясь.

Как только она стала дышать нормально, Олимпия подняла взгляд, и ее рот раскрылся. Дома не были соединены. Они были хижинами с символами над дверями. Символы и вырезанные картинки были с людьми, делающими то, от чего ей было не по себе.

Мужчина послал ее в район, где зарабатывали проститутки. Как он посмел?

Она повернулась уходить. Это место было не для нее. Она не могла… не могла делать такое после произошедшего. Она предпочитала умереть.

Олимпия врезалась лицом в мягкую грудь, скрытую тонким пеплосом. Она охнула и отпрянула, упала бы, если бы крупная женщина не сжала ее плечи.

— Тише, кроха. Что ты делаешь в таком месте? — женщина, которая сжимала ее плечи, была огромной. Хоть она выглядела как воин из Спарты с хмурым лицом, в ее взгляде была доброта. И, может, немного понимания ситуации Олимпии.

Это было слишком. Страх. Побег. Надежда, что кто-нибудь поможет ей, боязнь, что всем будет все равно.

Олимпия расплакалась.

— О, бедняжка, — крупная женщина обняла ее и повела к зданию, где была голова женщины со змеями вместо волос. — Мы поможем тебе. Перестань плакать. Никто не должен видеть эти слезы.

Комната была пустой, кроме кровати и камина. Воздух был холодным, хотя снаружи было жарко, а тут горел огонь. Стул стоял у камина, явно не для компании. Женщина усадила ее у огня, и Олимпия быстро согрелась.

— Вот, — сказала крупная женщина, вручив ей чашку. — Это согреет кости. Меня зовут Ксения, а тебя?

— Олимпия, — она сделала большой глоток обжигающей жидкости. Кашляя от боли из-за алкоголя, она подняла чашку с одобрением. — Вкусно.

— Всегда согревает тело и душу, — Ксения села на край одинокой кровати. — Ты не должна быть тут, милая. Это место не для девочек, как ты.

— Мне нужна работа.

— Почему? — Ксения посмотрела на ее тело и прищурилась, заметив синяки на запястье Олимпии.

Она поправила ткань плаща, чтобы скрыть жуткие следы.

— Мне просто нужна работа.

— Я вижу выход из этого, — эти глаза слишком много видели. Или просто она тоже побывала на том же пути, что и Олимпия. — Милая… ты видела символ над дверью?

— Это была Медуза? — она поежилась от страха. — Я не знаю, что тут за услуги предоставляют, но точно что-то сложное. Медуза — чудовище. Какие мужчины ходят к ней?

— Не мужчины, — Ксения широко улыбнулась. — Тут ищут наслаждения только женщины, потому что только Медуза знает, чего мы хотим.

Щеки Олимпии пылали. Она пристально смотрела на кровать, словно могла увидеть воспоминания тех простыней.

— Женщины приходят сюда… за наслаждением?

— Порой.