Небо и корни мира - Юлия Тулянская

Он вернулся в княжеский покой. Поставил кувшин на дубовый стол возле оплывшей свечи и пустого кубка. Перевел взгляд на Кресислава. Но тот уже спал – полусидя, опираясь плечами на гору подушек и запрокинув голову. Перевязанная грудь с засохшим на повязке пятном была открыта, медвежья полсть сползла. Ивор с укоризненным вздохом поправил ее и начал сам собираться спать. Другой кровати в тесном покое не было. Но княжеский стремянный, привыкший и ночевать при своем князе, без всяких сомнений устроился на застеленном волчьими шкурами полу.

Под Анварденом возводился великий храм. Работы шли второй год, Неэр бросил на храм все силы. Для новых и новых строителей быстро ставили бараки. Появился целый город бараков, обступивших растущие стены собора.

Не так далеко оттуда был старинный монастырь Ормина Небожителя. В нем принимали монашество члены королевской семьи. Там, в уединении, в скромной келье жил теперь бывший король Олверон. Неэр с детства считал его своим наставником и вторым отцом. В эти трудные дни только ему король вардов мог рассказать, что творится у него на душе. Рядом с Олвероном Неэр не боялся быть искренним, не боялся даже делиться наивными мечтами, не совместимыми с холодной государственной мудростью.

В плохо освещенной келье стареющий книжник внимательно всматривался в лицо своего любимца:

– Ты выглядишь утомленным и, кажется, разочарованным, государь.

Неэр грустно улыбнулся, вспоминая ту пору, когда он сам звал Олверона государем.

Обстановка в келье Олверона была очень простой, но не потому, что бывший король сознательно стремился к лишениям. Просто он впервые в жизни окружил себя только теми вещами, которые на самом деле были ему нужны. Кровать у стены, лавка и стол, на котором собраны были письменные принадлежности: чернильница, песочница, бумага, гусиные перья и ножичек для их очинки. На полках стояло несколько книг. В затворничестве Олверон перестал читать много, он больше внимания уделял собственным мыслям.

Неэр рассказывал бывшему королю, как задумал строительство и рассчитывал с его помощью избавить страну от нищих, бродяг и воров. Теперь строительство разрослось. Лорду Торвару приходилось нанимать все больше надсмотрщиков. Без надзора люди работали плохо, небрежно обходились с инструментом, норовили сбежать. А надсмотрщиков тоже надо было кормить и одевать, ставить для них бараки. Они надзирали за рабочими, но за ними самими некому было надзирать.

– Рабочих приходится запирать на ночь в бараках, некоторых выводят на работы в цепях. И так было всегда, дядя! Всю жизнь сила, которой обладали стоящие у власти, уходила на то, чтобы сдерживать развращенную человеческую природу. На то, чтобы облагодетельствовать народ, у государей уже не оставалось сил, – говорил Неэр. – Чтобы сохранить порядок, мне приходится держать целое войско надсмотрщиков и охраны, на всех не хватает припасов, для нарушителей порядка пришлось ужесточить наказания.

Олверон тихо вздохнул. Власть сама по себе была ему чужда. Он видел сухое, упрямое лицо своего бывшего воспитанника и жалел, что когда-то сам возвел его на престол.

– На строительстве меня прозвали Тюремщиком, – сказал Неэр. – Как Князя Тьмы. Люди ненавидят меня за то, что я им дал слишком мало!

Он знал, что простонародье называет теперь стройку храма королевской каторгой. Они жаловались, что король разлучает семьи. Но тут Неэр был бессилен. Бараков не хватало, в каждом приходилось селить как можно больше людей. Было бы безумием позволить жить в этой тесноте семьями. Детей Неэр велел оставлять с матерями.

– Я убеждаюсь, дядя: простонародье никогда не было способно ничем пожертвовать. Лучшим правителем в его глазах будет тот, кто даст каждому крышу над головой и вдоволь хлеба. И чтобы это все доставалось как можно легче, без жертв! Сейчас, на пороге Конца, они не могут позабыть о своих удобствах и уюте! Все это вернется к ним у подножия Престола. Но они не хотят даже заслужить!..

Неэр приезжал к дяде в монастырь изредка, поздними вечерами. Олверон ждал его куда чаще, чем он находил время приехать. Старый книжник видел, что Неэр берет в свои руки судьбу Анвардена и даже всего мира. Неэр пытается удержать Обитаемый в границах собственной воли и силы. Олверону чудилось, в этом скрыт подвох и жизнь скоро обернется против последнего анварденского короля.

Однажды под утро в монастырь прискакал гонец от лорда Торвара. Он привез короткую записку королю. Неэр взял ее в руки, поднес ближе к свече. Отблеск пламени заиграл на бумаге. «Мой сын и государь. Ночью на строительстве храма вспыхнул пожар. Приезжай, все погибло. Твой отец и вассал, лорд Торвар».

Небольшой отряд, сопровождающий короля, во весь опор проскакал по дороге и смешал снег с грязью. Неэр гнал коня так, что телохранители отстали, и уже издалека увидел в той стороне, где восходит солнце, огненное зарево. Оно затмило тусклый зимний рассвет, а в небе вместо туч клубился дым.

За высокой бревенчатой оградой бараки и склады сгрудились почти вплотную. Когда начался пожар, их в считанные минуты накрыло огнем. Загорелись леса на возводящихся стенах, пламя охватило деревянные каркасы, раскалившись, обрушивалась кладка храма.

Пожар никто не тушил. От неистово разрастающегося огня шел такой жар, что нельзя было сунуться ни с ведром, ни с топором. На безопасном расстоянии стояли и смотрели на пожар рабочие, надсмотрщики и охрана. Из пламени летели хлопья сажи, как будто черный снег. Он уже устлал землю, густо осел на лицах, волосах, одежде, шлемах, доспехах.

Неэр перевел коня на шаг. Конь пугливо всхрапывал. Лорд Торвар первым увидел короля. Он тоже был верхом, в окружении телохранителей.

– Это поджог! – громко сказал он, подъезжая. – Мой сын и государь, это поджог! Я дознаюсь, кто это сделал! – Испачканное сажей лицо лорда Торвара выражало усталость и гнев.

Неэр закрыл глаза, но даже сквозь опущенные веки ему был виден красный отсвет огня.

Когда вспыхнул пожар, Торвар не сразу позволил отпереть запертые на ночь бараки. Он боялся, что рабочие разбегутся и начнется сумятица, которая помешает тушить огонь. Горели склады. Пламя разносилось ветром. Когда стало ясно, что бараки не отстоять, двери отперли. Обезумевшие люди в давке калечили друг друга, пламя разносилось быстрее, чем они успевали выбежать за ограду. На строительстве было много женщин. С ними жили их дети. Ведь Неэр хотел дать кров неимущим!

Когда королю доложили, сколько народу сгорело заживо и сколько задохнулось в дыму, он не поверил. Как провидение могло это допустить?! Пожар на строительстве храма вызвал в народе толки, что государь-то, похоже, не так угоден Вседержителю, как про то говорят. Неэр понимал, что продолжать строительство невозможно: ему уже не хватит средств. Храм отвергнут Небесным Престолом!