Викинги - Патрик Вебер

— Да ладно, — перебил его Марк, все такой же мрачный. — Что там рассказывает этот твой Годон?

— Одон! — оборвал его Ле Биан так, словно шофер оскорбил его лучшего друга. — Наш Одон дал нам ключ к загадке, как выразилась Жозефина. Он ведет нас верной дорогой. Нам остается лишь пойти за ним, и там мы найдем Роллона или, пожалуй, лучше сказать — Рольфа Пешехода. Смотрите, если мы сделаем с этими рунами то же, что и с датой, они опять будут примерно похожи на латинские буквы. Надо только увидеть, на какие буквы, и вернуть их в правильное положение: иногда они повернуты набок, а то и вверх ногами. Спасибо тебе, Жозефина, за помощь:, ведь это ты обнаружила, наш начинающий эпиграфист!

Девушке комплимент пришелся весьма по душе. Она ответила притворно смущенной улыбкой.

— Одон поступил хитро, — продолжал Ле Биан. — Он сделал двойную систему соответствий. Чтобы понять его послание, надо сначала от латинского алфавита перейти к руническому, а потом, по сходству начертаний, обратно к латинскому. Это вполне естественно для викинга, привыкшего пользоваться тем и другим. А чтобы дать нам ответ, Одон прибегнул к своему посоху — baculum, — который ему служил оружием, а нас отсылает к другому слову. Вот, глядите: UVDAL. В этом месте и должен находиться Божий Молот Роллона.

— Ничего не поняла, — недовольно сказала Жозефина: она сбилась с мысли своего ментора.

— В Норвегию прокатиться не хочешь? — улыбнулся Ле Биан. — Долгая у нас будет дорога.

Глава 36

Фон Бильниц не верил своим глазам. Ему уже и так приходилось терпеть эмиссара от Черного ордена, а теперь ему на голову сваливался второй. И это в то время, когда военное положение становилось весьма тревожным, когда нужно было беспрерывно следить за движениями неприятельских войск! Он чертыхался и повторял про себя: разве сейчас время заниматься поиском древностей, разве время гоняться за призраками? Он беззаветно сражался, но защищал отнюдь не рейх, а свою родную Германию, чья кровь текла в его жилах.

— Я пригласил вас, господа, — начал он, даже не пытаясь скрыть в отчаянье в голосе, — чтобы сообщить: отныне я не могу столь свободно давать развернуться вашим планам. Военное положение заставляет меня сделать выбор, и я, рискуя огорчить всемогущую СС, вынужден отдать приоритет нашей армии.

Штурмбаннфюрер Рудольф Принц, нисколько не возмутившись, ответил ему широкой улыбкой.

— Рад познакомиться с вами, штандартенфюрер, — сказал он добродушно. — Как ученый, я уже имел случай путешествовать по этим краям. Особенно припоминаю дом настоятеля в Байё, где в подвальном каземате хранился некий гобелен. То был настоящий бункер! А знаете, почему наши французские друзья так дорожат этим куском материи?

— Нет, — ответил фон Бильниц, который вовсе не желал слушать лекцию по истории искусства, но не мог не отметить любезность нового гостя.

— Несомненно он обладает огромной художественной, исторической и материальной ценностью, — все так же восторженно продолжал эсэсовец. — Но он хранит еще и другие тайны, которые многие хотели бы оставить нераскрытыми. Мы провели в этом городе два месяца, и у нас было достаточно времени убедиться в этом.

— Простите мне мою настойчивость, — перебил полковник, — но чему я обязан, так сказать, удовольствием видеть вас?

— Простите и вы меня, — ответил Принц. — Иногда меня слишком увлекает лирика. Вы родом из старой прусской земли, все ваши корни там, но будьте снисходительны к этим странностям… По линии Аненербе мы проводили очень серьезные исследования гобелена из Байё — на сегодняшний день самые серьезные. Мы его полностью сфотографировали, срисовали и дотошнейшим образом описали. Трудились поистине как муравьи. Не скрою от вас, что первоначально нашей целью было забрать его себе, но мы уступили настояниям наших французских друзей и оставили его здесь. По крайней мере пока оставили. Затем начальство отправило меня на Восточный фронт заниматься коллекциями, находившимися в России. Но я приехал сюда с особым, совершенно секретным поручением. И мы должны его выполнить, ибо от этого зависит исход войны.

Фон Бильниц почувствовал, что его терпение подходит к концу. Сначала его тронула любезность приезжего, но он не мог перенести возврата ко всей этой мистической чуши. Полковник отвернулся, взял сигарету и машинальным движением вставил ее в мундштук. Не спросив собеседников, не желают ли и они угоститься, он закурил и опять повернулся к гостям. Дважды затянувшись, он ледяным взором уставился в лицо Принцу.

— Я сильно сомневаюсь, что исход войны зависит от памятников искусства Нормандии, как бы они ни были уникальны, — отчеканил он по-военному. — Я знаю одно: вы должны очистить помещение в комендатуре, которое я вам предоставил. Очистить сегодня же!

— Как? — воскликнул Шторман, до того не раскрывавший рта. — А где же мы разместимся? Что делать с нашими документами, книгами, фотографиями?

— Мы уволили консьержа, — ответил фон Бильниц. — Теперь мы не нуждаемся во французах, даже в тех, кто показал самую искреннюю готовность к сотрудничеству. Поэтому с удовольствием могу уступить вам то, что здесь называют швейцарской ложей. Вы сможете убедиться, что это очень удобное помещение; к тому же я слышал, что эсэсовцы привыкли к самым спартанским условиям.

Не дав собеседникам ответить, а тем более возразить на свое решение, фон Бильниц выпроводил их из кабинета.

Противодействие полковника, который не поддался на попытки Принца задобрить его, несколько сблизило двух членов Черного ордена.

— Что ж, — заметил Принц, — он даже не пытается скрыть, до чего нас не любит.

— Вот видите? — ответил Шторман, обрадованный, что нашел наконец союзника. — Так он себя ведет с самого моего приезда в Нормандию. Я уже не раз жаловался на него командованию, но, кажется, никого это не заботит. Все твердят мне, что он прекрасный военный, что в настоящее время Германия нуждается в таких людях.

— Шторман! — воскликнул Принц, и в глазах его блеснул вызов. — Мы с вами убеждены, что исход войны зависит не от их оружия. Сейчас мы с вами меняем ход Истории: ведь мы знаем, что История сделала нас тем, что мы есть сейчас.

Не прерывая беседы, они прошли в каморку консьержа. Открыв застекленную дверь, они обнаружили маленькую комнатку, забитую мебелью. У консьержа, должно быть, не было другого жилья, потому что здесь находилось все: стол обеденный, стол кухонный, кушетка, кровать и прочее. Шторман улыбнулся, увидев фотографию маршала Петена прямо над изображением Девы Марии. Он подумал: у этого швейцара, должно быть, обостренное чувство иерархии. Но его улыбка пропала так же стремительно, как луч солнца, выглянувший из-за туч. Принц, заметив его угрюмость, сказал: