Воровские гонки - Игорь Христофоров

- Марченко Лидия Феофановна, - вслух еще раз прочел Дегтярь и спросил директора, нервно крутящего карандаш в пальцах. - Опишите ее...

- У меня нет времени. У меня...

- В общих чертах... Возраст, характер, привычки...

- ...нет времени... Ладно!.. Возраст? Ну, там же есть в документации вот, девятнадцать... Хотя выглядела она помоложе. Прыщавенькая такая, знаете ли, тихенькая, неразговорчивая. Три месяца отработала и уволилась. Это только в газетах пишут, что в коммерции выгодно работать. Сейчас уже невыгодно. Мы продавцам больше пятисот тысяч заплатить не можем. Текучесть большая...

- Знакомые у нее были?

- Нет, никого... Я же сказал, такая, неразговорчивая...

Директор надоел Дегтярю не меньше, чем он сам надоел директору. Из магазина сыщик уехал с тревожным настроением. После явного провала или, как теперь говорим, облома в Красноярске, неожиданная удача с продавщицей взбудоражила его.

Он съездил в домоуправление на краю Москвы, на краю микрорайона-гиганта под славным именем Орехово-Борисово, выпросил у толстых теток, грозно именовавшихся техниками-смотрителями, все об этой скромненькой Марченко, и в тот момент, когда самая толстая из теток вспомнила: "Ваш Павел Марченко - это ее двоюродный брат. Он до этого в соседнем с нею подъезде жил, а на днях прикупил себе квартирку в центре и съехал", - Дегтярь остро ощутил желание увидеться с Лялечкой. Это было еще не желание женщины, это была жажда информации. А потом, уже в шейпинг-клубе, когда оказалось, что в нем существует маленький кабинетик на пару тренажеров и он к тому же закрывается на ключ, одно желание сменилось другим, а когда тело насытилось, попросил своей очереди мозг.

- Ляля, - попытался Дегтярь перекричать шум воды, - ты всех из фирмы Рыкова знаешь?

- Что? - высунула она из кабины мокрую головенку.

Так она смотрелась даже красивее, чем в соплях химической завивки.

- Кто такой Павел Марченко?

- Как кто? - удивилась она. - Мужчина!

- Ну, это понятно, - согласился он с ее логикой. - А кем он в фирме Рыкова работает?

- Коммерческий директор.

- Но у него же Барташевский - коммерческий директор!

- И этот... Марченко - тоже... И еще два коммерческих директора есть. А что тут такого? Фирма же частная! Можно как угодно должности называть. Уборщицу, к примеру, старшим научным сотрудником перекрестить. От этого дело не меняется...

- А что он за парень? Сколько ему лет?

- На вид - тридцать. А так... не пробовала. Может, и помоложе...

Дегтярь неспешно оделся, прожужжал замком-молнией брюк, подождал, пока Лялечка перекроет кран и только после этого спросил:

- Он, что же, квартиру себе в центре купил?

- Да, совсем недавно. Можно сказать, последним из директоров Рыкова.

- Хорошая квартира?

- Я не была у него в гостях. Голова болела. Рыков сам ездил. А что тебе дался этот Марченко?!

- Я должен обладать всей информацией об окружении Рыкова. Иначе я не найду его деньги...

- А что, найдешь?

Она вышла из кабины и через секунду превратилась из Венеры во вполне респектабельную даму конца двадцатого века. Оказывается, для этого достаточно всего лишь нырнуть в красное мини-платье из египетского хлопка и защелкнуть на шее золотую цепочку.

- Ты на машине? - радостно спросила она.

- Мой "жигуль" не на ходу.

- Но я тебя подбросить не могу. Сам понимаешь глаз...

- Понимаю.

Она оставила ему на память поцелуй в бороду и семилетней девочкой, легко и задорно, выбежала из комнаты, где все так же стояли всего два тренажера. Впрочем, второго Рыков не замечал. В его мозгу осталось ощущение от всего лишь одного - "мощного наездника".

Глава сороковая

ВОЛЧИЙ СЛЕД

Как только спали дожди, и солнце вспомнило о Сибири, и люди заулыбались и сбросили осенние куртки, что все-таки стоит жить и при этом жить долго и счастливо, к берегу Енисея прибило труп лысеющего мужчины примерно тридцати лет от роду, без ботинок, но в очень дорогом костюме. В нагрудном кармане пиджака лежал насквозь промокший паспорт на имя Кузнецова, а к страничкам паспорта приклеилась визитка Михасевича Ивана Ивановича, коммерсанта, проживающего в поселке Березовка.

Невыспавшийся майор милиции Селиверстов изучил визитку сквозь стенку полиэтиленового пакета, горько вздохнул и поехал с берега Енисея в камеру предварительного заключения городского УВД.

Через глазок он понаблюдал с минуту за березовским авторитетом Миханом, но поскольку тот спал и ничего подозрительного вроде бы не делал, Селиверстов повторно горько вздохнул и потребовал от контролера привести задержанного в его кабинет.

Там они посидели пару минут напротив друг дружки, и в какой-то момент Селиверстову почудилось, что он не на Михана смотрит, а на свое отражение в зеркале. До того одинаково заспанными и небритыми были их лица. Потом, впрочем, майор привстал и, разглядев в настенном зеркале свое настоящее, штатное лицо, понял, что только от усталости мог додуматься до того, чтобы посчитать Михана своим близнецом. Между ними лежало десять лет жизни и заборы, заборы, заборы - колоний, изоляторов, пересылок.

- Так и будешь молчать? - беззлобно спросил Селиверстов.

- Я все а... уже раскоцал, гражданин а-а... начальник, - тоже беззлобно, с привычным заиканием, ответил Михан. - Не надо меня а-а... масовать. Я фуфло не двигаю...

- Михан, давай без переводчика. Я феню не хуже тебя знаю. Короче, играем вчистую... Дело такое, что подставили тебя вторично. Понимаешь?

- Не клепай! - выпрямился на стульчике Михан и, вспомнив просьбу майора, тут же перевел феню на русский язык: - Не ври! Нет у Михана а-а... такого врага, чтоб подставил...

- Значит, есть... Трупик один нашли. С дыркой в башке. а в кармане у трупика - твоя визитка. Вот так-то. Погибший, кстати, тот, чьи ботинки мы нашли у деда, пришедшего к тебе в ресторан... Погибший - это Кузнецов...

Зав пару секунд лицо Михана стало чернее шахтерского, каким оно бывает после смены в забое. Он просрежетал зубами, явно истончив их на миллиметр, не меньше, и все-таки ответил. Но только вопросом:

- Визитка, а-а... говоришь?

- Да. Ты что, коммерсантом заделался?.. Давно?

- А что, а-а... нельзя?.. Это ворам в законе а-а... западло, а мене никто а-а... не короновал. Хочу - торгую, хочу - а-а... банкую...

- Капитал-то есть? - ухмыльнулся Селиверстов.

- Не бедные.

- Ну, ладно. Про бизнес разговаривать не будем. Мне это неинтересно. Мне другое интересно: ты давно эти визитки отпечатал?

- С месяц а-а... назад.

- Много раздал?

- Чего они, номерные, что ли?!

- А все-таки.

- Ну, штук а-а... тридцать роздал... Братве там, барышам, кошелкам а-а... новым...

- Кузнецову не давал?

Хитро, ох как хитро подкинул Селиверстов алиби. Если бы уцепился в него Михан, перестал бы он видеть в нем свое отражение.

- Не знаю я никакого а-а... Кузнецова! - огрызнулся Михан, и на душе у майора отлегло. - Я даже тому Кузнецову, что из братвы, а-а... еще не дал... Точно помню... А ты про какого а-а... лоха...

- Ну, на лоху он, предположим не тянул. Все-таки папа - миллионер. И вообще, Михан, ты запомни: об умерших или хорошо, или ничего...

- Это у вас а-а... так. А у братвы свои а-а... законы... Мы после кабака в сауну а-а... к девкам должны были а-а... катить. А ты всю а-а... малину испортил... Я спать хочу. Отпусти, а-а... начальник.

- Значит, кому раздавал, не помнишь?

- Я уже а-а... сказал, - отвернулся Михан.

- А если по месту?.. Березовским раздавал или в Красноярске тоже?

- Да чего ты пристал!.. Дай лучше закурить!

- Я не курю.

- Оно и видно.

В очередной раз горько вздохнув, Селиверстов наклонился на стуле вправо, открыл верхний ящик стола у соседа, выскреб оттуда пачку "Кэмел" и шлепнул ее на стол перед Миханом.

- Угощайся. Твои любимые.

- А огонек? - обрадовался задержанный. - Твои псы у меня даже а-а... зажигалку, отобрали. Между прочим, а-а... "Крикет". По ящику из Москвы а-а... показывали, что лучше ее на свете а-а... нету...

- Меньше рекламе верь, - положил Селиверстов рядом с пачкой спичечный коробок. - У меня во-он по тебе сразу три рекламы: ботинки, окурок и визитка. Хочешь, чтоб я поверил?

Зажженная сигарета опустилась в ослабевшей руке Михана. То ли он только что проснулся, то ли дошло до него, что визитка - это уже серьезно, но только в глазах появилась осмысленность. Их будто бы осветили изнутри.

- Значит, мокруху, а-а... мне шьете?.. Без понта?

- Без него самого... Въехал, родной?

- И никакой а-а... отмазки?

- Никакой.

- Неужели это а-а... они? - вслух подумал Михан.

- Кто? - так же лениво, словно о совсем ненужной вещи, спросил Селиверстов.

Наполовину выкуренная сигарета зависла над спичечным коробком, и Михан тут же раздавил ее об него. Так не докуривают даже новые русские.

- Не-е, на-ачальник... Западло а-а... будет... Я - не шестерка...

- Тогда загремишь, милый, на пятнашку... Или на "смерть в рассрочку"...

Так звали пожизненное. Михан замер, минуты три, долгих-предолгих три минуты подумал о чем-то своем, ему одному известном, повернулся к свету, режущему глаза через грязные стекла кабинета, и удивленно спросил: