Воровские гонки - Игорь Христофоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько лет этому Кузнецову? - неожиданно спросил Рыков.
- На вид за пятьдесят.
- Нет, я про молодого!
- Того я, сам понимаешь, не видел... Говорят, что-то около тридцати... Лысый, - сделал он брезгливое лицо.
- А ты после Красноярска ничего выглядишь, - оценил Рыков свежий загар на лице Барташевского. - Хорошая погода?
- Ливень без конца... Это я перед отлетом заснул дома в солярии. Представляешь, даже сигнал таймера не услышал...
- А ты что, домой солярий купил?
- Где-то месяц назад.
- Зря-а-а... Сходил бы в клуб, где моя Лялечка занимается. У них
пять этих соляриев. Три - для баб. И два - для мужиков... А что,
полезная вещь?
- Убивает микроорганизмы.
- А-а, это я не понимаю! - махнул лапищей Рыков, и поток воздуха обдал лицо Барташевского легкой прохладой.
Телефон после второй, уже более солидной паузы, всхлипнул и затрезвонил злее и жестче. Хотя это, скорее всего, лишь почудилось Барташевскому. Телефон - не человек. На какую громкость поставили, с такой и будет пиликать.
- Рыков слушает, - недовольно ткнул он указательным пальцем в клавишу с нарисованной белой телефонной трубочкой и прогрохотал с мощностьтю добротного мегафона.
- Ты чего сразу трубку не взял? - безжалостным голосом спросил собеседник.
- Кто это?
- Я говорю, ты чего сразу не отвечаешь?
- Это кто?
- Посмотри на календарь, - потребовал голос. - У тебя есть календарь?
- Кто это говорит?!
Рыков сгорбился в кресле и как бы расплылся в нем. Барташевский, в свою очередь, тут же сжался, плотно приставил ботинок к ботинку, а коленку пригнал к коленке. Он слишком хорошо знал, что сгорбившийся Рыков через несколько секунд взорвется в припадке ярости. Он вполне мог швырнуть, не глядя, телефонную трубку. В министерстве Рыков бил о стены трубки обычные, на шнурах, здесь уничтожил уже не один "сотовик". При этом Барташевский выяснил одну интересную особенность: наши трубки после их склеивания или обмотки изолентой работали не хуже, чем раньше, а от импортных оставались лишь бесполезные осколки.
- Ты куда звониш-ш-шь?! - змеиным "ш" прошипел Рыков.
Серой трубке "NOKIA" стоимостью за тысячу долларов с лишним осталось жить не больше трех секунд. Самое лучшее - пять.
- Если у тебя, братан, нет под рукой календарика, то мы тебе
напоминаем, что срок возврата кредита истек двое суток назад.
- Это... это ты, Самвел? - изменившись в лице, назвал Рыков имя
одного из банкиров.
Назвал и не ощутил уверенности в душе. У голоса был небольшой акцент, но совсем не тот, который отличал плавную речь Самвела.
- Мы даем тебе пять дней. И не больше, - объявил неизвестный собеседник. - Шуток никто шутить не собирается. А чтобы ты прочувствовал, что мы Ваньку не валяем, выгляни в окно...
Рыков порывисто повернулся в кресле влево и тут же выпал из него под стол.
Окно брызнуло взрывом. Комната будто бы качнулась и стала душной, словно парилка в сауне. Рыков и Барташевский лежали на полу, и у обоих пощипывало в носу от пыли. Очень хотелось чихнуть. Но чихать после всего происшедшего казалось несерьезным.
- Что... тьфу-у, - сплюнул хрустящую на зубах пыль Рыков и все-таки спросил: - Что это?
- Вы... вывз... взрыв, - еле ответил Барташевский.
От его загара не осталось и следа. Он был белее стены.
Сев на корточки, Рыков вздрогнул от пикавшего у самого уха телефона, нащупал его на столе, не глядя нажал на клавишу с нарисованным красным телефоном и, не выдержав навалившейся тишины, вскочил и больно ударился плечом о кресло.
- "Мерс"!.. Мой "мерс"!.. Они его взорвали, падлюки!
Барташевский тоже, приподнявшись, разглядел дымящийся остов рыковского "мерседеса" и сразу понял звонок:
- Это - за кредит?
- Да! Да! Да!... Твари, я им обещал! Обещал! А они... Они...
- Платоныч, мы же решили, что продаем метры по второму разу... Ты что, еще не начинал? - встал, отряхивая пыль с костюма, Барташевский. - Ты еще не...
- Да пошел ты на хрен со своими метрами! - ругнулся Рыков и выбежал из кабинета с такой резвостью, будто машина могла превратиться в целенькую, если он к ней подбежит за несколько секунд.
Глава тридцать девятая
"МОЩНЫЙ НАЕЗДНИК"
Телефон зазвонил точненько в тот момент, когда Дегтярь захрипел. Лялечка культурно подождала окончания самого главного и только тогда ответила:
- Але-о-о...
В двадцати сантиметрах над нею висело потное лицо сыщика. Тяжелая капля собралась на кончике его носа и тюкнукла Лялечку по левому глазу. Фыркнув и замотав головой, она на время забыла о телефонной трубке, а когда вновь поднесла ее к уху, то услышала знакомый голос с середины фразы:
- ...и, главное, не было страховки. Ты представляешь, как назло, неделю назад закончилась страховка! Они это точно знали! Знали! Ты представляешь?
- Ты о чем? - с придыхом спросила она.
Такой голос может быть у женщины только в тот момент, когда она уверена, что неотразима.
- Как это о чем?! - гаркнул он с яростью строительного прораба. - Я тебе про наше горе рассказываю, а ты...
- А какое горе?
- Я же сказал: мой "мерс" взорвали!
"Так тебе, козлу, и надо", - подумала Лялечка и ответила:
- Ты не ранен, милый?
- Слушай, ты что, глухая?! Я тебе только что объяснил, что сидел в офисе, когда рванул "мерс", а ты...
- Что-то было на линии... Какой-то шут...
- Какой линии!.. Это же сотовик!
"Чего же он в машине не сидел!" - с досадой подумала Лялечка и ответила:
- Мне так жаль тебя, милый... Я должна подъехать?
- Да! - решительно сказал он, помолчал и как-то по-детски, будто бы всхлипывая, попросил: - Мне страшно. Успокой меня...
- Прямо сейчас?
За время совместной жизни у них, как и в любой семье, выработался свой конспиративный язык. То, о чем просил Рыков, происходило в эту минуту в одном из небольших залов шейпинг клуба. Ложем служили металлические трубы тренажера "мощный наездник". Лошадью, судя по всему, была она, наездником Дегтярь.
- Да, прямо сейчас, - еще тише попросил он. - Приезжай в офис.
- Но ты же говорил - взрыв...
Задет только мой кабинет. Комната отдыха уцелела... Приезжай, я не могу... Что у тебя за звуки?.. Кто там так дышит?
- Это шейпинг-клуб. Здесь девочки. Они качаются...
- И так дышат?
- А что?
- Прямо лошади, а не девушки...
"Как же ты мне, мерин, надоел!" - ругнулась про себя Лялечка и вздрогнула только от одного предчувствия рыковского пота. Наверное, лошади пахли лучше. Во всяком случае, те лошади, которых она видела в цирке.
- Я спешу к тебе, милый! - самозабвенно пропела она и под повторный хрип Дегтяря вскрикнула: - Я быстро! Только помоюсь!
Дегтярь упал и с Лялечки, и с "мощного наездника", больно ударился боком о металлические крепежные болты и снизу вверх поблагодарил даму:
- Ты просто класс!.. С твоим телом только на порнуху сниматься!
- А ты со мной пойдешь на съемку? - легко спрыгнув на пол, провернулась она на месте балеринкой.
- Дизайн не тот, - похлопал он себя по округлому волосатому пузу. Тебе бы в пару жеребца с бицепсами...
- А может, мне теперь больше бородатенькие нравятся!
- У тебя хороший вкус.
- Твоя школа!
- Знаешь, я когда из командировки прилетел, сразу почувствовал, что не могу без тебя.
- Серьезно? - остановилась она на полпути в душ.
- Я вообще-то не шутник по натуре. Мент все-таки... Хоть и
бывший. Я столько трупов в жизни видел, что шутить разучился...
- И ты прямо сюда поехал?
- Сразу из аэропорта, - соврал Дегтярь.
Соврал уже не в первый раз. Ни к какой Лялечке он не рвался после прилета. Злой, голодный и грязный, он приехал в свою холостяцкую квартиренцию, долго и яростно мылся, проклиная мрачный город Красноярск, майора Селиверстова, деда в фуфайке, Кузнецова-старшего и особенно Кузнецова-младшего, которого он так и не нашел. Самым тяжким изо всей командировки был возврат денег. Втайне надеялся, что Кузнецов-старший доллары не возьмет. Взял. И не подал на прощание руку.
После душа, трех чашек кофе и четырех рюмок коньяка он вспомнил о директоре магазина и тут же решил, что набьет ему морду. Просто так. Только потому, что Кузнецова-старшего не было в Москве, а кого-то побить хотелось. В милиции он отводил душу в спортзале на "груше". В квартире "груши" не было.
Пока ехал в парном метро до магазина, злость вышла вместе с потом. И вместе с парами спирта. Зато появилась трезвость. В голове чисто-чисто, будто ее изнутри вымыли. И когда он ступил в кабинет директора, то уже знал, какие вопросы задаст. И задал. И попал в "яблочко". Выяснилось, что через день после отгрузки техники из магазина уволились двое сотрудниц: продавец отдела телевизоров и кассирша. Тщательно выписав в книжечку их фамилии, адреса и телефоны, Дегтярь прямо в кабинете директора пролистал и другие странички этого же блокнотика, исписанные, впрочем, уже не его рукой, а рукой Рыкова, и чуть не подпрыгнул на стуле. В списке фирмачей, возможно знавших номера его кредитных карточек, значился некий Марченко. Фамилия у продавца отдела телевизоров была такой же.