И было утро, и был вечер - Моисей Дорман

- Где вы научились говорить по-русски?

- Так я жил в Советским Звязке. Завербовался до вас на работу в 29-ом годе. До того был инженер-механик на "Шкоде". Я был комуниста. У нас тогда была сильная безработица, а Советы хорошо платили специалистам. Так я подписал контракт з вами на три года. Потом еще.

- А где вы работали?

- Так я работал на комбинате в Новокузнецке. Это Сибирия, Алтай. Там очень холодно было. Да... Чехословакия продавала вам машины. Ну, разные прессы, прокатные станки, еще чего-нибудь. Я делал шеф-монтаж. За это хорошо платили. А свою семью я воспитывал здесь.

- А что было потом?

- В 35-ом годе я приехал домой в отпуск. В Прагу. У вас тогда начали очень искать шпионов или вредителей. Забыл уже, кого искали. Я побоялся еще раз ехать в Сибирию. Мои товарищи не советовали. Остался в Праге. Работы не было. Управитель графа взял меня механиком. Тут есть хозяйство, машины разные, тракторы, насосы. Разные. Я умею это работать. Потом умерла жена. Пришли немцы. Забрали сына, он тоже был комуниста. Плохо. Теперь доживаю тут. Один.

- Как при немцах жили?

- Было плохо. Фашисты. Но продукты были. Не голодали. Только мыло было дорогое. До войны, за Бенеша, жили хорошо. Да, хорошо.

- Скоро опять будете жить хорошо. Война кончается. Мы скоро уйдем к себе домой.

- Нет, вы не уйдете. Сталин ничего не отдаст. Вот увидите.

Такие же предсказания я уже не раз слышал в Польше. По-видимому, этот коммунист, как и мои польские собеседники, знает больше меня.

В дальнем конце парка, у Романова, еще горел костер. В графском доме продолжался "сабантуй ".

Я долго сидел на скамейке, курил. Легкие облака время от времени набегали на луну, и тогда становилось очень темно. Клонило ко сну.

Вдруг рядом со мной возник запыхавшийся механик:

- Пан офицер! Прошу! Помоготе! Есть у вас военная полиция? Там ваши солдаты старых женщин захватили! Насилие!

Я крикнул часового казаха Мухамбетова и побежал к дому.

На столе так же тускло горел фонарь. Мужчин уже не было. На диване солдат навалился на женщину и задирает ей юбку на голову, а она жалобно стонет: "Не, пане, не. Прошу. Я старая, хворая".

Рядом на полу другой солдат сопит и злобно рычит: "Ах ты, блядь старая! Кусаться? Убью!"

- Встать! - кричу я сорвавшимся голосом.

Мухамбетов, шахтер из Караганды, здоровенный детина - поправляет автомат за спиной и вытаскивает солдат за шиворот на середину комнаты. Они пьяны, едва держать на ногах, без пилоток, гимнастерки распахнуты, шаровары спущены. Я снимаю с них поясные ремни:

- Вы арестованы! Марш на выход!

Идем к первой батарее, к Романову. Это его солдаты. Романов лежит у костра. Выслушав мое возмущение, он на минуту задумывается и спокойно говорит:

- Чего вы старух хватаете? Молодых вам мало? Ну, герои, мать вашу... Ладно. Лейтенант, свали их здесь на травку. Они лыка не вяжут. Утром разберусь. Но слухи распускать не надо. Не советую. Ну их!

Я кинул солдатские ремни к ногам Романова, и мы с Мухамбетовым ушли.

Просыпаюсь от крика: "Подъем! Тревога! Кончай ночевать! Боевая тревога!"

Вскакиваю. Светает. В долине легкий туман. Сыро. Из дома стремительно выходит начальство, за ним - мой знакомый, старший лейтенант Захаревич, адъютант начальника артиллерии дивизии. Ясно, - привез приказ.

Мы познакомились с Захаревичем в прошлом году, случайно, на марше. Оказалось, - близкие земляки, из одного города. Правда, жили на разных

улицах, учились в разных школах, он старше меня на два класса. Таким знакомством мы дорожим. Земляк на фронте больше чем земляк, - он почти родственник.

Я подскочил к Захаревичу: "Как дела, Аркадий?" Он взволнован и тороплив: "Потом, потом. Хреновые дела!" - крикнул он и побежал вслед за майором.

Через десять минут мы уже мчались по дороге на Фридек. Проскочили лес и сразу у перекрестка увидели группу офицеров, среди них - генерала, нашего комдива. Поодаль, на обочине - "студебеккер" под тентом и два "виллиса". Рядом - кучка солдат.

Генерал смотрит в бинокль вдоль дороги, на запад. Там, в долине - село. Туман еще не рассеялся. Четко видны только ближние дома. Наш Федя подбегает к генералу, докладывает. Генерал рубит ладонью воздух, что-то втолковывает. Потом зовут нас:

- Всем офицерам, к генералу!

Он сурово смотрит на нас и молчит, как будто не знает, с чего начать, а потом неожиданно тихо говорит:

- Сегодня перед рассветом две штабные машины "студебеккер" вышли из Фридека и по ошибке свернули на эту дорогу, - он показывает на дорогу, ведущую к селу. - В одной машине - шифровальный отдел штаба дивизии. Там секретные документы, карты, шифры. В другой машине - знамя дивизии и вашего дивизиона под охраной комендантского взвода. В этом селе, Водянице, машины попали в засаду. Наши солдаты и офицеры вступили в бой с немцами. Что произошло дальше - неизвестно. В настоящее время все части дивизии - на марше, выполняют полученные ранее приказы, преследуют противника. Немедленно повернуть их невозможно. Совершенно невозможно. Такая ситуация.

Вы знаете, знамя - наша святыня. Нет ничего позорнее потерять знамя! Тем более в наступлении, накануне полной победы!

Товарищи офицеры! Боевые друзья! Спасти знамена - дело чести каждого из вас и каждого солдата. Мы немедленно атакуем село силами вашего дивизиона и взвода, который удалось собрать в последний час. Задача одна: разыскать машины, вынести знамена, документы и спасти людей. Все вы будете награждены. Нашедшего знамена представим к званию "Герой Советского Союза". Все! Времени нет. Остальное скажет ваш командир. Кузнецов, давай!

- Значит, так. Первая и третья батареи разворачиваются прямо здесь. Обстреливают село, начиная с крайних домов. Вторая батарея и взвод Захаревича атакуют село в пешем строю вдоль дороги. На машинах остаются только водители. Остальные - в цепь и вперед! Когда вы овладеете первыми домами, подойдут ваши орудия, и вы подавите огневые точки в глубине села. Тогда первая и третья батареи под вашим прикрытием атакуют центр села. Вот и все. Десять минут - на пополнение боеприпасов к личному оружию: патроны, гранаты. Получить все... вон, - в "студебеккере", побатарейно. Сначала вторая батарея. Бегом, марш! Дмитриев, действуй!

Солдаты подзарядили автоматы, набили карманы и вещмешки патронами, набрали лимонок и запалов к ним. Кто-то кричит: "Просите индивидуальные пакеты!" Пакетов, увы, нет. О них забыли.

Дмитриев суетится, подгоняет. Решено, что я иду на правом фланге, Захаревич - на левом, а Дмитриев - в центре. Солдаты вполголоса переговариваются: "Штабные придурки вчера перепились "вусмерть" и, понятное дело, -залетели. Уж немцы посмеялись. А нам теперь головы класть. Эх, чуть было не дожили до конца!"