И было утро, и был вечер - Моисей Дорман

- Немцов нема! Нема! Руски пришли! Руски! Червена Армада!

Резко распахнув дверь, на крыльцо выскакивает заросший, возбужденный мужчина.

- Говори, где немцы? - непроизвольно тычу я в него пистолетом.

Он забегает за угол коттеджа и показывает: "Вон в том доме под зеленой крышей вечером было много немцев. Это дом моего брата. Там были пушки". Он тянет руки к небу: "Пу-пу!" Понятно: там стояла зенитная батарея. Одно зенитное орудие могло бы сейчас разнести этот дом в щепки. Внимательно смотрю, но ничего подозрительного во дворе, где вчера стояли зенитки, не замечаю. Может, там

какие-то немцы еще остались, притаились? Приказ надо выполнять: побыстрее открыть огонь по ближним целям!

Через минуту из дома вылетает радостная, смеющаяся женщина:

- Ото символичне! Символичне! Первый май, и руски пришли!

Тягач с пушкой, повалив ворота, калитку и забор, въезжает во двор, за ним - второй тягач. Я показываю командирам орудий позиции - рядом с домом. Стрельбе мешают молодые яблони. "Вали деревья! К бою!" - кричу я.

- Прицел 10! Фугасным! Под зеленую крышу! Два снаряда! Беглый! Огонь!

Цель близкая, большая, неподвижная - пристрелка не нужна. Бьем точно. Два залпа. Четыре прямых попадания. Пыль, дым. Разворотили угол дома, завалили крышу.

В "нашем" коттедже со звоном посыпались оконные стекла. Если бы чехи открыли окна, то сохранили бы стекла. Жаль, что забыл предупредить их.

Неприятно.

Подбегает хозяин:

- Пан офицер! Не убивайте брата и его детей! Не стреляйте туда! Никаких признаков присутствия немцев не замечаю. Возможно, они давно убежали. Ах, наивный, простодушный чех! Сам напросился, не подумал. И я хорош гусь поторопился. Впрочем, у меня приказ: "Обстрелять ближние цели! Отвлечь немцев!"

Выбираю для обстрела другой объект: высокую башню на противоположной окраине города. Единственный аргумент: оттуда в принципе удобно наблюдать за нами. Поэтому немцы могли бы устроить в той башне наблюдательный пункт. Снарядов не жалко, война кончается. Четыре залпа - два прямых попадания. Все. Отбой!..

Появился Дмитриев:

- Что тут у тебя?

- Обстрелял дом. Там вчера стояла зенитная батарея. На всякий случай. Немцев нет.

- Ладно. Драпанули, значит, фрицы.

Хозяева, несмотря на причиненный им нашей стрельбой ущерб, радушны. Они угощают нас вином, свежим вкусным белым хлебом, яйцами...

Хозяйка с дочками и соседями ушла в город - не терпелось узнать, что

происходит в центре, хотелось побыть с народом. К вечеру все вернулись в полном восторге и рассказали, что в городском парке было устроено большое торжество: оркестр играл "Червене а бяле", народ веселился, танцевал и пел.

Таких проявлений радости и восторга мне не приходилось видеть ни на Украине, ни в Польше, ни тем более в Венгрии. Хозяин попросил нас сфотографироваться с его семьей. Мы стали у стены дома: я, Дмитриев, хозяйка и две хорошенькие девочки-подростка.

Утром, когда выводили пушки на дорогу, готовились к маршу и были

поглощены своими обычными заботами, хозяин сунул мне в руку три влажных

листка. Я не сразу даже понял, что это фотокарточки. Снимки маленькие, чуть побольше спичечного коробка, серые, мутноватые. Как будто слякотный осенний вечер, а не яркий весенний день.

Хозяин смущенно улыбается:

- Шпатный фильм (скверная пленка), Шпатный фильм. Извините. Понятно. Где же в войну достать хорошую пленку?

- Спасибо, хозяин! - Я пожал ему руку. - Спасибо. Хо-ро-шо.

Спустя почти шестьдесят лет я с волнением всматриваюсь в то застывшее мгновение юности: первое мая 1945 года на окраине Моравской Остравы.

% % %

Последующие три дня прошли в праздничном угаре. Нас несколько раз

перебрасывали с места на место в окрестностях Остравы. Невольно, но с

удовольствием мы участвовали в многочисленных уличных торжествах с вином и музыкой, - по случаю освобождения от немцев.

В одном селе местные музыканты сыграли для нас "Катюшу" и "Очи черные", чем очень растрогали. А потом каждому улыбающиеся цветущие девушки вручили по незабудке. Девушек обнимали, а они совали нам в руки по маленькому голубому цветку, смеялись и приветливо произносили: "Здравствуй!", а затем и по-чешски - "Наздар!" Как от всего этого не прийти в восторг?!

Наступил по-летнему жаркий день 5-го мая. Накануне вечером прошел дождь. Все вокруг расцвело и благоухало.

Наступление продолжалось. По крутой горной дороге спускаемся в чистенький, уютный городок Фридек. Остановились на главной площади. Посредине площади - здание ратуши, увенчанное башенкой с часами. По обе стороны от ратуши - красивые четырех- и пятиэтажные дома, а напротив торговый центр. Он образован несколькими стоящими вплотную друг к другу магазинами. У магазинов копошатся набежавшие откуда-то солдаты, выносят коробки, узлы, бутылки.

- Шмонай, братцы! Можно! Давай быстрей! - кричат "отоварившиеся" уже солдаты.

Раньше начальство осуждало открытый грабеж. Но зимой официально объявили и разъяснили: поскольку немецко-фашистские захватчики почти четыре года бесчинствовали на оккупированной территории и вывозили награбленное имущество советского народа в свое логово, то партия и правительство, заботясь о благосостоянии советских граждан, разрешают отправку посылок на Родину по установленным нормам.

Все одобряют это постановление. О нормах же говорить смешно: кто смел тот и съел! Очевидцы рассказывают, что большие начальники и грабят по-крупному, вагонами. Кто-то из наших "управленцев" донес, что Федя отправил родителям свыше ста посылок. Больше всех усердствуют тыловики: интенданты, снабженцы, транспортники...

Поначалу наши "братья-славяне" стыдились. Но вскоре всякий стыд исчез: "Шмонай, раз дозволяют и даже приглашают!"

У магазинов быстро собралась толпа. На площади и во внутреннем дворе торгового центра скопилось много высоких крепких повозок под тентами. Это застряли беженцы: немцы и фольксдойчи, не успевшие добраться до своего "Фатерланда".

Наши вояки и сбежавшиеся местные жители энергично срывают тенты с

немецких повозок и растаскивают уложенный в них скарб...

Вот старшина-сапер выкатил из магазина сверкающую вишневую "Яву":

- В подвале полно мотоциклов, - говорит он, - бери, кто хочет!

Многие, конечно, хотели бы взять, потому что мотоцикл - прекрасная вещь! Однако это могут себе позволить лишь те, у кого есть транспорт: снабженцы, саперы, генералы.

Солдаты несут в подолах гимнастерок и в обхват бутылки, прижимая их к груди: "Братцы, шнапсу - залейся! Пей - не хочу!"

Сержант Рокотов, из штрафников, бывший капитан и доцент пединститута, прихватил большой черный футляр - аккордеон. Подарит сыну.