Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

Глава 29. Домой

В феврале «Цитадель», военный колледж в Чарлстоне, Южная Каролина, принимавший на ежегодное трехдневное заседание Юго-Восточный региональный клуб международных отношений, попросил британское посольство направить оратора. Бёрджесс, единственный свободный чиновник, имевший не обходимый опыт, был отправлен после того, как назначенный оратор выбыл. Он уехал в Чарлстон на машине утром в среду, 28 февраля. Ему предстояло совершить путешествие протяженностью более 500 миль. Его сопровождал юный черный гомосексуалист по имени Джеймс Тёрк, который раньше служил в военно-воздушных силах, а теперь стал, по сути, бродягой, не имеющим определенного места жительства. Иногда он работал на дилера подержанных автомобилей в Нью-Джерси, которого Бёрджесс знал[697].

В 20 милях от Вашингтона, в Вудбридже, Виргиния, Бёрджесс был остановлен полицией за то, что ехал со скоростью 90 миль в час. Учитывая его дипломатический иммунитет, полицейские отпустили его с предупреждением. Через 60 миль его снова остановили – это было в Эшленде, Виргиния, к северу от Ричмонда – за езду со скоростью 80 миль в час при попытке обогнать военный конвой. И снова полицейские обошлись предупреждением. После Ричмонда Бёрджессу пришлось задержаться, чтобы выполнить мелкий ремонт. Далее за руль сел Тёрк, поскольку Бёрджесс выпил пива. Бёрджесс сказал своему приятелю, что тот может превышать скорость, потому что он уже опаздывает в Чарлстон. В пяти милях к югу от Питерсберга машину остановили в третий раз за езду со скоростью 80 миль в час при разрешенной скорости 60 миль в час. Когда Тёрк передал полицейскому права, вмешался Бёрджесс и сказал, показав полицейскому паспорт и права: «Я дипломат, а мистер Тёрк – мой шофер. Мы оба защищены дипломатическим иммунитетом»[698].

Патрульный, Сэм Мелличамп, из полиции Виргинии, не был убежден в том, что шофер дипломата тоже обладает иммунитетом. Равно как и местный мировой судья Петерсберга, Дэвид Лайон, установивший штраф в размере 55 долларов. Проведя 90 минут в полицейском участке, Бёрджесс был вынужден искать банк или отель, где можно было бы обналичить чек. Деньги были уплачены, и пара продолжила свой путь. Они провели ночь в грязном мотеле на окраине Чарлстона, и Бёрджесс посадил своего спутника на автобус в Ричмонд – тот ехал на автомобильный аукцион. Согласно воспоминаниям Тёрка, у Бёрджесса было «несколько камер, одна – как те, что используют газетчики, другая – кинокамера». Бёрджесс утверждал, что ему необходимо сделать несколько фотографий в окрестностях Чарлстона, «где США приобрели участок земли, чтобы создать водородную бомбу». Тёрк также отметил, что в отделении для перчаток машины Бёрджесса был пистолет»[699].

Этим все должно было кончиться. Но пока Бёрджесс искал деньги для штрафа, Тёрк дал письменное показание, что это было уже третье превышение скорости за день и Бёрджесс все время подгонял его. Этот документ со временем попал на стол к губернатору Виргинии, а оттуда – к британскому послу. Тем временем, не зная, что маховик уже начал крутиться, Бёрджесс посетил отель в историческом центре Чарлстона и продолжил путь на юг.

Эмили Рузвельт снабдила Бёрджесса рекомендациями к самым разным высокопоставленным американцам, которые с готовностью принимали его. Ее родственник Бенджамин Киттредж лично повез его на экскурсию по «болотному саду» площадью 163 акра, который он создавал сорок лет. В качестве благодарности пьяный Бёрджесс рухнул в пьяном бесчувствии на дно его лодки и еще окончательно не протрезвел, когда в 5:30 вечера прибыл в общий зал «Цитадели», где его посадили во главе стола вместе с чиновниками из Госдепа, университетскими профессорами и дипломатами из разных посольств[700].

Ровно в 7:15 Бёрджесс начал свою речь перед двумя сотнями слушателей. Ее тема – «Британия: партнер для мира». В ней он защищал признание Британией коммунистического Китая. «Мы считаем, что, если будем поддерживать отношения, по крайней мере одна нога Запада будет стоять у дверей Китая. Мы еще не готовы к разрыву с Китаем и, возможно, втягиванию мира в третью мировую войну. Мы осуществляем сдерживающие действия»[701]. Большая часть его речи была посвящена обличению американской внешней политики и, в первую очередь, отказу США признать коммунистический Китай. Утверждают, что он постоянно задавал вопрос: «Как красный цвет может стать желтой гибелью?» Выручило то, что он говорил неразборчиво и большая часть его речи осталась непонятой. Его проводили вежливыми аплодисментами. Когда начал выступление следующий оратор, Бёрджесс откинулся на спинку стула и заснул[702].

На следующий день Эмили Фишберн Уэйли, племянница Эмили Рузвельт, устроила для Бёрджесса тур по Чарлстону, включавший долгий ланч в лучшем ресторане города. Она нашла Гая очаровательным и эрудированным собеседником и с нетерпением ждала возможности познакомить его со своим мужем, но, когда она тем же вечером подошла к нему на вечеринке с коктейлями, устроенной в его честь другой местной знаменитостью, он тупо взглянул на нее, не в силах понять, кто она такая. На следующий день она показала ему кипарисовые сады Южной Каролины, в составе которых около 80 акров болот. Пока лодка плыла по черной воде, Эмили объясняла Бёрджессу, как устроены сады. Она заметила, что его голова постепенно опускается на грудь, и вскоре он заснул. …Его так и оставили на островке, крепко спящим в плоскодонке[703].

Бёрджесс уверенно двигался по пути саморазрушения, чему в немалой степени способствовала его тяга к спиртному и диабет. Через Филби Бёрджесс 16 марта получил приглашение на вечеринку в дом Кермита Рузвельта, офицера ЦРУ и внука президента Теодора Рузвельта. Среди гостей были: Франклин Д. Рузвельт-младший, сын Франклина Делано Рузвельта, британский военный атташе, и супруга Уолтера Беделла Смита, директора ЦРУ. Бёрджесс сразу же ввязался в спор с Рузвельтом о корейской войне, причем спор едва не перешел в рукопашную и мужчин пришлось развести по разным углам. Рузвельт был в такой ярости, что на следующее утро рассказал об этом споре Аллену Даллесу, заместителю директора ЦРУ. Оказалось, что Даллес уже все знает от своего шефа, Беделла Смита.

Тем временем Джон Бэттл, губернатор Виргинии, написал Джону Симмонсу, главе протокольного отдела Госдепа, приложил свидетельство Тёрка. Он пожаловался на грубое нарушение Бёрджессом правил дорожного движения, которое могло закончиться трагедией. Мистер Бёрджесс заявил о дипломатическом иммунитете для себя и своего шофера и даже пригрозил задержавшим его офицерам[704]. Поскольку посол Оливер Франк до 28 марта был в Лондоне, Госдеп не торопился и переправил документы в посольство только 30 марта. Франк немедленно обратился в Форин Офис.

Бёрджесс, находившийся в Чарлстоне – он проводил недельный отпуск с матерью, – ничего об этом не знал. Он вел себя в высшей степени пристойно, ограничивал себя в выпивке – возможно, стыдился своего поведения во время предыдущего посещения города, но, скорее всего, его сдерживало присутствие матери. Миссис Рузвельт нашла его «спокойным, безмятежным и веселым. …Он хорошо выглядел и не выказывал ни малейшего напряжения. Он сказал, что обратился в Форин Офис с просьбой освободить его от работы в посольстве»[705].

В субботу, 14 апреля, Бёрджесс вернулся в Вашингтон и немедленно был вызван к послу. В среду, 18 апреля, через два дня после его сорокового дня рождения, посольство уведомило Госдеп, что Бёрджесс отозван. Он был временно отстранен от работы и должен был предстать перед дисциплинарной комиссией с перспективой отставки или увольнения. Франк доложил в Форин Офис, что работа Бёрджесса «является неудовлетворительной, что в его повседневной деятельности отсутствует глубина и уравновешенность и что он неоднократно получал замечания за то, что оставлял без присмотра секретные документы»[706].

Если Бёрджесс планировал этот отзыв, как утверждают многие авторы, он сделал хорошую мину при плохой игре, ворвавшись в кабинет Гринхилла, «кипя от ярости». Гринхилл писал: «Позже он постарался сгладить накал страстей, сказав, что сожалеет лишь об одном – ему будет трудно объяснить происходящее друзьям в Лондоне. Рассказывать о неудачах всегда неприятно»[707].

Общепринятому мнению о том, что Бёрджесс намеренно устроил свое возвращение, противоречит лишь случайное замечание Тёрка (о котором Бёрджесс не знал) о предыдущих нарушениях правил дорожного движения. Это замечание стало последним гвоздем в крышке гроба. Инцидент с нарушениями скорости также стал последней каплей, переполнившей чашу терпения его коллег в посольстве. Плохая репутация Гая, всегда следовавшая за ним по пятам, теперь его настигла. Как писал Роберт Сесил, «ни любовь к быстрой езде, ни склонность Бёрджесса к случайным гомосексуальным связям не были ни для кого новостью. Просто тот день оказался для него неудачным»[708].