Карта неба - Феликс Пальма

Уэллс остановился тут, потому что старый театр напомнил ему о последствиях того, что он прямо выложил одному автору свое мнение о его романе. Дело в том, что до того как превратиться во Властелина времени, Мюррей был молодым человеком, мечтавшим о куда более скромной метаморфозе: стать писателем. Как раз тогда, три года назад, Уэллс с ним и познакомился. Будущий миллионер попросил помочь ему с публикацией своего никуда не годного романа, но Уэллс отказал ему, высказавшись с излишней, возможно, резкостью, потому что не мог сдержаться. Эта ничем не прикрытая откровенность неизбежно сделала их врагами, как я вам уже подробнейшим образом рассказывал в другом месте. Из этого Уэллс извлек урок: в определенных случаях лучше солгать. Что он приобрел, сказав правду? Ничего. Если бы он от этого воздержался, многое сложилось бы по-иному. Что он приобретет, высказав все Сервиссу? Наверное, тоже ничего. Но, хотя Уэллс во многих других случаях умел солгать недрогнувшим голосом, к сожалению, случались и такие обстоятельства, в которых он не мог не быть искренним: если книга ему не нравилась, он был неспособен сказать обратное. Как он полагал, человека характеризуют прежде всего его вкусы, и был не в состоянии примириться с мыслью, что его сочтут безвкусным, если он объявит, что ему понравилось «Эдисоновское завоевание Марса».

Взглянув на часы, Уэллс обнаружил, что время встречи приближалось, и потому бросил последний взгляд на здание и направился по Чаринг-кросс-роуд в сторону Стрэнда, где и находился трактир, в котором они с Сервиссом договорились встретиться. Он решил заставить журналиста ждать себя, чтобы тот с самого начала почувствовал его презрительное отношение. Однако если Уэллс что и ненавидел больше, чем лгать относительно своих вкусов, так это опаздывать на встречу, поскольку наивно полагал, что если он будет приходить вовремя, то, по правилам вселенской справедливости, и его не будут заставлять ждать. Правда, пока ему не удавалось доказать, что одно зависит от другого: не раз приходилось ему с непроницаемым лицом торчать на углу или беззащитным клиентом караулить столик в многолюдном ресторане. Тем не менее писатель прибавил шагу, но он достигнет своей цели только через несколько минут, а потому воспользуюсь случаем, чтобы рассказать о нем кое-что еще, поскольку, как я вас уже предупреждал, он станет одним из главных персонажей этой истории. Начну с его детства, ибо человек — это всего лишь обученный манерам ребенок, а потому, пока он шествует по ярко освещенному шумному Стрэнду, сообщу вам, что Уэллс вырос вдали от улиц, подобных этой, которая, кажется, вобрала в себя всю суету мира. Он родился в городке Бромли графства Кент, в скромном домишке, где на первом этаже располагалась посудная лавка, которой кое-как управляли его родители. На заднем дворе, единственном открытом месте возле дома, обычно играл будущий писатель, который сейчас, не замедляя шага, рассматривал кусочек Темзы, поблескивающий между двумя постройками. Если взобраться на увитую плющом ограду в глубине двора, то можно было увидеть загоны мистера Ковелла, мясника, где постоянно томились многочисленные свиньи и овцы, жалобно стенавшие по ночам, словно их приносили в жертву некоему важному божеству, а не приберегали для местных клиентов. Слева виднелись теплицы мистера Манди, где он выращивал шампиньоны, удобряя их конским навозом, который его дети собирали на главной улице в деревянную тачку, а справа… Впрочем, боюсь, вы не успеете узнать, что находилось справа от заднего двора, так как, к моему удивлению, Уэллс уже подошел к трактиру — с безукоризненной пунктуальностью благодаря тому, что последний отрезок пути преодолел, забавно чередуя неуклюже сдерживаемый бег с бодрой трусцой. И вот он стоит, тяжело дыша, перед дверью трактира, на которой висит листок с его именем, раскачивающийся от легкого ветерка.

Не зная, как выглядит Сервисс, писатель не стал терять время и рассматривать сидевших внутри через окна, как обычно поступал: таким образом он проверял, пришел ли тот, с кем он договаривался, и, если нет, исчезал на ближайшей улице, чтобы не спеша появиться через несколько минут, а не ждать внутри под сочувствующими взглядами посетителей. Но сегодня Уэллс решительно вошел в трактир и остановился посередине зала, чтобы Сервисс его сразу заметил. К счастью, тут же худощавый и потрепанный жизнью человечек лет пятидесяти поднял руку в знак приветствия, и бесцветная улыбка появилась из-под его пышных усов. Поняв, что это Сервисс, Уэллс с трудом скрыл разочарование. Он предпочел бы, чтобы его соперник, которому он собирался без обиняков высказать свое мнение, имел более грозный и самодовольный вид, а не выглядел бы столь убого. Чтобы заглушить жалость, которую, несмотря ни на что, вызывал у него этот тщедушный человечек, он заставил себя вспомнить, что сделал этот субъект, и направился к заказанному столику. Сервисс раскрыл ему навстречу свои объятья, и нелепая улыбка заиграла на его лице, словно он был сиротой и желал, чтобы Уэллс его усыновил. Затем он обрушил на писателя поток слов, не уступая в красноречии продавцу средства для роста волос.

— Какая честь и какая радость, мистер Уэллс! — восклицал он, пустив в ход весь свой арсенал почтительных жестов и ужимок, в котором отсутствовали разве что глубокие поклоны. — Вы не представляете, до чего я рад с вами познакомиться. Садитесь же, будьте так любезны. Пинту пива? Официант, повторите, пожалуйста, ибо беседа литературных титанов должна пройти так, как полагается. Человечество не простит, если наши возвышенные рассуждения будут прерваны из-за сухости в горле. — После такого скомканного вступления официант, тертый малый, которого, как видно, хорошенько потрепала жизнь, стал поглядывать на них с пренебрежительным снисхождением как на людей, занимающихся чем-то столь неосязаемым, как искусство. Сервисс уставился своими маленькими глазками на Уэллса. — А скажите-ка мне, Джордж, — вы позволите называть вас Джорджем? — что вы ощущаете, когда каждый из ваших романов сотрясает общество? Каков ваш секрет? Может, вы владеете инопланетным пером? Ха-ха-ха…

Уэллс даже не улыбнулся в ответ. Он прислонился к спинке стула и молча ждал, пока звонкий смех американца не растает в воздухе, с мрачным выражением на лице, более подходящим для участника траурной церемонии, чем для человека, собирающегося отобедать со своим приятелем.

— Ладно, ладно, не буду приставать к тебе, Джордж, — продолжал Сервисс, сделав вид, будто огорчен его реакцией, — однако не могу не выразить тебе моего восхищения.

— Не тратьте попусту ваши похвалы, — сказал Уэллс, решивший поскорее взять нить разговора в свои руки. — То, что вы написали продолжение моего последнего романа, говорит само за себя, мистер Се…