Первый выстрел - Георгий Тушкан

Юра внимательно слушал. Вот так же «на равных», как со взрослым, разговаривал с ним отец. Юра пообещал не курить, не ругаться и не пачкать стен.

Они заглянули в столовую. Рядом находилась комната каптенармуса, где выдавали форму. Тут же была комната-кладовка, в которой хранились посылки, присланные гимназистам из дому.

— Вот здесь ты будешь получать от меня посылки, — сказала Юлия Платоновна.

2

На втором этаже Юра не без трепета вошел в помещение первого класса. Большая комната. Четыре широких двустворчатых окна. Черная классная доска. Три ряда парт, по пять в каждом ряду. Возле учительского стола — широкая полукруглая кафедра. В столбах солнечного света, тянувшихся из окон, суетились пылинки. Юра украдкой посмотрел на маму. Какая она хорошая и красивая! Только печальная. Это потому, что оставляет его здесь.

Проходя коридором, Юра вдруг увидел через застекленную дверь винтовки. Чтобы получше заглянуть в комнату, Юра даже прижался лицом к стеклу. Настоящие винтовки! Они стояли в деревянных стойках по десяти с каждой стороны. И таких стоек много.

— Наш спортивный зал, — пояснил Феодосий Терентьевич. — Показать не могу, ключа с собой нет. Винтовки для военных занятий.

— Разве учащихся призывают? — встревожилась Юлия Платоновна.

— Что вы! Но современные молодые люди так тянутся ко всему военному! К тому же указание министра просвещения… Впрочем, вашему сыну призыв не грозит! — Воспитатель тепло улыбнулся.

— Я боюсь другого. Он слишком любит оружие.

— Не только он. Все гимназисты бредят теперь войной, доблестными подвигами…

— А какие это винтовки? — заинтересовался Юра.

— Учебные, для строевых занятий. Они целиком деревянные, но выглядят как настоящие, правда?

Юра разочарованно отвернулся и протянул:

— А трехлинеек, значит, нет?

— Какие знания! Есть. Десять штук. Для старшеклассников. Вон на том краю стоят. Пойдем дальше!

Но Юра снова прильнул к стеклу. Сразу же незнакомая, чужая ему гимназия стала интересной.

— Пойдем! — потребовала мать и добавила: — Я уже говорила вам — опасное увлечение оружием. Очень прошу вас, не поощряйте этого… Пойдешь ли ты наконец!

Они вошли в огромный светлый актовый зал. Он служил для утренних молитв, здесь гимназисты прогуливались на больших переменах, здесь танцевали на вечерах и балах. Сейчас зал был пуст. Посреди дальней стены — большой, во весь рост, портрет царя. По боковым стенам — белые мраморные доски с фамилиями окончивших гимназию с золотой медалью.

Юра вспомнил Иру, ее рассказы об этом зале… «Винтовки для занятий в гимназии, военные занятия на площади, танцы с Ирой… Нет, скучно не будет», — решил он.

Настало время расставаться. Мама просила воспитателя «помочь ребенку освоиться», «обращаться с ним помягче», «защищать от драчунов», «ведь он маленький»… Юра был возмущен: какой же он маленький, если ему десять лет, а на вид дают двенадцать и даже тринадцать! Поэтому при прощании он резко вырвался из маминых объятий: пусть все видят, что он не «маменькин сынок», не «лизун».

Мать перекрестила воздух над ним. Феодосий Терентьевич взял из рук ожидавшего гардеробщика пальто Юлии Платоновны, помог надеть, поцеловал ручку, пожелал успехов, открыл двери.

Юра смотрел и думал: «Он умный и добрый».

В стеклах парадных дверей мелькнула мамина шляпа с огромными полями и букетами цветов, и дверь захлопнулась.

— Твоя мать — достойная женщина! — сказал повернувшись к Юре Феодосий Терентьевич. — Ты должен любить и уважать ее и не огорчать плохим поведением. А сейчас пойдем к каптенармусу. Пора гадкому утенку стать лебедем. — И он улыбнулся.

Когда Юра переоделся в форму, он посмотрел на себя в большое зеркало и замер. На него смотрел не по годам вытянувшийся, худенький незнакомый гимназист в длинных темно-серых брюках, такого же цвета гимнастерке с блестящими форменными пуговицами, подпоясанный широким поясом, на котором сверкала медная бляха с гербом. Правда, шея была слишком длинной и торчала из воротничка. Но выражение продолговатого лица с высоким лбом и выдающимся вперед подбородком было решительным. Небольшие синие-синие глаза смотрели пристально. Юре не нравился только рот — маленький, «красивенький», как у девчонки, и потом еще ямочка на подбородке. Но она была, как у папы, и поэтому Юра мирился с ней.

— Пойдем, познакомлю со сверстниками, — предложил Феодосий Терентьевич. — Почти все уже приехали и сейчас играют во дворе в мяч, городки и лапту.

3

Юре снился странный сон. Будто он — Маугли, но в гимназическом мундире и раскачивается на лиане в джунглях, а обезьяны из Бандерлога звонко хохочут среди ветвей, трещат, толкаются.

— Вставай, соня! Третий звонок! — раздался сердитый голос. Чья-то рука трясет Юру за плечо, дребезжит звонок.

Все умывальники заняты старшеклассниками. Юра сунулся было к кому-то, чтобы вымыться «за компанию», но его обрызгали водой. Сунулся ко второму — тоже. Он вытер брызги с лица и побежал обратно, «доодеваться».

— Уже?! — Молодой рыжеволосый воспитатель Петр Петрович провел рукой по его мокрым волосам.

В столовую шли строем, первоклассники впереди. На скамьи за широкий стол сели по команде, после молитвы, прочитанной дежурным.

— Запомните свои места! — приказал Петр Петрович, стоя во главе стола младших гимназистов.

Юра огляделся, поискал глазами Гогу Бродского, замешкался и получил замечание.

По звонку собрались в большом зале. Каждый класс стоял на отведенном ему месте, в два ряда, лицом к портрету царя. Впереди всех стоял инспектор. Небольшого роста, пузатый, с маленькой головой, он очень напоминал деревянную матрешку, только очень надувшуюся, большую. Внутрь него можно было сложить целый класс матрешек, одна в другую.

— Смирно! — скомандовал инспектор.

Классы замерли. От двери к портрету важно шагал директор — очень высокий, очень широкий, с огромной головой, сидевшей без шеи, прямо на квадратных плечах. Волосы у него были подстрижены ежиком. Скуластое мясистое лицо кончалось бородкой «лопатой». А глаза — чуть видные точки.

— «Бульдог», — мысленно назвал его Юра.

Священник пробасил молитву, гимназисты спели «Отче наш», «Царю небесный», а потом старшеклассники затянули «Боже царя храни!».

— Пойте, все пойте! — яростно шептал первоклассникам рыжий воспитатель.

И Юра испуганно запел.

В класс шли тоже строем. Юра старался разглядеть, где же Гога Бродский, ему очень хотелось встретить земляка.