Стрижи - Фернандо Арамбуру

и одеваюсь, пока чашка наполняется ароматным кофе. Если бы мне было известно, что на кухне уже находится Ольга, я изменил бы порядок действий. Что она могла подумать обо мне? Накануне вечером я предстал перед ней промокший до нитки, сегодня утром – неумытый и небритый. Правда, она выглядела не лучше: расхаживала по кухне босиком, как и я, и рылась в ящиках. У нее были длинные, стройные и очень красивые ноги с покрытыми ярко-красным лаком ногтями. Банный халат Амалии она накинула, судя по всему, на голое тело. Гостья попросила показать, где мы храним пакетики с чаем. Я не сразу вспомнил, как ее зовут. Наверное, подумалось мне, она спала на диване в гостиной. А еще у меня мелькнула мысль, что эта женщина очень хороша собой, и, будь на то моя воля, я бы с большим удовольствием отмахал ее прямо здесь.

28.

По словам Амалии, если бы я не противился ее отношениям с Ольгой, наш брак можно было бы спасти.

Она бросила мне этот упрек, когда мы уже бесповоротно решили разводиться, и тон у нее был вполне спокойный – таким обычно обсуждают фильм, выходя из кинотеатра. Я ничего не ответил, потому что знал: встречаться мы с ней будем редко – и только по вопросам, связанным с воспитанием сына. Главной моей задачей было забыть о ее существовании, и, судя по всему, я с этой задачей быстро и успешно справлялся.

– Хотя трудно поверить, будто ты хотел сохранить семью, как бы меня в этом ни уверяли, – добавила она.

Я не удостоил ее даже взглядом. Я считал, что остались в прошлом разного рода провокации, подначки, споры, обмен колкостями и разговоры на повышенных тонах. Я развернулся и пошел прочь, сунув руки в карманы и уставившись в голубое утреннее небо – в надежде увидеть там стрижей.

А до их с Ольгой «ковырялистой любви», как называл ее Хромой, мне, честно говоря, не было никакого дела.

– Это нельзя считать ни изменой, ни наставлением рогов, – рассуждал мой друг, – потому что лесбиянство – просто техника массажа, допускающая еще и совместное проживание.

Он уговорил меня посмотреть несколько порнофильмов, чтобы я сам в этом убедился.

– Ну, оглаживаются они, лижутся, трутся друг о дружку… Где тут секс-то? – И с ехидной улыбкой припечатал: – Медленная гимнастика, только и всего.

В те дни, когда я узнал то, что рано или поздно должен был неизбежно узнать, я опять обнаружил анонимку, которую сам же недавно и написал. Значит, Амалия не порвала ее и не выбросила. Теперь, когда все и так выплыло наружу, она снова кинула бумажку в почтовый ящик. С какой целью? Вряд ли Амалия догадалась, что записку состряпал я.

Я принес находку домой и показал ей, прикинувшись дурачком.

Она пожала плечами, прикинувшись дурочкой.

Я еле сдержался, чтобы не врезать ей по физиономии.

Она, вне всякого сомнения, еле сдержалась, чтобы не выколоть мне глаза штопором.

29.

Возможно, ненависть, которую мне доводилось испытывать на протяжении жизни, была далеко не лучшего качества. Я ненавидел часто, но вспышками, иногда даже с ленцой, хотя, если уж говорить честно, то и не без удовольствия. Наши современные законотворцы изобрели так называемое преступление на почве ненависти. Скорее всего, они имели в виду терроризм или нечто подобное, но судите сами, можно ли провести четкую границу между общественной и частной сферами? Не хватает только, чтобы закон, принятый Конгрессом депутатов, запрещал мне ненавидеть директрису школы. Уже на следующий день я взял бы плакат и в знак протеста цепью приковал бы себя к колеснице богини Кибелы[17]. Сегодняшние правители пытаются принимать ограничительные меры, чтобы управлять нашими чувствами, как если бы речь шла о правилах дорожного движения. Поэтому к сегодняшним временам я отношусь с долей брезгливости.

Моя ненависть, за некоторыми исключениями, напоминала угли, тлеющие на поверхности, когда внизу еще ярится пламя. Сомневаюсь, что ненавистные мне люди знали, как сильно я их ненавижу и за что именно. Иногда внезапный приступ ненависти обрушивался на меня, даже если я находился с кем-то из них во вполне мирных отношениях, – скажем, в тот миг, когда целовал кого-то в щеку или дружески обнимал. Я выдавливал из себя улыбку, хотя по моим венам уже несся поток раскаленного металла. Но мне так и не удалось окончательно определить для себя: а вдруг то, что я чувствую, это больше обида, чем ненависть? В любом случае ненавижу я молча, вдумчиво и скрытно. Такая ненависть выполняет функцию самозащиты, по мысли Фрейда, который считал, что ненависть опирается на инстинкт сохранения собственного «я». Иными словами, я никогда не позволю себе выкрикивать оскорбления, швырять тарелки в стену или размахивать ножом.

Оглядываясь назад, хочу признаться, что на протяжении своей жизни вроде бы должен был испытывать ненависть куда чаще – или, по крайней мере, более остро. Неправда, будто ненависть унижает ненавидящего, роняет его достоинство, угнетает или нагоняет тоску и лишает сна. Надо отличать одни виды ненависти от других. Есть, безусловно, такие, что грызут тебя изнутри. Но есть и такие, что доставляют удовольствие, если ты осмотрительно и чутко управляешь ими. Именно их в моем случае я старался культивировать с тихим упорством – и себе во благо.

Теперь, когда я принял решение добровольно уйти из жизни, хотелось бы раз и навсегда объяснить: поводов для ненависти у меня было очень много, но я их игнорировал, поскольку проблема тут носила не количественный, а качественный характер. Я никогда не умел держать в узде эмоции. Поэтому бурные страсти быстро утомляют меня – как собственные, так и чужие. Некоторые коллеги по школе считают меня интровертом. Они просто не желают понять, что мне с ними скучно – вот почему мое лицо редко выражает живой интерес, и я, может и невольно, веду себя слишком замкнуто, а также избегаю лишних разговоров.

И вот еще что надо добавить: я не могу ненавидеть незнакомых людей. Хромой, например, люто ненавидит кучу разных политиков, спортсменов, актеров и знаменитостей обоих полов, о существовании которых ему рассказала пресса. Он с дикой злобой разносит их в пух и прах и желает им всяческих бед. Я так не умею. Мне для настоящей ненависти необходимо человека видеть. Когда мой друг заявляет, что не выносит нынешнего председателя правительства, с которым лично никогда не встречался и который, по его же словам, «в близком общении может оказаться вполне приятным парнем», я Хромого не понимаю. Для меня не существует и той абстрактной ненависти, о которой