Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов

Хлебов взгромоздил на стол дышавший жаром вёдерный самовар, расставил кружки, миску с колотым сахаром.

— Наливайте чай, донцы, — пригласил Павловский, — будем знакомиться да планировать боевую службу.

За чаем, в открытой беседе Павловский услышал трагические истории судеб новых боевых товарищей, многое узнал из первых уст о кровавых событиях на Дону, Кубани, в Малороссии… Слово за слово, казаки поведали и об атамане, новоиспечённом генерале Булак-Балаховиче, о его нелюбви к православным, его жестокости, корысти и непомерном златолюбии.

Казакам Павловский приглянулся: молодой, могучий, вся грудь в орденах, слушать умеет, никого не перебивал, только изредко задавал наводящие вопросы, всех по имени-отчеству величает, не тыкает, коней знает и любит, к службе строг, сам аккуратен и ладен… Заключая беседу, подполковник строго сказал:

— Скоро, видимо, в бой. Коней холить и лелеять, кормить и купать, каких надо — перековать, не лениться. Походные фуражные сумы держать полными овса и всегда готовыми. На каждого казака иметь в походном сидоре по фунту сала, два фунта сухарей, полфунта пшённой крупы, соль, перец, сахар и всё то, что требуется уставом казачьей строевой службы (сам он этого устава не знал). А главное — двести патронов на карабин и перевязочный материал. Верю в вас.

Казаки одобрительно загудели, закивали, стали прощаться. Павловский задержал сотенного командира подъесаула Тимофеева.

— Вижу, Егор Иванович, казаки ваши — бойцы опытные. Поэтому решил, ваша сотня будет резервом командира полка. Приказы получать будете лично от меня. Наряду с моим помощником, старшим адъютантом и квартирьером полка, отныне входите в состав штаба полка. И ещё… Уж постарайтесь, чтобы казаки не особо пьянствовали. Сейчас ой как головы трезвыми держать надо.

Павловский не знал, что в этот же день казачьи офицеры вновь собрались, обсудили встречу с командиром полка и по общему согласию решили беречь его в бою и в мире, ограждать от всяческих напастей. Казаки нутром почувствовали — крепко держаться следует такого командира.

Конный полк пополнялся. В его состав вошло несколько крестьянских партизанских отрядов, действовавших против красных на территории Петроградской и Псковской губерний. Добровольцами записалось около пятидесяти крестьян-староверов из-под Пскова. Крепкие, ладно одетые и обутые бородатые мужики пришли со своим скарбом, харчами, оружием, лошадьми. Павловский спросил их:

— За что, мужики, воевать пришли?

— За Рассею, — отвечали они дружно.

— А что с красными-то не ужились?

— Бесово племя, людоедское. Работать не хочут, им токмо жрать, пить да баб для блуда подавай. В аду гореть им.

Эти, был уверен Павловский, будут драться не за страх, но за совесть.

Какого же было его удивление, когда однажды подхорунжий Хлебов доложил:

— Так что, господин подполковник, к вам штабс-капитан Воронов-Богданов.

В штабную палатку вошёл старый знакомый, командир отряда «зелёных» из Смоленской губернии. Штабс-капитан был в обтрёпанной одежонке, драных сапогах, но держался уверенно и бодро доложил:

— Господин подполковник, штабс-капитан Воронов-Богданов прибыл для дальнейшего прохождения службы! Со мной конный отряд в тридцать сабель. Вот только, — он виновато улыбнулся и переступил с ноги на ногу, — народ полураздетый и босой.

— Рад встрече, капитан. Возьмёте под свою команду четвёртый эскадрон, туда же и ваш отряд войдёт. Людей ваших накормят, помоют в бане, оденут, обуют, разместят в палатках. Вечером жду у себя.

Вечером, когда уставшее августовское солнце улеглось на западе в мягкую перину густых облаков, над Нарвой выкатился густой туман, с полей ветерок погнал сладкий запах скошенных хлебов, а из соснового бора — перепревшего мха и грибов, в штабной палатке собрались офицеры полка.

Разные люди. Кто-то в кровавой круговерти революции и Гражданской войны потерял родных, кто-то — любимых, кто-то — поместья и имущество… Только веру в победу не утратили, и всех объединяла одна судьба — война, гибель империи и армии, борьба за возрождение России. Все были молодые, до безумия храбрые, готовые к любым испытаниям. Все люто ненавидели большевиков, красных мадьяр, латышей, эстонцев, поляков, китайцев, корейцев, грузин, а через Троцкого, Свердлова, Каменева, Зиновьева, Урицкого и других — не любили евреев.

Выпили крепкого эстонского самогона — самакаса, закусили, чем бог послал, покурили за пределами палатки. Потом на Павловского посыпались вопросы.

— Господин полковник, когда в наступление? — спросил командир 1-го эскадрона ротмистр Дрезер.

— Когда поступит приказ.

Тут же последовал вопрос от командира 3-го эскадрона ротмистра Деревянко:

— А эстонцы с нами пойдут?

— Того знать не могу, но полагаю, вряд ли.

— Хватит ли сил у нас, Сергей Эдуардович? — с тревогой спросил комэск-два ротмистр Ковалёв, — обжегшись весной и летом на молоке, не дуют ли генералы на воду?

— Численно красные нас всегда сильнее. Они для этого всеобщую мобилизацию проводят. Мы же сильнее выучкой, боевым опытом, героизмом и стойкостью наших офицеров и нижних чинов. Кроме того, армия пополнится пленными из мобилизованных большевиками крестьян и воинских частей, что обязательно перейдут на нашу сторону.

— А союзники помогать будут? Не бросят нас, как прежде? — спросил штабс-капитан Воронов-Богданов, уже облачённый в новую английскую форму.

Павловский тяжело вздохнул и развёл в сторону руки.

— Это, господа, одному Богу известно. Не мешали бы, да со снабжением помогали. С остальным сами справимся. Командование армии этими вопросами плотно занимается.

Не удержался и помощник командира полка ротмистр фон Лемке:

— Сергей Эдуардович, что с пленными большевиками, командирами, комиссарами и чекистами делать будем? Как раньше — в расход?

— Командиров и чекистов сдавать в контрразведку, остальных, как раньше.

Фон Лемке согласно кивнул головой.

Разошлись далеко за полночь. Оставшись один, Павловский мысленно пробежал по задававшимся офицерами вопросам. Конечно, сейчас армия была не та, что весной — одета, обута, сыта, оружия и боеприпасов в достатке, относительно налаженный тыл. Армия постоянно пополнялась добровольцами, что позволило сформировать два корпуса в составе шести дивизий и отдельных бригад. Главное же — во главе стоит умный, опытный и очень уважаемый генерал Юденич, герой Кавказского фронта.

Павловский был доволен своим полностью укомплектованным драгунским полком в восемьсот сабель и штыков. В полку четыре конных эскадрона, пулемётная команда на шестнадцати тачанках, конная батарея с шестью трёхдюймовыми орудиями и пятьюдесятью снарядами на ствол. Силища! Такой воинской частью он командовал впервые и был чрезвычайно горд за себя.

За ежедневными армейскими хлопотами и учениями постепенно в забытье уходили горести прошлых лет, стирались в памяти образы погибших боевых товарищей и женщин, которых он любил и безвозвратно потерял. Лишь предательство Татьяны острой щепой засело в сердце. «Надо встретиться с Гуторовым. Надо выпить, чёрт возьми! Так и одичать можно».

7

Перед Успением, 26 августа, в маленьком кафе старой Нарвы подполковник Павловский и поручик Гуторов