Почему плакал Пушкин? - Александр Лацис

Вот как запредельно благонамеренный Рунич ниспровергал приверженцев свободы:

«Кто заразится бреднями Байрона – такой погиб навеки; подобныя впечатления, особенно в юных сердцах, с трудом изглаживаются. Поэзия Байронов и приписываемое им достоинство гениев и истинных поэтов родят Зондов и Лувелей!»

Эти имена политических борцов, успешно совершивших покушения в Пруссии (1819) и во Франции (февраль 1820), то прямо, то косвенно с одобрением упоминались в эпиграммах Пушкина.

По части бахвальства и пустомельства Рунич ничем не отличается от наших нынешних кликуш:

«Вера и отечество, храбрость и великодушие – вот предметы, достойные русского воина! Благосостояние его родины на сих только, выдержавших все обуревания житейского моря, твердынях и основано. Что ему нужды до ядовитых, заразительных мечтаний французских, английских и германских поэтов, филологов и философов? Он знает, что жизнь его, деятельность и все способности принадлежат Богу, государю и отечеству…»

И еще наставлял сей виртуоз по части обличения крамольных мыслей:

«Я вооружился… против гения и поэзии английского лорда-стихотворца, у которого, вероятно, довольство, праздность и желание чем-нибудь прославиться вскружили голову.

Я не мог остаться равнодушным там, где дело идет о вреде, который что-либо соотечественникам моим причинить может… Ревность ко благу отечества должна одушевлять нас во всех отношениях и случаях».

В заключение Рунич еще раз призвал возвещать «храбрым воинам и мирным гражданам торжество веры над неверием, великодушия над злобою, бескорыстия над алчностию, добродетели над пороком. Вот предметы, достойные внимания русских! Будем держаться сего светоча, не обращая и внимания нашего на чадныя факелы лжеименного разума».

Трудно понять, почему это обвинительное косноязычие не включено в круг интересов пушкиноведческой администрации. Не для того ли замалчивалось, чтоб не подрывать практику составления подобных «заказных писем», в коих «общественность требует» всего того, что властям в данный момент приспичило?

Судьба жестоко покарала Дмитрия Павловича Рунича. Ему довелось дожить до эпохи реформ. Выпрашивая у когда-то уволенных им профессоров материальную помощь, он принялся писать совсем другие письма, из которых надлежало понять, что, в сущности, он всегда в душе разделял передовые взгляды. Да вот, время было такое… Да вот, начальство принуждало…

Если кто-либо уж очень распинается насчет забот о всеобщем благе, то нередко выясняется, что он перепутал отечество со своим карманом.

Пример прямо-таки хрестоматийный. В 1826 году многоречивый Рунич был уличен в расхищении казенных денег, уволен и предан суду.

«Великодушный гражданин»

Директор Царскосельского лицея Энгельгардт непрестанно интересовался судьбой своих питомцев. В письмах повторял неоднократно, что «Пушкин ничего не делает в Коллегии, он даже там не показывается».

Допустим, что так оно и было: именно «не показывается». Но разве обязательно отсюда извлекать отрицательный вывод – «ничего не делает»?

Быть может, переводы с французского или переводы на французский Пушкин готовил на квартире графа Каподистрия и передавал в собственные руки?

В обстановке противоборства с Нессельроде мог ли Каподистрия хранить всю свою доверительную переписку в служебных стенах?

Вряд ли в архивах министерства удастся обнаружить бумаги, выполненные рукой Пушкина. Вдвойне секретная переписка была либо уничтожена, либо увезена. И отсутствие в архиве МИДа подобных бумаг не умалит, скорее повысит основательность наших умозаключений.

Предположим, что Пушкин, давший подписку о неразглашении служебных тайн, не только не был обязан появляться в Азиатском департаменте, более того, был обязан не появляться. Иначе непонятно, каким образом граф Каподистрия приобрел близкое, тщательно продуманное представление о биографии и характере молодого поэта. В сопроводительном письме, при отсылке Пушкина на юг, Каподистрия заботливо, участливо пишет Инзову:

«Исполненный горестей в продолжение всего своего детства, молодой Пушкин оставил родительский дом, не испытывая сожалений. Лишенный сыновней привязанности, он мог иметь лишь одно чувство – страстное желание независимости».

«Не желаю ничего лучшего как дать ему место при себе, но он получит эту милость не иначе, как через ваше посредство, и когда вы скажете, что он ея достоин».

Иначе говоря, Каподистрия выражает готовность вернуть под свое начало Пушкина. Это кого же? Того, кто пренебрегал служебными обязанностями?

Стало быть, ничегонеделание было легендой, прикрытием серьезных занятий. Василий Львович Пушкин не заблуждался, когда писал в те дни, в июне 1820 года: «Радуюсь сердечно, что г. Каподистрия к нему хорошо расположен».

Начальник, наставник и заступник Пушкина, Каподистрия совместно с Карамзиным в апреле-мае 1820 года хлопотал за поэта и добился отмены ссылки в Сибирь, на которой настаивал Аракчеев.

Два года спустя сам Каподистрия был вынужден уйти в отставку и покинуть пределы России. В 1827 году, после победы России над Турцией, Каподистрия стал первым правителем свободной Греции. 9 октября 1831 года в ходе разжигаемых из-за рубежа внутригреческих распрей он был убит. Его прах покоится в семейном склепе за оградой монастыря Платитеры на острове Корфу.

По настоянию Каподистрии Пушкин был откомандирован из столицы не куда-нибудь, а в Бессарабию, в места, находившиеся в ведении Каподистрии, в тесное соседство с политической картой Балкан.

Напрашивается вывод, что круг служебных занятий Пушкина изначально был связан с греческим вопросом. Коротко говоря, не потому Пушкин стал твердым сторонником освобождения Греции, что оказался в Кишиневе, а потому очутился именно в Кишиневе, что был убежденным сторонником свободной Греции. Возможно, еще в Петербурге он усвоил те способы скрытнописания, которые применяла этерия. Например, избрание условной темы рассуждений.

Отвечая Пушкину на построчный разбор стихотворения «Водопад», П. А. Вяземский в письме от 30 августа 1826 года выразился замысловато:

«…строфа, осужденная тобою к острацизму, не лишняя, но надобно ее поаристидить в формах…»

Очень может быть, что придуманное Вяземским словечко «поаристидить» не случайно соседствует с термином «остракизм», также имеющим древнегреческое происхождение.

Что такое остракизм? Изгнание, удаление. Эта мера, этот способ политической борьбы был введен и постоянно применялся в Афинах в пятом и четвертом веках до нашей эры.