Проповедник - Камилла Лэкберг

— Привет, это Линда. Оставьте сообщение после сигнала, и я перезвоню, как только смогу.

Йохан раздраженно повесил трубку. Он уже оставил четыре сообщения, и до сих пор Линда ему не перезвонила. Он помедлил и набрал номер дома Вестергорден. Йохан надеялся, что Якоб на работе. Ему повезло: к телефону подошла Марита.

— Привет, а Линда дома?

— Да, она в своей комнате. А что ей сказать, кто звонит?

Он чуть замялся, но Марита наверняка не узнала его по голосу, так что он ничем не рисковал, называя свое имя: раньше он сюда никогда не звонил.

— Скажи, что звонит Йохан.

Он услышал, как она положила трубку рядом с телефоном и стала подниматься по лестнице. Йохану показалось, что он видит это собственными глазами — после того, как он побывал в Вестергордене совсем недавно по прошествии многих лет. Через какое-то время Марита вернулась и опять подняла трубку. Теперь ее голос звучал настороженно:

— Она говорит, что не хочет разговаривать с тобой. А могу я спросить, какой именно Йохан звонит?

— Большое спасибо, я тороплюсь.

И Йохан поспешно положил трубку. Его одолевали противоречивые чувства. Он никогда не любил кого-нибудь так, как Линду. Стоило ему закрыть глаза, как он вновь чувствовал прикосновение к ее обнаженному телу. И в то же время он ее ненавидел. Началась своего рода цепная реакция после того, как они схлестнулись и разругались, как два исконных врага, в Вестергордене. Чувство ненависти и желание обладать ею были такими сильными, что Йохан едва мог справиться с собой.

Он сам удивлялся, как может одновременно испытывать столь разные эмоции.

А может быть, он вообще был полным дураком, когда думал, что между ними есть что-то хорошее, что для Линды их отношения не просто игра, а нечто большее. Йохан сидел у телефона, чувствуя себя идиотом, и от этого злоба в нем разгоралась еще пуще. Он тоже заставит Линду почувствовать себя униженной, чтобы она поняла, что нельзя вертеть им, как только ей взбредет в голову. Он расскажет о том, что видел.

Патрик никогда не мог вообразить, что будет смотреть на процедуру эксгумации как на захватывающее зрелище. Но после убийственно выматывающего вечера, проведенного в обществе Йоргена, извлечение покойника казалось увлекательнейшим занятием.

Мелльберг, Мартин и Патрик молча стояли на кладбище Фьельбаки и наблюдали за мрачной сценой, которая разыгрывалась перед ними. Было семь часов утра, еще не жарко, скорее приятно, хотя солнце уже и поднялось довольно высоко. На кладбище, которое располагалось вдали от дороги, стояла тишина. Слышалось только пение птиц и звук лопат, взрезающих землю.

Для всех троих эта процедура была в новинку. Вскрытие могилы мало кому из полицейских доводилось видеть. И никто из них не имел ни малейшего понятия, как все должно происходить по правилам: подгоняют ли к могиле небольшой экскаватор, который копает канаву вниз, к гробу, или эту страшноватую работу вручную выполняет команда профессиональных могильщиков. Правильным оказалось второе предположение. Те же люди, которые копали могилы, впервые в своей жизни занимались тем, что доставали погребенного обратно из земли. Они дружно втыкали лопаты в землю, не говоря ни слова. А вообще-то о чем в таком случае говорить: обсуждать вчерашний матч или договариваться, кто к кому придет на шашлычки в выходные? Нет, обстановка не очень располагала, и они будут продолжать делать свою работу молча до тех пор, пока не покажется гроб.

— Ты уверен, что знаешь, что делаешь, Хедстрём?

Мелльберг выглядел обеспокоенным. Самому Патрику было ничуть не легче. Вчера он использовал все свое красноречие, молил, упрашивал и грозил — все для того, чтобы уговорить начальство — наверное, впервые с начала времен — выдать им так небывало быстро разрешение на вскрытие могилы Йоханнеса Хульта. И все это только на основании подозрений.

Патрик не был религиозным человеком, но его коробило при мысли о том, что они вторгаются в обитель мертвых. В кладбищенской тишине чувствовалось что-то сакральное, и он надеялся, что они нарушили покой усопших ради благого дела и что это не окажется напрасным.

— Стиг Тулин звонил мне вчера из офиса управления коммуны. И должен тебе сказать, разговор у нас состоялся тяжелый. По всей видимости, кто-то из тех, кому ты звонил и уговаривал вчера, быстренько с ним связался и настучал, что ты что-то такое намекал насчет сговора между Эфроимом Хультом и двумя самыми уважаемыми гражданами Фьельбаки. И что ты-де говорил о взятках и бог знает о чем еще. Он чертовски обеспокоен. Эфроим-то, конечно, умер, но жив доктор Хаммарстрём, гробовщик тоже помирать не собирается, и если окажется, что все это совершенно необоснованные обвинения, то нам…

Мелльберг развел руками. Он мог и не продолжать. Патрик сам прекрасно понимал, какие могут быть последствия. Ну, во-первых, он сам до конца жизни будет ругать себя последними словами, а во-вторых, станет вечным посмешищем в участке.

Казалось, Мелльберг читает его мысли.

— Хорошо бы ты, Хедстрём, оказался прав, а то мы по уши увязнем в дерьме.

Он показал толстым коротким пальцем на могилу Йоханнеса, беспокойно топчась на месте. Груда земли достигла примерно метровой высоты, и лица могильщиков заблестели от пота. Должно быть, осталось совсем немного.

Хорошее настроение Мелльберга этим утром изрядно подпортилось и, похоже, совсем не из-за того, что ему пришлось непривычно рано встать, и не потому, что процедура ожидалась не слишком приятная. За этим скрывалось что-то другое. Раньше для Мелльберга было нормой постоянное недружелюбие и грубое обращение, но в течение двух последних недель все это куда-то бесследно исчезло. И хотя сейчас золотые черты характера Мелльберга и не начали опять проявляться в полную силу, но уже хорошо просматривались. И пока они стояли возле могилы и ждали, он бурчал, жаловался и чертыхался. И почему-то нынешний Мелльберг казался привычнее и роднее, более предсказуемым.

Мелльберг оставил их у могилы и пошел, недовольно бухтя, встречать группу из Уддеваллы, которая приехала им на помощь. Мартин прошептал краешком рта:

— Что бы с ним такое ни происходило, похоже, все уже закончилось.

— А у тебя есть мысли насчет того, что это могло быть?

— Я так думаю, что-то вроде временного умопомешательства, — ответил Мартин.

— Анника вчера рассказала очень интересный слушок.

— Да ну, а что такое? Выкладывай, — сказал Мартин.

— Он приехал рано позавчера…

— Ну и что, подумаешь, историческое событие.

— Не в этом дело, ты, конечно, прав. Но Анника услышала, что он звонил в Арланду,[17] а потом сорвался и куда-то понесся.

— Арланда? Он что, кого-нибудь там встречать собирался? Раз он здесь, значит, вряд ли поехал сам, он бы не успел обернуться.

Мартин казался настолько же озадаченным, насколько Патрик себя чувствовал. И любопытным.

— Я знаю ничуть не больше твоего, чем он там занимается, но интрига закручивается.

Один из гробовщиков кивнул им. Они осторожно подошли к высокой груде земли и заглянули вниз, в зияющую перед ними яму. В глубине виднелся коричневый гроб.

— Вот, получайте вашего парня. Нам его поднять наверх?

Патрик кивнул.

— Только, пожалуйста, осторожно. Я пойду скажу криминалистам, чтобы они подошли, как только вы достанете гроб.

Патрик пошел к троим криминалистам из Уддеваллы, которые стояли с серьезными лицами и разговаривали с Мелльбергом. Катафалк из похоронного бюро уже ждал на подъездной дорожке с открытой задней дверцей, готовый транспортировать гроб с телом или без него.

— Они уже заканчивают. Мы откроем гроб здесь или вы это сделаете в Уддевалле?

Шеф технической группы Турбьорн Рууд не сразу ответил Патрику. Он дал указание единственной девушке в группе, она подошла к раскрытой могиле и начала делать снимки. Только потом он повернулся и сказал Патрику:

— Мы откроем крышку здесь. Если ты прав и гроб пуст, то тогда всем все совершенно ясно, но если, что, по моему мнению, все-таки более вероятно, в этом гробу находится тело, тогда мы возьмем его с собой в Уддеваллу для идентификации. Как я понимаю, именно это вам и понадобится в таком случае?

Турбьорн выразительно пошевелил своими здоровенными моржовыми усами и вопросительно посмотрел на Патрика. Патрик кивнул.

— Да, если в гробу кто-нибудь лежит, то я бы хотел быть уверенным на все сто процентов, что это именно Йоханнес Хульт.

— Ну, это мы организуем в лучшем виде. Я уже запросил вчера его стоматологическую карту, так что результатов долго ждать не придется. Я понимаю, что это срочно…

Рууд опустил глаза и посмотрел себе под ноги: у него самого была семнадцатилетняя дочь, и он прекрасно понимал, насколько важно действовать как можно быстрее. Дело действительно не терпело отлагательств. Достаточно на долю секунды представить себе тот ужас, который чувствовали родители Ени Мёллер.