Проповедник - Камилла Лэкберг

В тяжелые минуты Анна чувствовала, что поддержкой в жизни для нее являются дети. Годы, прожитые с Лукасом, были для нее полны зла, но все же она не могла считать Густава хорошей заменой в качестве отца для своих детей. Анна видела, что он холоден, неловок и нетерпелив с детьми, и ей очень не нравилось оставлять их с ним.

Иногда она завидовала Эрике просто до тошноты. Она стояла перед невеселой перспективой борьбы с Лукасом, который добивался единоличной опеки над детьми, испытывала трудности с деньгами и, кроме того, понимала, что ее нынешние отношения с Густавом — всего лишь пустышка и никуда не ведут. А тут еще Эрика, которая проплывала перед ней, как беременная мадонна. Эрика выбрала в отцы своему ребенку мужчину того самого типа, который, как это очень хорошо понимала Анна, сделал бы счастливой ее саму. Но у Анны с такими никогда ничего не получалось из-за какого-то, как ей иногда казалось, самоуничтожения. А то, что Эрика теперь жила без финансовых проблем и, кроме того, получила определенную известность, только увеличивало ее зависть в вечном соперничестве между сестрами, и завистливые черти вовсю скребли у нее на душе. Анна не хотела быть мелочной, но не могла удержаться от горьких мыслей, когда ее собственная жизнь виделась ей только в мрачных красках.

Дети взволнованно закричали, и Анна услышала недовольное замечание Густава; очнувшись от раздумий, наполненных жалобами, она заставила себя вернуться в свою сегодняшнюю действительность. Она поплотнее запахнула спасательный жилет и осторожно пошла на корму к детям, придерживаясь за релинги. Анна быстро успокоила детей и заставила себя улыбнуться Густаву. Даже если тебе сдали очень плохие карты, приходится играть тем, что есть.

Уже много раз за последнее время Лаине бесцельно слонялась по этому большому дому. Габриэль опять отправился в свою очередную деловую поездку, и она вновь осталась одна. После встречи с Сольвейг она чувствовала во рту очень неприятный привкус, а безнадежность этой ситуации бесила ее, как и много раз прежде. Она никогда не освободится. Грязный, злобный мир Сольвейг крепко вцепился в нее и окутывал, как мерзкая вонь.

Она постояла перед лестницей, ведущей наверх, во флигель с левой стороны дома, этаж Эфроима. Лаине не поднималась туда с тех самых пор, как он умер, да и до того заходила очень редко. Там царствовал Якоб и в какой-то степени Габриэль. Эфроим восседал там, наверху, и давал аудиенции, как какой-нибудь древний феодал. Женщины в его мире никогда не имели особого значения, а были какими-то смутно различимыми созданиями, предназначенными для того, чтобы прислуживать и подавать еду.

Она медленно стала подниматься по лестнице. Перед дверью Лаине остановилась и потом решительно распахнула ее. Все выглядело точно так, как она помнила. В тихой комнате по-прежнему ощущался сильный мужской если не запах, то дух. Итак, значит, здесь ее сын провел в детстве так много часов. Она всегда очень ревновала его к деду. В сравнении с Эфроимом они оба — и Лаине, и Габриэль — значили очень мало. Якоб воспринимал их как обычных скучных смертных, тогда как Эфроим представлялся ему кем-то вроде бога. Когда он так неожиданно умер, первой реакцией Якоба было удивление: Эфроим не мог исчезнуть просто так, вот так — в один день взять и уйти. Он всегда казался какой-то непреодолимой силой, своего рода непреложным и неоспоримым фактом.

Лаине этого стыдилась, но когда она поняла, что Эфроим мертв, то почувствовала облегчение и даже радость, может быть, даже триумф по поводу того, что и Эфроиму не удалось преступить законы природы. Прежде она иной раз в этом сомневалась. Он был всегда так уверен и убежден, что даже с Богом сможет договориться и манипулировать Им так, как захочет.

Его кресло стояло у окна. Снаружи, за окном, открывался вид на лес. Так же как и Якоб до нее, Лаине не смогла противиться искушению сесть на место Проповедника. На мгновение ей показалось, что она почувствовала его дыхание в комнате, когда садилась в кресло. Она задумчиво провела пальцами по складкам обивки.

Истории о Габриэле и Йоханнесе, об их даре лечить людей очень сильно повлияли на Якоба, ей это не нравилось. Иногда он спускался вниз с совершенно отсутствующим выражением лица, в каком-то трансе. Лаине это всегда пугало. В такие минуты она крепко обнимала сына, прижимала к себе его лицо и держала так, пока не чувствовала, что напряжение его оставляет. Тогда она разжимала руки и видела, что все снова как обычно, — до следующего раза.

Но теперь старик мертв и похоронен давным-давно. Ну и слава богу.

— Ты действительно считаешь, что в твоей теории что-то есть, что Йоханнес не умер?

— Не знаю, Мартин, но в настоящий момент я занимаюсь тем, что тяну за все нити, какие только есть. И думаю, ты должен согласиться с тем, что все это выглядит немного странно. Я хочу сказать, что полиция так и не увидела Йоханнеса на месте его самоубийства.

— Да, но тогда получается, что и врач, и похоронная контора в этом участвовали, — сказал Мартин.

— Ну и что, это совсем не так невозможно, как кажется на первый взгляд. Не забывай, что Эфроим был очень состоятельным человеком, а за деньги можно купить и не такие услуги. И еще: я, например, совсем не удивлюсь, если они все окажутся его хорошими знакомыми. Он был заметной фигурой в местном обществе, одним из местных lions, you name it,[15] и активно участвовал в делах округи.

— Но чтобы помочь скрыться подозреваемому в убийстве? Как-то сомнительно.

— Не подозреваемому в убийстве, а подозреваемому в похищении. И потом, насколько я понимаю, Эфроим Хульт обладал редкостным, можно сказать, исключительным даром убеждать людей. И возможно, ему удалось убедить их в том, что Йоханнес невиновен, но тем не менее полиция собирается его посадить, и единственная возможность для Йоханнеса спастись — это исчезнуть.

— Но тут все же еще одна неувязка: ты думаешь, что Йоханнес мог бы оставить свою семью, двоих маленьких сыновей на произвол судьбы?

— Не забывай, пожалуйста, о том, что мы знаем про Йоханнеса. Я хочу сказать, что он был игрок. Йоханнес всегда следовал своим малейшим прихотям и желаниям, он жил по своим собственным законам и всегда плевал на чужие правила. И если мы с тобой говорим о человеке, который спасает собственную шкуру ценой благополучия семьи, то это в полной мере относится к Йоханнесу, полностью соответствует его личности.

Мартин по-прежнему слушал довольно скептически.

— Ну и где он тогда скрывался все эти годы в таком случае?

Патрик притормозил, посмотрел налево, потом направо и свернул в сторону Танумсхеде, потом сказал:

— Может быть, за границей с хорошей суммой папашиных денег в кармане. — Он посмотрел на Мартина: — Похоже, ты не оценил блестящее остроумие моей теории.

Мартин рассмеялся.

— Может быть, можно и так сказать. Мне кажется, что ты немного спятил и собственными штанами ловишь рыбу в мутной воде. Но с другой стороны, до сих пор с головой у тебя было все в порядке, так что почему бы и нет.

Патрик стал серьезным.

— У меня перед глазами только одно — Ени Мёллер. Ведь где-то он ее держит, тот самый гад, который выкрал ее из мира людей. И из-за нее я обязан проверить все версии, пусть даже и самые необычные. Мы просто не можем позволить себе оставаться в привычных рамках и думать традиционно. Для этого у нас слишком мало времени. Поэтому мы обязаны заниматься и тем, что на первый взгляд кажется невозможным. Очень даже вероятно, что мое предположение сумасшедшее, но ради Ени Мёллер я хочу быть полностью уверен и получить доказательства того, прав я или не прав. Пусть мне даже потом дадут приз за идиотизм.

Теперь Мартин лучше понимал, что ему пытался объяснить Патрик. И он признался себе, что, возможно, Патрик прав.

— Но как ты собираешься все это сделать и получить разрешение на эксгумацию, когда у нас только какие-то смутные подозрения, да еще вдобавок и так быстро?

Лицо Патрика приняло жесткое выражение:

— Убедить, Мартин, убедить.

Их разговор прервал звонок мобильного телефона Патрика. Он говорил короткими односложными предложениями, а Мартин сгорал от нетерпения и гадал, о чем идет речь. Несколько минут спустя Патрик закончил и закрыл крышку телефона.

— Кто звонил?

— Анника. Позвонили из лаборатории и сказали, что они провели анализ ДНК Мортена Фриска.

— И что? — Мартин затаил дыхание, он истово надеялся, что они с Патриком ошиблись и у них за решеткой действительно сидит убийца Тани.

— Совпадений нет. Сперма, которую мы нашли на теле Тани, не Мортена Фриска.

Мартин и сам не заметил, что на какое-то время перестал дышать, слушая ответ Патрика, и теперь шумно выдохнул.

— Вот черт. Но вообще-то едва ли это для нас такая уж большая неожиданность или как?