Божья коровка-2 - Анатолий Федорович Дроздов

стану. С Ольгой мы сейчас работаем над документальной книгой, посвященной подвигу бойцов и командиров, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны. Написать ее считаем своим долгом перед старшим поколением.

Зал снова зааплодировал. «Это мы поставим в передачу», – сделал у себя зарубку в памяти Кузякин.

Дальше были новые вопросы. Где Коровка учится, почему избрал профессию педагога, правда ли, что он поэт и композитор?

– Вот сейчас увидите и услышите, – объявил Борис и взял гитару. Подошел с ней к микрофону, пробежался пальцами по струнам и начал: – Отчего так в России березы шумят…

Кузякин слушал, изумленно подняв бровь. Борис пел ему в квартире, но сейчас эта песня звучала по-иному. Голос у Коровки оказался сильным и красивым. Он, казалось, заполнял весь зал, проникая в каждый уголок, и все это – чистый, мягкий баритон певца, мелодичный перебор гитары и душевные слова наполняли сердца восторгом и признательностью.

Коровка смолк и поклонился. На мгновение в зале воцарилась тишина, а затем она взорвалась оглушительной овацией.

– Браво! Пой еще! Еще! – закричали в зале.

– Нет вопросов, – улыбнулся гость в ответ. – Песня, посвященная моей любимой. «Где же была?» …

Зрители, которых восхитил и сам певец, и его не слышанные прежде песни долго не хотели отпускать Коровку. Он все пел и пел. Наконец, взмолился:

– Все, друзья, последняя. У меня легкое осколком пробито – много петь не могу.

Он ударил пальцами по струнам:

Неба утреннего стяг,

В жизни важен первый шаг.

Слышишь, реют над страною

Ветры яростных атак.

И вновь продолжается бой,

И сердцу тревожно в груди,

И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди…[3]

На втором припеве зрители вскочили и захлопали в такт словам певца. Так продолжалась, пока тот не смолк. Следом раздалась овация.

«Бл...дь, какой финал! – восхитился тележурналист. – Главный просто охренеет. Да и песня-то какая! Этот парень скоро прогремит на весь Союз»!..

Вера возвратилась в свою комнату в общежитии растревоженной, но в то же время радостной. В голове крутились эпизоды пережитой встречи. Вот она на сцене, где Борис вручает ей букет, говорит «спасибо» и целует в щеку. Вот Борис поет, и ей кажется, что делает это он только для нее, пусть это и не так. Главное, что он ее не забыл, даже вознесясь на недосягаемую для студентки высоту…

– Как там все прошло? – спросила однокурсница Аглая, жившая с ней в комнате, едва Вера шагнула за порог. – Ой, откуда эти розы?

– Мне Борис Коровка подарил, – объяснила Вера.

– Врешь! – сказала Катя, также жившая с ней в комнате.

– Вру я или нет – в этом скоро убедимся, – улыбнулась Вера. – Как посмотрим передачу. Думаю, что там покажут.

– Что? – спросила Катя.

– Как он пригласил меня на сцену и вручил букет из роз. Как обнял, поцеловал и сказал «спасибо», – объяснила Вера.

Челюсти подруг отвисли.

– Э-э… – промолвила Аглая. – Ты с ним, что, знакома?

– С марта, – подтвердила Вера. – Он лечился в нашем госпитале. Я за ним ухаживала. Там и подружились. Он мне песни пел и рисовал меня. Покажу сейчас!

Положив букет на койку, она достала чемодан, из которого извлекла рисунок, сделанный карандашом на листе альбома. Катя чуть не выхватила его из рук подруги. Рассмотрела сам портрет, подпись снизу «Б. Коровка» и убористую строчку рядом: «Милой Вере от меня на память».

– Ты не говорила нам! – обиделась Аглая.

– Ну, а вы б поверили? – спросила Вера.

– Нет, наверное, – призналась Катя. – Значит так, подруга. Если ты сейчас нам не расскажешь про себя с Борисом, мы с тобою разговаривать не будем. Так, Аглая?

– Да! – кивнула девушка.

– Расскажу, – улыбнулась Вера. – Но сначала я поем. Так проголодалась!

– Мы картошки наварили, – поспешила Катя. – В магазине взяли ливерной колбаски. Она свежая и вкусная. Хочешь, сделаю яичницу?

– Хватит мне картошки и колбаски, – отказалась Вера.

Спустя несколько минут она сидела за столом, уминая теплую картошку вместе с вкусной колбасой. Посреди стола в стеклянной банке красовался розовый букет. На душе у Веры было светло. Пусть у них с Борисом не сложилось, но ее он помнит, не забыл. В институт приехал специально, чтобы ей сказать спасибо. Это все по телевизору покажут. Надо сообщить родителям, чтобы непременно посмотрели. Только ночью, когда впечатленные ее рассказом подруги уже спали, Вера снова осознала, что Борис не с нею, что он счастлив, но совсем с другой. И тихонечко заплакала в подушку…

[1] С 1973 года – «Служу Советскому Союзу».

[2] Главпур – Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота. Напрямую курировало деятельность тележурналистов, снимавших сюжеты для рубрики «Для воинов Советской армии и флота».

[3] Слова Николая Добронравова.

Глава 13

13.

Что такое бремя славы, Борис в полной мере осознал после выхода в свет телепрограммы. Она понравилась всем, даже солдатам, для которых, собственно, и предназначалась. Те увидели на экране красивых девушек, услышали задушевные песни (одна – идейная, ну да бог с ней) – есть что перетереть в курилке. Прочим гражданам зашел необычный формат передачи – теплый, словно разговор на кухне. Никаких лозунгов и трескучих фраз. Время цикла «От всей души»,[1] популярного в СССР в последующие годы, еще не пришло. Программа понравилась и партийным деятелям, в том числе в ЦК КПСС – они тоже люди и склонны уставать от набивших оскомину слов и выражений. Здесь же все идеологически выверено, в то же время просто и сердечно.

Бориса стали узнавать на улице и в транспорте, люди подходили, заводили разговор. Про соседей речи нет, тот же генерал Мезин в день выхода передачи в эфир пришел поделиться впечатлениями, захватив с собой жену и дочь. Пришлось срочно накрывать на стол. Ольга поначалу куксилась, но потом и ее проняли славословия. Ее ведь тоже показали в передаче, так что часть комплиментов перепало журналистке и невесте главного героя. Ольга расцвела и радушно говорила даже с дочкой генерала. Веселились от души. Пили, ели, пели песни. Тон в концерте задавал, естественно,