Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

всюду, где собирались вместе звероловы, охотники, разведчики и торговцы, шли разговоры об этом. И всюду в глуши, где полным ходом велись изыскательские работы, воцарялись тревога и страх.

В блокгауз Беззубого Бена на южном берегу Найобрэры заглядывали люди, достаточно далекие от тех мест, где должна была проходить будущая магистральная железная дорога, чтобы чувствовать себя в безопасности, но и достаточно близкие, чтобы жадно впитывать все новости об этом. Тем активнее шла продажа бренди в розлив в темном помещении блокгауза, освещенном смоляными факелами. Сам Бен, хозяин заведения, чутко прислушивался ко всему, что рассказывали его клиенты, чтобы потом передавать новости дальше – раздувая их или, наоборот, разбавляя пожиже, в зависимости от того, какой ему попадался слушатель: мужественный или слабонервный.

Вот и снова в блокгаузе настал вечер, наполненный запахом бренди, табачным дымом и облачками слухов. За дальним угловым столом слева, который фигурировал в рассказе Шарлеманя Биллу, сидел низкорослый парень, по самые глаза занавесившись черными волосами. Он выпил уже довольно спиртного; рука у него дрожала, и из каждого стакана он немного проливал. Пальцы от этого были мокрые; он бестолково возил ими по лицу; трезвому и смотреть-то на него было противно. Но мысли этого человека все еще работали.

– Куда пропал Рыжий Джим? – крикнул он трактирщику, который обслуживал другой стол.

– Сегодня обязательно придет! – прошамкал Беззубый Бен.

Два года назад, во время восстания восточных дакота в Миннесоте, он лишился всех зубов, и с тех пор к нему приросло прозвище Беззубый.

– Вот уж удивит меня! – крикнул в ответ пьяный.

– Когда заявляется Джим, всегда есть чему удивиться.

Не прошло и получаса, как долгожданный гость явился, громко хлопнув тяжелой дубовой дверью. Он огляделся, неприязненно отмахнулся, когда маленький пьяница пытался подозвать его к своему столу, и направился к Бену, который подавал медвежью ветчину к одному из столов и переговаривался там с гостями.

– Ну что, Топ еще не пришел? – спросил Джим, он же Фред.

– У самого глаза есть, гляди!

– Ха, и правда. Спасибо, что подсказал.

Джим вышел наружу и осмотрелся у южного торца блокгауза, среди лошадей. Он не знал, что ему предпринять. Искать индейца в прерии еще безнадежнее, чем комара: комар хотя бы звенит и не прячется. Джим решил все-таки ждать в том месте, где договорились.

Он уже сбрил свою бороду, выкрашенную в черный цвет, и здешние обитатели теперь знали его безбородым. В диких местах Небраски ему не страшна была полиция Миннесоты; не так уж и велико было его преступление, известное в Миннеаполисе. Шевелюра на голове Джима выглядела смешно: от корней отрастали рыжие волосы, а на концах оставались чернильно-черными. Но общий вид Джима не располагал к веселью, хотя сам он любил посмеяться в полный голос. Взгляд его серо-зеленых глаз был колючим, губы сжимались в узкую полоску, мочки ушей срослись. Энергия и физическая сила, сказываясь в строении его тела и в движениях, действовали устрашающе.

Ему не хотелось устраиваться на ночлег, не хотелось выпивать с другими. И он бродил в окрестностях блокгауза по берегу реки, ветер трепал его шевелюру, он поглядывал на положение звезд и раздумывал, не податься ли ему в железнодорожную компанию и не наняться ли в разведчики в изыскательскую экспедицию. Теперь, после гибели группы, дальше всех продвинувшейся на запад, можно было выжать из них плату получше, чем они давали обычно. Но он снова отверг эту мысль, потому что не хотел связывать себя.

Быстрым шагом он взошел на один из пригорков, замыкающих долину Найобрэры к югу от блокгауза, залег там и осматривался кругом. Лето было очень жарким; почва вобрала в себя столько тепла, что приятнее было провести ночь под открытым небом, чем в вонючем ночлежнике блокгауза.

И Джим остался на холме, держа под рукой винтовку, хотя вблизи блокгауза не стоило всерьез ждать опасности. Он закурил трубку и, поскольку спешить было некуда, предался злости на то, что не вернулся Топ. Из-за мести, которая в глазах Джима была не более чем сентиментальной причудой, одной из многих, которыми страдали эти краснокожие. Глупость это была, вот что, и по глупости Топ, наверное, и погиб еще до того, как он…

Эта злость так изъязвила Джима, что у него пропала всякая охота спать и он пристально вглядывался в темноту.

Прошло не меньше часа, и вдруг что-то привлекло его внимание. Не то чтобы он что-то увидел или услышал, это была скорее фантазия, возникшая из интенсивных размышлений о Маттотаупе. Но Джим привык полагаться на свое чутье, присущее ему, словно дикому зверю. Он рос сиротой среди лесорубов в глуши, был постоянно окружен врагами и опасностями; его усыновители обращались с ним не лучше, чем враги, били его и использовали, пока он не подрос и не набрался достаточно сил, чтобы самому применять полученный опыт по отношению к другим. Глушь была его жизненной стихией.

Ему показалось, что он не ошибся. Стал слышен равномерный звук, очень тихий и глухой. Бен, к примеру, никогда бы его не засек. Но Джим услышал и разгадал, что это лошадь, идущая шагом. Он стал напряженно вслушиваться, но вскоре и напрягаться не пришлось, потому что звуковые волны донесли до него беспорядочный ропот хриплых человеческих голосов.

Это белые, сказал он себе, определенно цивилизованные белые, такое дурацкое кваканье индейцы не издают. К тому же они взволнованы. Надо посмотреть, что случилось! Он сбежал с холма и поднялся на другой, расположенный ближе к звукам. Джим умел бегать быстро, как лось, когда надо. Его жилы и мышцы были крепкие, как канаты.

С новой наблюдательной позиции он увидел ту группу людей, что говорила и шумела, а теперь смолкла. Джим за свою жизнь, полную приключений, привык к разным сюрпризам, но то, что он увидел сейчас, озадачило даже его. Трое голых худых людей брели, пошатываясь и прихрамывая, четвертый сидел на великолепном мустанге, которого вел под уздцы индеец, но вел каким-то странным образом: держал уздечку не кистью, а продев в нее руку по локоть.

Джим даже вздрогнул: ему почудилось, что этот индеец ему знаком.

– Топ! Топ! – громко закричал Джим, полный радости; он даже приложил ладони рупором ко рту, чтобы усилить звук.

Маленькая процессия остановилась, индеец вскинул голову и крикнул в ответ:

– Джим! Мой белый брат!

Охотник вскочил и вразмашку побежал навстречу, пригнувшись, держа винтовку в руке.

– Топ, и правда! – Он разглядывал остальных четверых, не веря своим глазам. – А где ты подобрал эти привидения?

– Экспедиция, – коротко ответил индеец.

– Остаток отравленных, что ли? Да ты