Изгнанники, или Топ и Харри - Лизелотта Вельскопф-Генрих

Маттотаупа поднялся. Он поискал глазами свое оружие, но его больше не было. Тачунка унес его с собой. Одеревенелыми движениями – так, будто его руки онемели, – он погладил Уинону по голове:

– Бедная моя девочка, Харка помнит о тебе. Если я погибну, он заберет тебя к сиксикам. Ты же знаешь, он у сиксиков, по ту сторону Миссури.

– Отец, беги! Скорее!

Маттотаупа вздрогнул:

– А ты?

– Меня Унчида защитит.

Маттотаупа нагнулся, чтобы поднять лассо, которым был связан, и прихватить его с собой. Но руки его действительно не слушались, кисти были вывихнуты в суставах. Он еще раз наткнулся на взгляд Уиноны. Глаза ее были полны страха.

Потом он действовал быстро. Выскользнул наружу под краем вигвама. Ноги ему подчинялись, и он побежал к лошадям. Он и ночью узнал в табуне лучшего из мустангов, когда-то бывших в его собственности. У него не было ножа, чтобы перерезать веревки на передних ногах коня, а пальцы не гнулись. И он присел, чтобы зубами развязать путы. Подошел дозорный, ничего не подозревая. Это был бородатый Том, которому по смене поста досталось смотреть за лошадьми. Он не мог догадываться ни о чем, что происходило в вигваме Маттотаупы, и, видимо, принял его за одного из двоих воинов, вернувшихся в стойбище вместе с Тачункой-Витко.

– Что, снова в путь? – спросил он. – Погоди, я тебе помогу.

Он распутал коня.

– Хау, – спокойно ответил Маттотаупа, – снова в путь.

Но собственные слова ранили его в сердце. Он вскочил на коня и поскакал галопом в прерию. Его парализованные кисти не мешали ему управлять мустангом, ведь индейцы делают это ногами, а уздечку используют лишь для того, чтобы остановить коня.

Было все еще темно, когда Маттотаупа пустил коня в галоп по тому пути, который проделал сюда пешком.

Вскоре он услышал за собой топот копыт. Это была погоня. Маттотаупа погнал своего коня быстрее; он наговаривал ему ласковые слова и ободрял пронзительным кличем; он вонзал пятки ему в бока. Мустанг любил своего господина, когда-то изловившего его в прерии и укротившего. Конь бежал так, словно уносил ноги от степного пожара, спасая свою жизнь. Топот погони не становился громче. А постепенно даже начал стихать. Не то чтобы мустанг Тачунки-Витко был хуже, но конь Маттотаупы долго стоял; он был отдохнувший и поэтому без усилия выиграл гонку на жизнь или смерть.

Когда животное наконец утомилось и, взмыленное, с опадающими боками, перешло на шаг, от погони уже не было и слуха. Маттотаупа спрыгнул с коня и дал ему постоять в холмистой долине прерии. Он знал, что конь теперь никуда не убежит. А сам прокрался на высоту, на которой еще вчера был с Фредом, а потом один держал дозор. Хлопковая рубашка, оставленная им там, была растерзана. Судя по следам, ее разорвали койоты, почуявшие запах крови.

Все вокруг было тихо. Утренний свет затопил прерию пучками ярких лучей. Маттотаупа опять уткнулся лицом в землю. Он не хотел видеть этот свет, эти бескрайние поля, выгоревшие за лето, потому что ему снова приходилось покидать свою родину.

Когда ему пришлось делать это в первый раз, он горел гневом и был полон надежды, что его враги в стойбище еще пожалеют о своем решении. Когда он делал это во второй раз, его обуревали гордость и горечь помощника и победителя, которым несправедливо пренебрегли. Теперь он уходил отсюда в третий раз – отторгнутый собственной матерью, так ему казалось, побежденный тем, кому он хотел отомстить, освобожденный маленькой девочкой.

Как мог такой человек жить дальше? И кто бы не плюнул ему под ноги?

Сердце Маттотаупы билось слабо и с перебоями, и от изнеможения он заснул.

Он сам не понял поначалу, что его разбудило, а это произошло очень скоро. Какие-то звуки встревожили его слуховые нервы, и мустанг ткнул его мордой, сперва осторожно, потом сильнее. Маттотаупа открыл глаза и уставился в слепящий солнечный свет.

Теперь он знал, что до него доносились человеческие голоса, какие-то люди что-то говорили друг другу, хрипло, обессиленно. Он увидел и их фигуры, склонившиеся над его следами и о чем-то спорящие. Их было четверо – бородатых, с непокрытыми головами, совершенно нагих. Увидев эту странную картину, Маттотаупа вспомнил, что говорил Четан, прискакавший в стойбище ночью.

Маттотаупа встал. Его шатало; почему – он сам не знал, но все же удержался на ногах и громко крикнул, куда сильнее, чем говорили между собой эти четверо призрачных голых людей:

– Хий-е-хе! Хий-е-хе!

Он увидел, как все четверо разогнулись и приветственно подняли вверх свои худые руки. Издавая беспорядочные крики, они бросились, спотыкаясь, к холму, на котором Маттотаупа снова опустился на землю. Только голову и одну руку он держал поднятыми вверх, чтобы эта четверка не упустила его из виду и не потеряла направление. Их тоже пошатывало из стороны в сторону, они смеялись и рыдали и казались индейцу полусумасшедшими. Может, они сбились с пути и погибали от жажды.

Наконец они добрались до подножия холма. Один из них хотел тут же вскочить на мустанга, но просчитался. Животное лягалось и кусалось, и этот плотный человек, не являвший собой чудо природы, от испуга и слабости опрокинулся навзничь в траву.

Маттотаупа соскользнул по склону холма и осмотрел четырех индейцев, которые сгрудились вокруг него, наперебой расспрашивая кто о чем, как будто они и в самом деле потеряли рассудок.

– Джо, Генри, Билл, Шарлемань! – сказал индеец, который, невзирая на все, что пережил, и вопреки жестокой боли в своих растянутых запястьях, был гораздо рассудительнее остальных. – Я поведу вас к блокгаузу Беззубого Бена, и вы меня слушайтесь. Я сказал, хау!

– Он знает наши имена. Черт, как повезло, он знает нас! Черт, индеец, ты… э… э… ой-е-ей!

– Топ я. Помолчи теперь, Билл Петушиный Боец. Мы уже однажды встречались. Но в этот раз не кончится тем, что вы меня свяжете. Прими это во внимание, Кровавый Билл!

– Но, брат… мой лучший…

– Заткнись!

Индеец подхватил Генри, у которого силы были на исходе, поднял его на мустанга и повел с конем в поводу колонну измученных и беззащитных.

Если дакота не учуют эту небольшую процессию, если они по каким-то причинам отказались от преследования, то была возможность спастись.

В то время как пятеро человек из последних сил брели по прерии в сторону Найобрэры, в блокгаузе Беззубого Бена уже все только и говорили что об уничтожении целой группы изыскательской экспедиции. Никто не знал, откуда пришли эти слухи, никто не мог привести никаких подробностей, но