Книжный клуб в облаках - Сильвия Алиага

Минхо молча кивнул, не очень хорошо понимая, куда она клонит.

– Перестань считать это какой-то обязанностью, – продолжила Сомин. – Ясно, что сейчас приоритетом я для тебя не являюсь. Ну и пусть. Если честно, то и у меня на тебе свет клином не сошелся.

Минхо слегка улыбнулся.

– В ближайший четверг я встречаюсь с друзьями, идем на барбекю. Место, куда мы ходим, совсем не похоже на это, но мне кажется, что тебе понравится.

– Я с вами, – с воодушевлением сказала она. – Напиши мне, ладно? Сообщишь детали.

Вот уже несколько дней, одну за другой, Кая допускает ошибки разной степени пагубности, и те выстраиваются в тревожную цепь катастроф.

Первая и при этом худшая ошибка, о которой Кая старалась вообще не думать, имела отношение к подаче заявления в Сорбонну.

Вторая, порожденная ощущением провала и необходимостью утешиться после первой, состояла в абсолютно необдуманной покупке, совершенной ею в парфюмерном отделе зоны дьюти-фри аэропорта Шарля де Голля. Кая сразу же узнала постер, едва тот попался ей на глаза: «Новый аромат этого лета». Парфюм, протестированный Минхо перед их первой встречей в лондонском аэропорту. Тот самый аромат кокоса и чего-то еще. «Пинья колада», – сказал он тогда с оттенком пренебрежения. Однако Кае этот аромат понравился, к тому же теперь он был накрепко связан с их недолгой поездкой в метро из аэропорта в центр Лондона. Орошая новым парфюмом квартиру, она пыталась оправдать свой поступок, как-то рационализировать, твердя, что все равно пошла бы на это, даже если бы этот аромат источала Каролина или Дориан. Минхо был тут ни при чем. Просто парфюм напоминал ей о Лондоне, о первом ее путешествии на борту самолета, об отчаянно смелой вылазке выходного дня.

За третью ошибку отчасти несла ответственность Ингрид, двоюродная бабушка Каи. По крайней мере именно она повинна в гламурности, богемности и идеализированности представления, сложившегося у Каи по поводу парижской жизни Ингрид. Был воскресный день, и Кая скучала, ощущая разочарование в себе самой, а квартира благоухала ароматом Минхо (да ладно, не Минхо, исправилась она: квартира благоухала ароматом ее лондонских выходных). И Кая предприняла попытку хоть в чем-то уподобиться своей двоюродной бабушке. Первый раз за все время своего пребывания в квартире она решила воспользоваться не душем, установленным в тесном санузле у самого входа, а именно ванной, что располагалась в просторной ванной комнате, смежной со спальней. Ванна была совершенно роскошной: такой место скорее не в квартире, а в особняке. Она поднималась над полом, опираясь на четыре ножки в виде золоченых львиных лап, а разнообразные трубы и шланги того же золотого оттенка сплетались и расплетались на стене невероятно сложным и почти устрашающим узором.

Кая наполнила ванну, тщательно отслеживая температуру воды и печалясь лишь о том, что под рукой у нее нет ничего для пены, кроме простенького геля для душа. На другой стороне улицы один из бесчисленных уличных музыкантов Монмартра развлекал туристов, исполняя на аккордеоне «Жизнь в розовом свете», и Кая первый раз порадовалась, что старинные рамы с такой легкостью пропускают уличный шум. Эффект полного погружения в парижскую жизнь семидесятых годов прошлого века. Бутылки вина, чтобы в точности воспроизвести принятие ванны, описанное в романе Ингрид, под рукой не оказалось, как не было и англичанки-фотографа с призванием филолога, которая могла бы залезть в ванну вместе с ней, зато можно было установить свечу на раковину.

Когда все уже было готово и Кая удовлетворилась достигнутым эффектом, она сбросила с себя пижаму и влезла в наполненную до краев ванну, сопроводив свое погружение вздохом наслаждения. Ощущение было просто божественным – расслабляющим, почти мистическим. Теперь она уже не удивлялась тому, что в романе Ингрид ванна упоминается настолько часто. Хотя поначалу Кая думала, что раз уж эта тема появляется вновь и вновь, то ванна, должно быть, представляет собой метафору. Теперь же она уверилась в том, что все просто: ванна – классная штука, поистине достойная стать героиней и произведения, и бесчисленных упоминаний.

Послышался звуковой сигнал мобильного телефона, но она решила его проигнорировать. Сейчас – только ее время, совершенно особое. Возможно, она пролежит здесь весь день. Когда, интересно, начнет остывать вода в ванне таких размеров? Вина, конечно, нет, но вот шоколадный коктейль она может себе приготовить. В следующий раз она обязательно купит соль для ванны или одну из этих бомбочек марки Lush. Кая задумалась, имеется ли в ассортименте аромат кокоса…

Однако додумать эту мысль она не успела. Раздался страшный треск, ванна наклонилась и одним краем грохнулась об пол, вследствие чего Кая ударилась о мрамор головой, а вода полилась на пол, затопив всю ванную комнату вплоть до неплотно закрытой двери в спальню. На какое-то время она просто окаменела, схватившись за перекошенный край, будто это не ванна, а суденышко, которое вот-вот погрузится в пучину, и ей трудно решиться его покинуть. Она не сразу поняла, что же случилось. А случилось вот что: одна из великолепных львиных лап с позолотой просто подломилась.

– Господи, просто не верится. – Кая уперлась лбом в белый мрамор и в отчаянии закрыла глаза.

Несколько минут понадобилось ей на то, чтобы набраться мужества и осторожно наконец-то подняться. Набросив на себя халат, она занялась оценкой масштабов катастрофы. Посвященный релаксации воскресный день только что трансформировался в несколько часов возни со шваброй и ведром – нужно было убрать воду. Как же так? Как удавалось Ингрид вдвоем с Исобель раз за разом влезать в эту ванну без всяких последствий, и почему же она не выдержала веса одной Каи? Насколько она помнит, Ингрид никогда не отличалась субтильностью.

– Наверное, четыре с лишним десятка лет, когда никто ее не использовал, не прошли без последствий, – сказала она себе, шлепая босыми ногами по залитому полу к спальне.

По дороге к кладовке со швабрами она взяла свой телефон, забытый на кровати. И нехотя перевела взгляд на экран. Оповещение о поступившем в почтовый ящик письме остановило ее посреди коридора.

Оказавшись наконец-то на улице, Минхо ощутил себя как будто потерянным. Сначала он просто шел вперед, прочь от отеля. Свежий ночной воздух, где-то поблизости в Каннамгу зацвели тополя (слышался сладкий, почти приторный аромат, от которого вдруг трудно стало дышать). Он-то думал: если покинуть праздник, будет проще прийти в себя после спора с сестрой, – но это не сработало. Чем дальше Минхо уходил от отеля, тем тяжелее становилось на сердце. Теперь он считал себя конченым идиотом. И ведь не случилось ничего из ряда вон выходящего, какая-то дурацкая перебранка, не сильно отличавшаяся от множества других, время от времени вспыхивавших у Минхо и Минджин. Да и с