Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо - Анджей Выджинский

«Я утверждаю, что в нашей счастливой стране найдется место для разных организаций и любых точек зрения по сложным вопросам управления государством. Я уже много лет для блага народа несу бремя власти. Критика парламента, правительства, министерств — вообще всех органов власти совершенно необходима для правильного функционирования государственного аппарата. Вопреки распространяемым нашими врагами слухам, я считаю, что чем суровей будет эта критика, тем больше она принесет пользы. Я, величайший из руководителей Доминиканского государства, решил создать оппозиционную партию, существование которой подчеркнет мою безграничную любовь к свободе и демократии. Доминиканский народ знает, что свою героическую жизнь я посвятил борьбе за эти идеалы. И поэтому я направил письма восьмидесяти лучшим гражданам Республики…» и т. д.

Тапурукуара насмешливо усмехнулся. Прошла неделя, месяц, год — Трухильо не получил ни одного ответа. Кое-кто из лиц, приглашенных для участия в оппозиции, испугавшись «доверия» диктатора, убежал за границу. Им не хотелось петь вторую «Марсельезу»…

В черном списке Тапурукуары, где числились лица, намеченные для уничтожения при первой благоприятной возможности, оказались два епископа: Томас Рейли и Франческо Рамирес. «Может быть, еще сегодняшней ночью, — думал Тапурукуара, — над Сьюдад-Трухильо пронесется вихрь, сорвет несколько крыш, убьет человек двадцать, и тогда я добавлю к ним два трупа в епископских фиолетовых сутанах…» Тем временем печать Трухильо обрушилась на Томаса Рейли, который сказал, что «Республика переживает экономический кризис», и на Рамиреса — за «противоречащие истине заявления». В газетах только не упоминалось о том, какие это были заявления и о какой истине шла речь…

«На брошенных когда-то костях, — размышлял Тапурукуара, — остается все меньше очков. Не будет мира в Республике. Приближается грозный торнадо, но Трухильо не знает, с какой стороны он придет. Страшное предчувствие таится в атмосфере города, висит в воздухе: в любую минуту может произойти взрыв…»

…Тапурукуара и не заметил, как дошел до управления полиции.

Он направился прямо в кабинет Аббеса и, не успев еще приблизиться к столу полковника, произнес:

— Не вышло.

— Почему?

— У Этвуда превосходный осведомитель. Новую версию он разгромил так же, как предыдущую.

— Может быть, они уступят? Неужели они не хотят пойти на компромисс?.

— Этвуд не соглашается ни на какие переговоры. Он приехал сюда по поручению Госдепартамента в качестве руководителя комиссии для выяснения обстоятельств смерти Мерфи. Ничто больше его не касается.

Сегодня он собирается передать в Вашингтон информацию о ходе этого дела.

— Прелестно. Что же ты предлагаешь?

— Уничтожить их осведомителя.

— Ты напал на след? Подозреваешь кого-нибудь?

— Пока мне известны только результаты его деятельности. Но я займусь им сам.

— Они слишком быстро разобрались в истории с акулами. Ты ведь отвел «ягуара» и через полчаса после возвращения в Трухильо явился к Этвуду, который уже оказался предупрежден. Очевидно, кто-то ехал следом за вами и, как только машину бросили над Бухтой Акул, умудрился все рассмотреть и вернуться в город раньше или сразу же после вас.

— За нами не ехала ни одна подозрительная машина. По пути нас перегнало несколько разных автомобилей, но ни один из них не шел позади.

— Все это прелестно, Тапурукуара, однако чудес не бывает.

— Бывать-то они бывают, но всему приходит конец, полковник. Я найду их осведомителя и уничтожу его.

— Прелестно. Только Этвуд снова подымет шум.

— Этого как раз можно не бояться. Тот, кто находится здесь нелегально, человек новый. Только такой человек мог проехать возле нашего джипа, всех остальных я немедленно узнал бы. Если он прибыл сюда нелегально, он может так же нелегально погибнуть. Дипломаты в подобных случаях предпочитают не вмешиваться.

Аббес расстегнул верхние пуговицы кителя, распахнул ворот.

— Тапурукуара, — спросил он, — что сейчас поделывает Октавио де ла Маса?.

— Все исполнено так, как вы хотели, господин капитан: обошлось без ареста и без стрельбы. Утром капитана вызвали на аэродром. По дороге на его такси налетел возвращающийся с аэродрома бензовоз. Водитель и де ла Маса погибли на месте.

— Прелестно. А что вы приготовили для прессы? Это важно, поскольку мы не станем в связи с Этвудом менять последнюю версию смерти Мерфи. Никто не может знать о смерти де ла Маса по пути на аэродром. Для нас и для них — он повесился в тюрьме.

— Майор Паулино сообщил прессе, что в результате автомобильной катастрофы погибли водитель и его пассажир Альберто Комо.

— Это кто такой?

— Молодой студент, который во время каникул связался с эмигрантами. Вчера он вернулся из Пуэрто-Рико, и нам пришлось его ликвидировать. Только в газетах надо писать, что такси, в котором погиб Комо, ехало с аэродрома, а не на аэродром. И соответственно изменить направление движения бензовоза. Господин полковник, Этвуд ждет ответа.

— Подождет… Сейчас я позвоню генералу и скажу тебе, с чем идти к Этвуду… Тапурукуара, а ты никогда не чувствуешь себя усталым от всего этого?

— Нужно избегать женщин, есть мало мяса, пить много молока, спать семь часов и иметь при себе пистолет, который не дает осечки.

— Прелестно. А это убийство? История с де ла Маса? Он оказал нам немало услуг и видишь, чем все кончилось. Ты ничего не чувствуешь, занимаясь этой мокрой работой, у тебя не возникает отвращения к самому себе? Знаешь, всякие такие вещи…

— Я не понимаю вопроса, полковник. Что вы имеете в виду?

— Я — доволен тобой, Тапурукуара.

Я остановил пленку, на которой Гордон записал беседу Этвуда с Тапурукуарой.

— По вашей просьбе, — сказал Этвуд, — мы сфотографировали Тапурукуару. Пожалуйста, — он протянул мне несколько снимков.

Взглянув на иссеченное морщинами лицо с индейским носом и круглыми глазами, увенчанное соломенной шляпой, я убедился, что именно этого человека я увидел на Пласа-Либертадор-Трухильо за рулем «ягуара».

— Спасибо, — сказал я, возвращая фотографии, — они имеют для меня огромное значение и многое объясняют. Как вам удалось сделать снимки?

— Вы подали великолепную идею. Наш человек прикрепил к глазку в дверях посольства объектив фотоаппарата. Тапурукуару сфотографировали, когда он в условленный час поднимался по лестнице. Судья ничего не заметил.

— А известно ли вам, что Тапурукуара вовсе не судья? Я просмотрел телефонную и адресную книги, проверил список доминиканских судей.

— Вы думаете, он назвался вымышленным именем?

— Я разыскал такую фамилию, довольно редкую даже для здешних мест, и побывал у дверей его квартиры. На визитной карточке, прикрепленной к двери, под фамилией стоит единственное слово: «Пенсионер». Я считаю, что Тапурукуара — один из самых выдающихся агентов тайной полиции Трухильо. Это наш противник номер один.

— Благодарю за предостережение. А вы-то сами чувствуете себя в безопасности?

— Я никогда не чувствую себя в безопасности. С тех пор как вся наша наука и даже социология свои усилия сосредоточила на разоблачении человека и ограничении его свободы, с тех пор как она поставила его в зависимость от техники, создала возможность массового уничтожения людей и стала все глубже проникать в его личную жизнь, — человек не может чувствовать себя в безопасности. Мои доминиканские приключения — только эпизод, который, пожалуй, помогает забыть об общей угрозе.

Зазвонил один из телефонов на письменном столе.

— Мистер Этвуд? — спросил женский голос, — С вами будет говорить генерал Эспайат.

Этвуд трижды нажал лежащий на столе звонок, давая секретарю сигнал включить в соседней комнате магнитофон, и протянул мне вторую трубку; телефон, по которому он разговаривал, был соединен с другим аппаратом.

Я услышал голос генерала Эспайата:

— Приветствую вас, сенатор, от всей души приветствую. Как вы себя у нас чувствуете?

— Все было бы отлично, если бы не затруднения с…

— Знаю, знаю, и нам это чрезвычайно неприятно.

— Я сказал вашему представителю, что мы настаиваем на разговоре с капитаном де ла Маса, обвиняемым в убийстве Мерфи.

— Я не возражаю, однако, все произошло именно так, как мы предполагали, сенатор. Мистер Мерфи был гомосексуалистом. Мы нашли свидетеля — это бывший бой Мерфи, черный мальчик Эскудеро. Мы можем немедленно связать вас с ним. Эскудеро утверждает, что мистер Мерфи несколько раз приводил к себе в номер мальчиков и даже его принуждал, платя за молчание двадцать песо. Я полагаю, комиссия захочет выслушать этого наиболее осведомленного свидетеля. Думаю все же, что вы предпочтете первый вариант смерти.