Волк - Генри Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У ворот хлопотал охранник с штурмовой винтовкой за плечом. Створки разъехались, во двор, громыхая и лязгая, вполз крытый грузовик. Машина состояла, казалось, из сплошных углов, как и вся астланская техника. На середине двора грузовик встал под галереей, соединявшей корпуса. Хлопнули дверцы, из кабины выбрались двое. Один взялся открывать борт, другой привалился к нагретому радиатору, достал резную трубку с глиняной чашкой и, не скрывая удовольствия, закурил.
— Привет, — бросил Марк шофёру.
— Ага, — астланин глядел на него с вялым интересом. — Плохо выглядишь, приятель. Краше в гроб кладут…
— Ранение. Сегодня первый раз встал.
— А-а-а, — неопределенно протянул шофёр, выпустив дым через ноздри.
От терпкого аромата хотелось чихать. Не табак водила смалит, точно не табак…
— Что привез? — с деланым безразличием спросил Марк.
В курсе ли шофёр, с кем лясы точит?
— Топливо. Для автономки…
— Вылезай! — скомандовал второй астланин.
С грохотом упал задний борт. Пауза. Шлепок босых ступней о гладкие плиты двора. Стук подошв. Снова кто-то босиком… Марк шагнул ближе, выглянул из-за кузова. Из грузовика прыгали нагие разрисованные дикари в набедренных повязках из птичьих перьев. Мужчины, женщины — разминая ноги после долгой поездки, тузики приплясывали, шумели, обнимались от избытка чувств.
Эйфория, вспомнил Марк. Предвкушение скорого ухода в солнечный коллант, в энерголучевое коллективное бессмертие. Как же сильно им промыли мозги! Ни тени сомнения…
Помимо дикарей, у машины топталась пара астлан цивилизованного вида, в синих робах без знаков различия. Эти вели себя сдержанней, но тоже не могли скрыть восторга. Им сердца́ вырезать собрались, а они лыбятся, как идиоты!
Последний пассажир замешкался. «Синяки» помогли ему выбраться наружу. Этот выглядел щуплым, изможденным. Старик был практически лыс, из-за чего яйцеобразная форма черепа, характерная для уроженцев Астлантиды, сразу бросалась в глаза. Редкие седые волосинки жалко трепетали на ветру. Но даже ходячий труп улыбался, а глаза его лучились неподдельным счастьем!
— Ну, дикари — понятно, — со знанием дела оценил Марк. — Наловили в джунглях. А эта троица?
— «Синяки» из уголовников, — просветил его шофёр. — Малыш семерых замочил, под заказ. Дылда — насильник. Маньяк, типа.
И сплюнул с внезапной злостью:
— Оба пожизненный мотали. Так, вишь, прошения подали! Не хотим гнить жизнь напролет. Желаем, значит, всем сердцем послужить, уйти в Общее Солнышко. Ур-р-роды… Откоптили бы тридцатник в гнилухе, искупили бы, а тогда уж… Вот как я думаю!
— Не по делу выходит, — пробормотал Марк.
Поддерживая разговор, он старался не угодить впросак.
— Ну! — водила обрадовался: нашел родственную душу. — Эх, не мы с тобой такие вещи решаем, паря…
Марк угрюмо кивнул:
— Не мы. А третий? Хищение в особо крупных?
— Не, третий по делу! Больной, бедолага. Неизлечимый. Написал, куда следует: сил нет больше мучиться. Его по закону в Общее Солнышко: по закону и по совести…
— Ты сколько привёз? Сколько привёз, я тебя спрашиваю?!
От дальнего корпуса к грузовику спешил астланин в охристом комбинезоне с двумя чёрными полосками через грудь. Телосложением он напоминал переспелую грушу. Пыхтя и задыхаясь, астланин на ходу размахивал бумажной распечаткой. Казалось, он обмахивается веером.
— Тринадцать. Вот накладная, — спутник шофёра, по всей видимости, экспедитор, извлек из кабины засаленную папку и начал рыться в ней в поисках документа.
— Заявка на сколько была? На сколько, я тебя спрашиваю?!
— А я почём знаю?
— На семнадцать! На семнадцать заявка была! Ты понял? На семнадцать! Ну что за остолопы?! Каждый день, что ли, вам заявки слать? В энергоблоке запас топлива по норме должен быть! По норме! Ты понял?!
— А мне по барабану! Сколько начальство выдало, столько и привёз. Шефу претензии выкатывай! Моё дело — доставить и сдать под роспись. Вот накладная, вот топливо. Считай по головам, подписывай — и мы поехали!
Марк пропустил момент, когда рядом с машиной возник Катилина. Похоже, ягуарчика привлекли вопли снабженцев. Нагуаль шипел и фыркал — рычать он еще не умел. Припав к земле, он стегал себя хвостом по бокам. Радостные улыбки на лицах «топлива» начали выцветать. Дикари, а вслед за ними — преступники с больным стариком, пятились от злобствующего зверёныша.
Ерунда какая-то, удивился Марк. Что это с Катилиной? И почему толпа взрослых людей нервничает при виде моей мелочи?
— Это твой?
Марк не сразу догадался, что обращаются к нему. Мешала странная нотка, зудящая на краю рассудка — эхо паники, страха, не имеющего рациональной основы. Нет, сам Марк ничего не боялся. Паническая атака, сходная с импульсом штатного инфразвукового излучателя, была направлена мимо него. Но чувственное восприятие резонировало с волной тех эмоций, что постепенно охватывали группу «топливных элементов», привезенных в Центр.
— Твой нагуаль, спрашиваю?!
Шофёр бесцеремонно тряхнул его за плечо. Марк едва устоял на ногах. Будь унтер-центурион Кнут в добром здравии, водила уже схлопотал бы кулаком в челюсть, чисто на рефлексе. Но сейчас рефлексы запаздывали.
— Что? Да, мой…
— Отзови его, быстро!
Еще немного, понял Марк, и в челюсть дадут мне.
— Катилина, фу! Назад!
Нагуаль не слушался. Он бросался на дикарей и вновь отскакивал. Отступление тузиков грозило перерасти в бегство. Вот, значит, как, лихорадочно соображал Марк. Специально выведенные породы? Генетические модификации? Теперь ясно, почему мы, профессиональные военные, бежали сломя голову от астланских кошек. Нагуали — живые «паникёры». В Катилине не вовремя проснулся «загонный инстинкт». Ягуарчик ещё маленький, не понимает, что этих не надо загонять…
— Ксоксопан!
— Тепетль!
В дверях кабины возник косматый вихрь. Вылетев наружу, вихрь распался на двух жёлто-рыжих пум. С плавной стремительностью обогнув Марка, пумы кинулись к ягуарчику. Приехали, с неожиданной тоской огорчился Марк. Кранты Катилине. Однако пумы повели себя на удивление деликатно. Вместо того, чтобы рвать молокососа в клочья, каждая отвесила ягуарчику по хорошей затрещине, не выпуская когтей. Преподав юнцу урок, обе пумы с сознанием выполненного долга вернулись в кабину, не оглядываясь. Катилина обиженно скулил, жмурился, заглядывал Марку в глаза. Нагуаля было жалко, но Марк решил проявить строгость:
— Сам виноват. В другой раз будешь знать: пойманных гонять нельзя! Будешь знать? Будешь, по морде вижу. По наглой пятнистой морде. Все, идем отсюда. Идем, говорю!
Когда они вошли в корпус, и дверь закрылась, отрезав их от любопытных взглядов, Марк, скрипнув зубами от боли в боку, присел на корточки — и погладил Катилину по лобастой башке:
— Все в порядке, дурачок. Не нарывайся больше.
Это точно, подтвердил унтер-центурион Кнут, строевая косточка. Если б еще ты сам — хотя бы изредка! — следовал своим мудрым советам…
КОНТРАПУНКТ БРАТЬЯ ТУМИДУСЫ, СЫНОВЬЯ КЛОУНА (На днях)Душевный покой стал объектом насмешек.
Рецепт прост, как первобытная клоунада. Берется отшельник, мастер экзотических единоборств, монах под луной, наставник чайной церемонии, менеджер среднего звена. Желательно с усами: усы придают лицу комическое выражение. Ставится цель: достичь покоя. Формируются препятствия: к отшельнику толпой шляются зеваки, мастера единоборств отвлекают ученики и конкуренты, монаха искушает порнозвезда, в чай тайком подливают медицинский спирт, жена менеджера хочет второго ребенка, а менеджер хочет другую жену.
Конфликт вызывает смех.
Автоматически делается смешон и сам душевный покой, вернее, безнадежные попытки достичь его в столкновении с суетой. Насмешка — лучший способ отвлечь человека от главного. Насмешка — оружие суеты.
Не смех — насмешка.
(Из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)— Сам увидишь, — вздохнул Нума.
Обзорная сфера сплюснулась и растянулась на всю стену, превращаясь в своеобразное окно. Взглядам открылся рабочий зал, полный рабов ночной смены. Ряды фигур в серых робах сидели, положив руки на контактные пластины трансформаторов. Рабы активно раскачивались, как если бы гребли веслами или толкали тачки. Ладони при этом не отрывались от пластин, как приклеенные. «Качка» являлась побочным эффектом, не влиявшим на энергопередачу — рабам были полезны регулярные физические упражнения.