Сквозь волну (ЛП) - Хедли Таниша

Тяжело сглатываю, чувствуя тяжесть всего, что только что произошло между нами, но сейчас не время зацикливаться на этом. Ей нужно выбраться отсюда, пока она не сломалось. Мне нужно увезти ее отсюда.

— Пойдём, — тихо говорю я, следуя за ней, пока она выбегает.

Перед самым выходом из комнаты Малия резко останавливается и в последний раз поворачивается лицом к отцу. В ее голосе звучит яд:

— А ты…сделай вид, что я тоже ушла с твоей последней женой. Никогда больше не связывайся со мной. Я больше не играю в твои игры. Надеюсь, ты проживешь долгую и здоровую жизнь со своей подружкой-золотоискательницей.

Слова повисают в воздухе, как смертный приговор, лицо ее отца искажается от ярости и неверия, когда его глаза находят мои. Он открывает рот, но из него ничего не выходит.

Малия не ждет, пока он придет в себя.

Идёт к выходу, каблуки щелкают по полированному полу, мимо персонала, который только что принесли десерт — португальские пирожные с заварным кремом, любимые Малии. Это похоже на извращенную иронию: шикарный ужин, идеальная обстановка, полностью разрушенная правдой, которая слишком долго кипела под поверхностью.

Я хватаю пирожное с подноса и оглядываюсь на ее отца. Он все еще стоит на месте, застыв, его рука вцепилась в спинку стула так сильно, что костяшки пальцев побелели. Его выражение лица запечатлелось в моей памяти: шок, гнев, но больше всего — поражение.

Этот момент я никогда не забуду, когда увидел его таким.

Его глаза находят мои, я назло откусываю кусочек от одного из пирожных, подмигиваю ему, а затем кладу его обратно на поднос и поворачиваюсь, чтобы уйти. Но это не приносит мне никакого удовлетворения. Все, что я чувствую, — это тяжесть всего, что стало известно сегодня вечером.

Бегу за Малией, сердце бешено колотится, когда я ее догоняю. Она уже на улице, дышит короткими гневными вздохами, стоя у нашей арендованной машины.

Отпираю дверь, мы оба садимся в машину, молчание между нами становится тяжелым, я завожу двигатель.

Не знаю, что сказать, но знаю, что нам нужно уехать подальше отсюда — подальше от него, от всего этого.

Поэтому еду, ночь поглощает нас, когда мы оставляем дом ее отца позади.

Мы въезжаем на подъездную дорожку, и, когда я выключаю двигатель, слышен только тихий гул.

В доме жутко тихо, особенно теперь, когда Гриффин и Элиана уехали.

Нас только двое, и Малия не произнесла ни слова с тех пор, как мы покинули дом ее отца.

Она плакала, тихие всхлипывания разрывали меня на части, пока я вел машину.

Малия выходит из машины, направляется к двери, ее плечи ссутулены, и я вижу, что она собирается отключиться на ночь. От одной мысли, что она вот так ляжет спать, когда все останется висеть в воздухе, у меня в груди все сжимается. Я не могу этого вынести. Не после всей той правды, которая вылезла наружу.

Прежде чем она успевает ускользнуть в спальню, мягко хватаю ее за запястье, останавливая на месте.

— Пожалуйста, поговори со мной, принцесса, — тихо прошу я, мой голос звучит более надломленно, чем я ожидал.

На секунду пугаюсь, что она отстранится, но, к моему удивлению, ее плечи начинают трястись, она разражается новыми рыданиями. Все ее тело дрожит, когда она разрывается на моих глазах.

— Мне так жаль, — задыхается она, ее голос густ от эмоций. — Мне жаль за все. За то, что сказал мой отец, за то, как он тебя унизил. Я должна была бороться за тебя, за нас…Я не должна была верить тебе, когда ты сказал, что больше не любишь меня. Я должна была понять, что что-то не так. А потом…то, как я обращалась с тобой после, Коа, я была ужасна с тобой.

Ее слова — это беспорядочные извинения, вырывающиеся между рыданиями, меня убивает то, что я вижу ее такой. Притягиваю дрожащее тело к себе и крепко прижимаю.

— Шшш, все это больше не имеет значения, — шепчу я, гладя ее по волосам, упираясь подбородком в макушку. — Тебе не нужно извиняться, принцесса. Все это не имеет значения.

Но она продолжает плакать, слезы впитываются в мою рубашку, пока я обнимаю ее.

Знаю, что она испытывает сильное чувство вины, но ничего из этого на ней нет. Ни разрыв, ни то, что сказал ее отец. Виноват я. Я должен был сказать ей правду с самого начала, не допустить, чтобы все зашло так далеко. Но сейчас я крепче прижимаю ее к себе, пытаясь успокоить каждым прикосновением, каждым прошептанным словом.

Все, чего я хочу, — это чтобы она знала, что мы вместе. Больше никакой лжи, никакого бегства.

Только мы.

Отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее, большими пальцами стираю слезы с ее щек.

Глаза Малии покраснели, лицо залито слезами, но для меня она по-прежнему самый прекрасный человек в мире. Делаю глубокий вдох, мое сердце колотится, я собираю слова, которые так долго держал внутри.

— Малия, — шепчу я, обнимая ее лицо, — я люблю тебя. Я всегда любил тебя. Ты для меня единственная, принцесса. Нет никого другого, никого, кого я когда-либо хотел или буду хотеть так, как хочу тебя.

Малия смотрит на меня, губы дрожат, как будто она не уверена, верить ли мне после всего. Но я продолжаю, нуждаясь в том, чтобы она знала это, чтобы чувствовала это в каждом слове.

— Я бы прошел через все это снова, — говорю я, мой голос дрожит от тяжести правды. — Каждую ссору, расставание, каждый момент боли с тех пор, — если бы это означало, что в конце концов ты вернешься ко мне. Я сделаю все это, потому что ты этого стоишь, Малия. Ты всегда этого стоила.

Ее слезы снова начинают течь, но на этот раз в глазах что-то изменилось.

Она смотрит так, словно видит меня впервые за долгое время. Я прислоняюсь лбом к ее лбу, наши дыхания смешиваются, пока мы стоим так близко, словно весь остальной мир больше не существует.

— Ты — мое сердце, принцесса. Ты всегда была им. Я не хочу никого другого. Мне не нужен никто другой. Только ты.

Целую ее, нежно и медленно, вкладывая в этот поцелуй все, что у меня есть. На этот раз речь идет не о страсти, не о желании — речь идет о любви, обо всем, что я чувствую к ней, обо всем, что я сдерживал. И когда ее руки обхватывают меня, прижимая к себе так же крепко, как я прижимаю ее, понимаю, что она тоже это чувствует.

Поднимаю ее на руки, прижимаю к груди и несу в спальню.

Она кладёт голову на мое плечо, пальцы хватают ткань моей рубашки, мне кажется, что я держу в своих объятиях весь свой мир. Осторожно опускаю Малию на кровать, становлюсь перед ней на колени, сердце громко стучит в груди, начинаю снимать с нее туфли на каблуках.

Осыпаю мягкими поцелуями лодыжки и колени, мои губы задерживаются на коже, поклоняясь каждому дюйму.

Она наблюдает за мной, дыхание неглубокое, глаза наполнены чем-то сырым и уязвимым, но я вижу в них и любовь.

Помогаю ей снять платье, спуская его вниз по телу, а затем и нижнее белье, оставляя ее обнаженной передо мной. От этого вида у меня перехватывает дыхание.

Пальцы Малии работают над моей рубашкой, расстегивая, тоже самое происходит и с джинсами.

Прикосновение такое знакомое, такое возбуждающее.

Я стою перед ней обнаженный, наблюдая, как ее взгляд путешествует по моему телу, пока глаза снова не находят мои, мне кажется, что мир перестает вращаться, а все, через что мы прошли, исчезает.

Осторожно опускаю ее обратно на кровать, переползаю через нее и прижимаюсь губами к ее губам, медленно целуя. Этот поцелуй поглощает, он говорит обо всех недосказанных словах между нами. Губы Малии мягкие и теплые, они двигаются навстречу моим в идеальном унисон.

Каждое движение ее пальцев по моей коже словно несет в себе груз всех моментов, которые мы упустили, всех слез и тоски.

Мои руки скользят по ее бокам, запоминая знакомые изгибы тела. Я чувствую, как она дрожит под моими пальцами, как сбивается ее дыхание, когда я целую ее шею, ключицы и грудь.