Генетический взрыв - Вадим Денисов

Характерная примета таких мест – новые кладбища, где достаточно скромно захоронена братва, павшая в междоусобных стычках. Братские погосты, в духе Бут Хиллс, кладбища, где прикапывали тех крутых парней, которым не повезло – непременная принадлежность вооруженной демократии а-ля Дикий Запад, наиболее видимый результат кратковременного господства на локальном участке банд, в которые сбивалась шваль, прибывшая в богатый город со всех предгорий региона. В XIX веке в Соединенных Штатах все проходило точно так же – готовый на все молодой народ непрерывным потоком прибывал из-за океана, и мало кто из них хотел первым делом стать законопослушным гражданином, торопясь сбиться в стаи по профилю.

Бандиты по-своему старались. Изобретали формы стабильной организации сообщества, но дико-западная криминальная схема, которую они не могли модифицировать, в принципе, по многим параметрам всегда проигрывает той гражданской командно-хозяйственной, основанной на безусловной приверженности ее членов к исполнению принятых порядков и законов, что действуют в нормальных общинах. Дикий Запад не может обеспечить необходимой концентрации усилий. Преступники, даже формально объединенные в группы, всегда стоят сами за себя, на общество в целом им глубоко плевать. Там человек человеку волк, а банда держится крепко за вожака лишь до той поры, когда выясняется, что грабить больше некого и все нужно делать самим.

Разумное единоначалие, верность интересам большинства и плановый подход даже при равном масштабе хозяйства эффективнее в разы.

Иногда в глухих уголках встречаются те, кого бандиты или одуревшие после Катастрофы местечковые царьки выжали почти досуха, но на трассах их не особо видно, до сих пор прячутся, бедолаги. Я сильно зол на синеву. Паразиты гребаные… Смертельно усталые люди уже много месяцев из последних сил тянут свое хозяйство из хаоса к свету, а тут приезжают уголовные морды и все забирают. Плотность населения – один человек на десятки квадратных километров, в самой большой сочинской общине меньше пары сотен обитателей, а мы тут что-то делим, вместо того чтобы просто помогать друг другу. Вооруженное противостояние надоело всем, кроме окончательно больных на голову.

Отшельникам живется непросто, хотя при таком изобилии живой природы, что окружает некогда курортный город, трудно жить впроголодь…

…Часики-то тикают…

Ладно, мне нужно выбрать момент, когда тарелка отвалит куда-нибудь подальше. Побыстрее бы! Раненые долго ждать не могут.

– Да, самим им не уйти, – поделился мнением Данька, направив бинокль чуть выше домов.

– Тут без вариантов, – откликнулся я.

Игорь, скорее всего, знал, что в этом доме есть большой подвал, вот они там и засели. Но в плане маневра убежище расположено крайне неудачно, вокруг все простреливается. Большая часть деревьев в саду уже сбросила листья. Склоны небольшого ущелья за поселком – это труднопроходимые заросли, стандартный местный буш, пересеченка с густым кустарниковым покрытием и кривоватыми узенькими деревьями с розоватыми стволами и мелкокожистой листвой. Это самшит, знаменитая «кавказская пальма», заповедное дерево, которое растет очень медленно, что с лихвой возмещается редкой твердостью и прочностью его древесины. Самшит так тяжел, что тонет в воде, я, правда, не проверял. Раньше из самшита чего только не делали: изготавливали подшипники, ткацкие челноки, клише, посуду… Ценную древесину хищнически уничтожали, сбывали за границу, и государство взяло самшит под охрану. Тем не менее какой-то промысел продолжался, и на обзорной площадке торгаши продавали туристам мелкие поделки из самшита. Что же, времена меняются, мы в откате, глядишь, опять начнем делать самшитовые подшипники… В общем, там не пройдешь, а сосны и буки, способные укрыть группу от НЛО, начинаются выше.

Есть опасность встречи с медведем. Не успел я отойти на пару шагов от машин, как наткнулся на совсем свежий след. Специфический, не спутаешь… Куча черного с зеленью помета. Я присел и поднес ладонь поближе – она еще испускала тепло, легко определяемое кожей на холодном горном воздухе. След, в виде примятой травы, уходил за ограду, к недострою зверь не пошел. Здоровый, взрослый, судя по размеру кучи. Если пройти к реке, к водопою, то наверняка можно будет увидеть отпечатки огромных когтистых лап. Медведь определенно вел себя как хозяин.

Они мудро начинают свои охотничьи маршруты с восхождением на рассвете от Мзымты, движутся по ущельям и распадкам, а потом, уходя с сочных лугов, поднимаются еще выше. Кого выслеживают? Главный приз – молодой туренок, взрослого тура медведь на крутизне не догонит. Чаще же на границе альпийского пояса и ниже задирают диких свиней. А ведь у кавказских медведей была устойчивая репутация вегетарианцев… Но это в прошлом. Куда он выберет путь после водопоя, где у него берлога? Не вздумает ли косолапый возвращаться по тому же пути, по которому поднялся? Тогда возможна встреча на узенькой дорожке, в горах никакие разъезды не предусмотрены.

Грузовик пришельцы спалили, вместе с зенитной артустановкой. Пешком по автодороге не двинешься, тем более с двумя ранеными. В группе Залетина всего один боец на ногах, как он их потащит? Хорошо, что они еще отстреливаются иногда.

Черт, пока что могу только ждать. Иначе дурь получается: ладно, если сам помру без пользы, так еще ребят своих положу, а застрявшую группу не вытащу. Открытое пространство, перед пулеметом не побегаешь.

– Юлий Павлович, наколдуй уже что-нибудь, а? – вздохнув, попросил я.

– Ставьте оружие, заряжу, как заслуженный экстрасенс России, – буркнул тот. – Да отвалит она, отвалит, им окрестности контролировать надо.

– Твоими бы устами…

– Я эту публику знаю, – самоуверенно заявил уфолог.

– Кто бы сомневался, – серьезно подтвердил его слова Данька.

Этот недостроенный двухэтажный дом, на втором этаже которого расположилась группа – отличная позиция. Ульяновский пикап, прокачанный по максимуму тяжелый внедорожный монстр, на котором мы приехали, стоит внизу, чуть поодаль, укрытый кустами и деревьями. Сбегать бы к нему, да не получается, корабль гугонцев в любой момент может выскочить снизу, он все еще болтается где-то там, у Мзымты.

По другую сторону автострады стоит дом абхазского типа на сваях с длинной дощатой террасой по кругу. Двери и окна в этом мрачном доме крест-накрест заколочены кривоватым тесом, а вокруг разрослись настолько бурные дебри лавра и терновника, что подойти к нему почти невозможно.

Позади недостроя узкий асфальтовый подъезд окружают заросли азалии. За этими зарослями, за их редкой трепещущей листвой, в размытой дымке и в стрелах солнечного света, падающих сквозь тучи в бездонные пропасти, бежит к морю Мзымта. А вокруг нее под надзором белых громад Главного Кавказского хребта лежит загадочная горная страна, все такая же закрытая и неизведанная, как было и сотни лет назад. Здесь наши бились с фашистами, останавливая их полчища, среди этих гор под зеленым знаменем пророка погибали последние отряды Шамиля, в этих местах закончилась Великая Кавказская война. Здесь, в районе ближе к Старому Адлеру, пошел в свою последнюю атаку Бестужев-Марлинский. Теперь трехпогибельный Кавказ угрюмо взирает на последнюю, может быть, войну человечества.

– Уйдет она, я чувствую, – услышал я голос уфолога.

Ну-ну.

Я посмотрел на часы. Есть еще девять минут. Если ничего не случится в нашу пользу, то придется воевать в этих условиях.

Древность лежала вокруг…

Вид отсюда сумасшедший. Залетин порой называет такие панорамы давно забытым словом бельведеры, что и переводится как «прекрасный вид».

В этом слиянии двух ущелий, чуть выше которого была природная площадка, годная для строительства, издревле жили, как мне казалось, очень патриархальные, но по-своему счастливые люди, даже если это были неудачливые монахи. Но не они мне представились, а простые деревенские жители, настоящие труженики. Прохладными вечерами они сидели у распахнутых дверей своих нехитрых домов, покуривая вырезанные из кукурузного початка трубки, и почти не разговаривали – все давно высказано, ничего нового не происходит. Загорелые босоногие детишки в глиняных кувшинах несли свежую воду из реки, морщинистые женщины готовили возле открытого очага с огромным подвесным котлом нехитрый ужин, в котором нет шашлыка, да и мяса вообще – мучное и сыры… Старики безмолвствовали, положив руки на кинжалы, и их седые брови прикрывали боевой еще блеск глаз.

Да, ровно так все оно и было.

Ближе к горе высится небольшой лесок. Это знаменитые лермонтовские чинары, то есть платаны. А есть еще чинарь, так в просторечье именуют буковое дерево. Буковые орешки – «чинарики» – содержат много масла, которым раньше заменяли так называемое прованское, то есть оливковое. Их очень любят полудикие свиньи местной породы. Рядом с крошечным поселением раскинулись виноградники, небольшие поля кукурузы и табака.