Удача колес (Колеса удачи) - Робин Хобб

— Уйди с дороги. — Он говорил так, словно она была незнакомкой, которой он был бы не прочь пустить кровь. Это потрясло ее.

— Послушай меня, — ее голос дрожал. — Подожди минутку. — Он этого не сделал. Он забирался на сиденье. Она положила руки ему на плечи, удерживая его. Она задавалась вопросом, отбросит ли он ее в сторону, знала, что его гнев делает его намного сильнее ее, задавалась вопросом, что бы она сделала, если бы он это сделал. Он этого не сделал, но всего ее веса было недостаточно, чтобы удержать его на земле. Он был на сиденье фургона. Она прижалась к двери.

— Вандиен. Послушай. Если ты прикоснешься к нему прямо сейчас, ты убьешь его. Избиением дело не ограничится. Ты убьешь его!

— Это верно, — по его голосу было видно, что ему это понравится.

— Я не могу тебе позволить, — ее голос дрожал еще сильнее, но в ее словах звучала правда. Вандиен поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Она подводила черту. Никаких компромиссов. Ему пришлось бы причинить ей боль, чтобы увести от той двери. Она наблюдала, как он думает об этом, и ей было больно оттого, что ему приходилось думать об этом, но она знала его достаточно хорошо, чтобы понять это. — Пожалуйста, — сказала она, понимая, что умоляет его, и это было еще одной вещью, которой между ними никогда не было. Это пробилось сквозь его гнев.

Долгое время все было тихо. Когда он наконец заговорил, его голос был хриплым от тяжелых эмоций.

— Избавься от него.

Ровность ее тона удивила ее.

— Я так и сделаю. В Виллене.

— Сейчас же. Я не могу быть рядом с ним, Ки. Я не могу терпеть его рядом со мной. Избавься от него сейчас же, или я убью его.

— Я не могу.

Он уставился на нее, и она почувствовала, как трудно ему сдерживаться. Она быстро выдавила из себя слова, пытаясь заставить его понять.

— Если я брошу его здесь, ему останется только одно место. Текум. И он уже причинил Уиллоу достаточно боли. Я чувствую ответственность за часть этой боли. Я не буду нести ответственности за то, что впущу его обратно в ее жизнь.

Она увидела, что эти слова проникли сквозь его гнев, увидела едва заметный намек на кивок, уступку.

— Я должна отвезти его в Виллену, — быстро сказала она и увидела, что гнев Вандиена снова начал закипать. — Потому что, — настаивала она, — он не из тех, кого оставляют на произвол судьбы. Кто-то должен позаботиться о нем. Его ждет дядя. Вот куда он направляется. Я не могу натравить его на ничего не подозревающих людей в Риверкроссе или просто выбросить на дорогу, чтобы он привязывался к путешественникам. Ты ведь понимаешь это, не так ли? Вандиен?

Он отстранился от нее. Он стоял подальше от фургона, и в отблесках крошечного костра его лицо освещалось лишь несколькими линиями. Он казался далеким, а когда заговорил, его голос звучал еще более отстраненно.

— Держи его подальше от меня, — пауза. — Я не хочу его видеть, я не хочу его слышать. Я не хочу чувствовать его запах. Или я убью его, Ки. Я убью его.

— Это была не моя вина! — донесся дикий вопль Козла из фургона. Ки увидела, как расширились глаза Вандиен, и она сердито стукнула кулаком по дверце кабины.

— Заткнись! — приказала она ему. Мальчик снова замолчал. — Я буду держать его подальше от тебя, Вандиен. Но я должна отвезти его в Виллену и передать дяде. Ты это понимаешь, не так ли?

— Все, что я понимаю, это то, что он заставил меня убить человека, который стоит десяти таких, как он. Сотни таких, как он. Заставил меня убить его несправедливо, сделать его смерть слишком быстрой… — Он резко отвернулся, яростно тряся головой. Он быстро пошел, почти побежал, и она потеряла его силуэт в темноте.

Она обхватила себя руками, сдерживая дрожь. Волна головокружения захлестнула ее, и она внезапно почувствовала, как сильно бьется ее сердце. Но все кончено, сказала она себе. Пока. Она глубоко вздохнула.

— Открой дверь, Козел, — услышала она свой голос. — Он ушел. Открой дверь и послушай, что я тебе скажу, если хочешь добраться до Виллены живым.

Он шел в темноте, чувствуя, как фургон уменьшается позади него, теряя слабый свет крошечного костерка. Он шел по темной прерии, чувствуя, как редкие сухие травинки шелестят о его сапоги, как шелест вынимаемой из ножен стали…

— Если бы я не выпендривался, — сказал он пустой ночи. — Если бы я не давил на парня, показывая ему, какой я хороший. Если бы я не наносил смертельных ударов и не доверял его мастерству парировать их… — Его голос затих. Но мальчик тоже давил на него; если бы он хотя бы на мгновение ослабил собственную защиту, сталь Келлича попала бы ему в грудь, в глаз, вспоров плоть. Он примерил оправдание. Оно не подошло. Вместо этого он поймал себя на том, что думает о том, насколько предпочтительнее было бы это. Быстрая смерть в честном бою — да, но что, если бы, как и Келлича, его толкнули сзади? Это бы все изменило; оно уже изменило, он видел, как это изменило все за ту долю секунды до того, как упал Келлич. Келлич считал, что он в сговоре с Козлом. Умирая, Келлич забрал с собой частичку чести Вандиена. Она исчезла, и ее никогда не вернуть.

Он провел пальцем по тыльной стороне предплечья, прослеживая линию от пореза Келлича. Он рассеянно потрогал его, ища боль. Никакой боли не было, по крайней мере, не той острой, которую он ожидал. Рана уже закрылась, образовав толстый неровный шов на его руке. Боль, которую это причиняло, была всего лишь глубокой ноющей, как будто кость его руки была заморожена. Но, возможно, даже это было всего лишь отражением глубокой холодной боли внутри него.

Вандиен вздохнул, но тяжесть не спала с его груди. Он остановился, заставляя себя принять решение. Собирался ли он вернуться к фургону Ки и мальчику, которого он приютил? Что, если вместо этого он продолжит идти? Он мог бы, он знал это. Раньше ему приходилось сталкиваться с миром в одиночку, и не с таким. Во многих отношениях это было бы проще