Собрание Стихотворений - Сергей Соловьев

XIV. АРХИМАНДРИТУ ПЕТРУ[199]

Благочестивый, скромный, светлокудрый,Ты юношей пришел к нам в дом, чтоб мудройЛатинской грамоте меня учить. ТогдаУже заметил я, что ты любил всегдаПримеры приводить Священного Писанья;Ты весел был и прост, исполнен состраданьяК больным и беднякам. Любил я примечатьИ девства строгого прекрасную печать,И свежесть юности в твоем лице румяном.Учитель ласковый, ты схож был с Иоанном,В изображении умбрийских мастеров.Когда же я солгал, ты сделался суров,А я горел в огне раскаянья и горя,В твоем насмешливом и прозорливом взореЧитая приговор. Познав огонь стыда,Уж больше пред тобой не лгал я никогда.Промчалось много лет, и вот над милым прахомНежданно я узрел тебя иеромонахом,Под черным клобуком, с кадильницей златой.Уже двенадцать лет прошло со встречи той,И вот я посетил Белев, где всей округеИзвестен ты, как врач, духовные недугиЦелящий силою Христовою. И вновьСоединила нас старинная любовь,Как двадцать лет назад, над мудростью латыни…О, не забуду вас, Белевские святыни,И светлую Оку, и монастырский сад,Где уверял монах, что я — твой младший брат…С высоким посохом, в одежде белоснежной,Ты шел меж цветников, приветливый и нежный,И цвел обширный сад, возделанный тобой.Был стол накрыт для нас под твердью голубой,Средь вольной зелени, разросшейся и дикой,И блюдо ждало нас с душистой земляникой.Роскошным вечером пошли мы вместе в храм,К субботней всенощной: свершалась служба тамПорядком медленным, как служат на Афоне.Ходили дьяконы с ковчегом благовоний,И храм благоухал, как райский вертоград.Когда ж на литию ты шел из Царских Врат,С благоговеньем все склонились на колени.Никто не чувствовал усталости и лени,Хоть служба отошла в двенадцатом часу.А пустынь тихая, за городом, в лесу, —Вот райский уголок! Там спят святые мощи,Целебный студенец в тени сосновой рощиВрачует немощных. Там из подземных недрЖурчат источники, и зеленеет кедр,И сосны зыблются, и пахнут нежно туи;Везде безмолвие, и ледяные струи,И сумрак сладостный, и влажный, черный мох…Вот пристань мирная от всех земных тревог!Златой Италии средь знойной Тульской степиРоскошный островок! Как в сумрачном вертепе,Иль в погребе сыром, в подземной церкви мы,И фрески дивные глядят из полутьмы,Молитва сладостна на камне отсырелом…Отец архимандрит! Когда к твоим пределамОпять направлю путь? Пора, давно пораОбняться с паствою игумена ПетраВ холмах смеющихся уютного Белева.Воспоминания далекого былогоОпять подымутся, как в голубом дыму!Я помню, как, пронзив годов грядущих тьму,Ты вдруг промолвил мне, смотря с улыбкой ясной:«Зачем о будущем тревожиться напрасно,Когда последние приходят времена,Антихрист близится». И полдня тишина,И небо ясное над ясною Окою, —Все омрачилось вдруг предсмертною тоскою.

НА РУБЕЖЕ

I. ВОЛЫНЬ[200]

Когда я был на рубеже двух жизней,Услышав зов: «всё прошлое покинь»,К тебе я путь направил, как к отчизне,Моя Волынь.

И ты надежд моих не обманула:Я сбросил бремя северных цепей,Всё прошлое в просторе потонулоТвоих степей.

Моя Волынь! где маки вдоль дорогиГорят, как кровь, и, уходя в простор,Вздымаются волнистые отрогиКарпатских гор!

Где дикий лес напевов полон птичьихИ любит горлица заветный дуб…Привольный край воинственных лесничих,Как ты мне люб.

Питомцы гордые лесов и воли,Они — такие же, как были встарь:Всем даст приют, предложит хлеба-солиВолынский царь.

Лесничий чужд бездействия и лени,Весь день по дебрям рыщет он густым,В его дому висят рога оленей,Убитых им.

И сладок сон его под шкурой лисьей,В глухом лесу, где видел он не раз,Как в темноте сверкает желтой рысиКоварный глаз.

Привет мой вам, лесничие Волыни!Я в ваших семьях принят был, как свой,Я к вам всегда из северной пустыниЛечу душой.

Я привязался к вашим лицам грубым,Я ваш, друзья! Мне кажется: ужеЯ вновь у вас, под заповедным дубом,На рубеже

Лесов Волынских. К Австрии недальнойЯ устремляю взоры: предо мнойС горы открылся замок феодальный,Где жил, больной,

Великий Петр в дни Прутского похода…Люблю тебя, как благодатный рай,О, колыбель славянского народа,Волынский край!

На юг, на юг бегут мои дороги,Где, полные израильских письмен,Оплакивают славу синагогиБылых времен.

Где гордый лях клянет свои оковы,Где чуждый ветер дует от Карпат,И дремлет Кременец средневековый,Горами сжат.

Волынский край, где я нашел, не чаяв,И путь, и жизнь! где на горе крутойТаинственно белеющий Почаев,Как страж святой,

Хранит рубеж России вожделенной,Пречистою спасаемый от бед,Где навсегда стопы Ее нетленнойСияет след.

22 января 1914, Москва

II. ПАДУЯ[201]

И ты, сестра Венеции пустынной,О, Падуя, лазурна и бела.Здесь был очаг учености старинной,Здесь живописью церковь зацвела.

Забуду ль храм Madonna del Arena,Который весь — одна утеха глаз,Где приняли молитвенные стеныСуровые цвета этрусских ваз?

Святая кисть ученика Франциска,Сурового, как Дант! Никто, как ты,Не подошел к евангелию близко,Постигнув тайну горней красоты.

Доступное лишь оку серафимаТы передал. Вот ангелов полет,Вот чистый поцелуй ИоакимаИ Анна, ждущая небесный плод.

Христос пришел благовестить Тоскане:Он путь свершает на простом осле,Монах пирует в Галилейской КанеИ пальмы зеленеют на скале.

Вот даль ночная в синеве безбрежной,И — белый весь — на камне гробовом,Как голубь, восседает ангел нежный,Накрывши гроб сияющим крылом.

Сияньем Иисусовой могилыРассеяна предутренняя тьма…Какой союз кипящей жизнью силыИ девственного, строгого ума!

Здесь крылья, возносящие от праха,И свет любви. О, если бы зацвелВесь этот рай тосканского монахаВ смиренных храмах наших бедных сел!

III. БЕНОЦЦО ГОЦЦОЛИ[202]

Ты, после Джотто, мне милее всех других,Беноццо Гоццоли. В созданиях твоихВся церковь римская рисуется так живо!Причалил Августин к Италии счастливой,Питомец риторов, любимец пылких дев.Прошло немного дней и, к миру охладев,Возжаждав Господа душою воспаленной,Он над писанием склонился умиленный,И на руку его поникла голова.Посланья Павловы, небесные слова,Читает жадно он и слышит: Tolle! lege!Простите, риторы, и ласки жен, и неги,И смрадный Карфаген! А дева перед нимСтоит премудрая, светла, как херувим.Перстами нежными на книгу указуя,И плачет Августин. Безмолвием чаруя,Вдали задумчивый чернеет кипарис,И розы в цветнике, алея, разрослись…Так, осеняемый зеленокудрой фигой,Изображен монах, склонившийся над книгой!Но вот мечта твоя теплее и нежней,И перед нами рай невозвратимых дней,Когда всё расцвело под проповедь Франциска,И небеса к земле опять казались близко,И Бога славили Умбрийские холмы.Везде прошел Франциск. Не убоясь чалмы,С крестом явился он пред грозным Саладином.В Ареццо он пришел, и перед ним единымВ смятеньи улетел свирепый полк бесов.Воспоминания мучительных часов,Когда страдал Господь, ко древу пригвожденный,Не умирали в нем. Душою умиленнойОн язвы Господа перед собою зрел.И ангел пламенный снопом лучистых стрелПронзил его стопы и бледные ладони.И кровью алою и полной благовонийСочилась блеклая, истерзанная плоть,До дня, когда его к себе призвал Господь.О, фрески пышные, краса дворца Рикарди,Где звезды золота горят на леопарде,И звери дикие, и птицы, как в раю,В одну сливаются послушную семьюИ мчатся с магами к вертепу Вифлеема.Здесь кистью создана обширная поэма,И вся история проходит на стене.В кафтане парчевом, на снеговом коне,Лоренцо Медичи, в красе женообразной,Проносится, блеща короною алмазной.В червонном золоте от головы до ногИ подбоченившись, сидит Палеолог,Владыка царственной и дряхлой Византии.Уже на трон его обрушились стихии,И он с Флоренцией готов вступить в союз,Где уж давно очаг наук и древних муз,И теплится елей пред статуей Платона.Промчалися цари… и се: лучи Сиона,Восторгом неземным воспламенился дух!Внимает ангелам задумчивый пастух,Рукою опершись на посох из маслины…А дальше райские, лазурные долины,И хоры ангелов, полураскрыв уста,В вертепе Девою рожденного ХристаВстречают песнями, и славят в горних кущах,Под кипарисами, средь алых роз цветущих.

IV. КРЕМЕНЕЦ[203]