Собрание Стихотворений - Сергей Соловьев

VII. ГЕРМОГЕНУ МОНАХУ[192]

Искушенья злобы и гордыниТы отверг от юношеских дней;Легкий воздух Оптиной ПустыниВеет в келье радостной твоей.

В ней не чуешь тягостного плена:Благовоньем лилий напоенТесный дом, и образ ГермогенаДень и ночь лампадой озарен.

Как завидна вольная неволяСветлой кельи, где любовь и мир,Где келейником племянник ЛёляВ праздники готовит скромный пир.

Голуби шумят в ветвях березы.Ты поешь, присевши за рояль:«Милость мира». Нежно пахнут розы,И монаху прежних дней не жаль.

Покорили черные одеждыВолю плоти. Ты в слезах всю ночьМолишься, не опуская вежды;Духи тьмы бегут в смятенье прочь.

Как монах в пещере Фиваиды,Ты с Христом беседуешь в ночи…Научи меня прощать обиды,За врагов молиться научи.

Просвети наукою бесстрастьяТемный дух мой… Помнишь, как со мнойСветел шел ты утром от причастья,Укрепленный пищей неземной!

В вышине синело небо мая,Еще пуст был монастырский двор,Голубей взвилась над нами стая,Уносясь в сияющий простор.

И душа рвалась лететь за ними…О, навеки будь благословенИ меня молитвами твоимиНе оставь, смиренный Гермоген.

VIII. ПАМЯТИ Ю. А. СИДОРОВА[193]

В ужасный день, под стон февральской вьюги,Неистово шумевшей средь могил,Твою гробницу на краю КалугиЯ посетил.

Но я не помню грустного погоста,И верю в твой сияющий возврат,Алкавший посвященья в анагноста,Мой тихий брат.

Для Церкви нет ни тления, ни гроба:Два инока, покинув дом родной,Пустынею теперь идем мы обаВ полдневный зной.

Далек наш путь: кувшин последний выпит,Засох язык, изранены ступни…Но в глубь пустынь уводит нас Египет,Как в оны дни.

Нам даст ночлег святой отец пустынник,Для мглы пещер презревший грешный свет,И пальма пыльная уронит финикНам на обед.

Когда ж тоска по радостям и мируОхватит нас и вспыхнет страстный зной,Пречистой Деве мы поем стихиру,Лишь Ей одной.

Она одна — наставница монахов,Мы к ней взываем: и во сне, и въявь,Пречистая, от помыслов и страховИзбавь, избавь.

И мы придем к Ее садам цветущим,Где навсегда Она воздвигла трон,Где иноки поют по райским кущамГоры Афон.

Где райским изумрудом дышит море,Где гнезда келий вьются по скалам,И где Она, в лазурном омофоре,Сквозь фимиам,

Плывущие благословляет лодки,И вся сияет в тверди голубой…Мой милый брат, горе, сжимая четки,Идем с тобой!

Молитвой и постом противясь змию,Свершаем мы, паломники святынь,Наш путь из киновии в киновиюВ песках пустынь.

21 мая 1914. Дедово

IX. ОПТИНА ПУСТЫНЬ[194]

Я много слышал о тебе рассказовПред тем, как рай твой тихий посетил,Обитель, где Алеша КарамазовУ ног святого старца опочил.

Кончался знойный день. Прохладой роснойВ окно вагона веяло. УжеКругом толпились девственные сосны,Как стражи на священном рубеже.

Обитель — благодати неоскуднойСквозь все века сияющий сосуд —В твоей тиши, глубокой, непробудной,Как крины непорочные, цветут,

В священной изощренные науке,Святые старцы, белые, как лен.Закалены колена их и руки,Их ясных глаз не омрачает сон.

Синеет твердь, благоухают розы,Обедни здесь, как райские пиры…Молитва Иисусова и слезыВенчают все небесные дары.

Приди, кто богоданные одеждыРастлил грехом и почернел, как труп…И для тебя горит елей надежды,Не бойся обнажить смердящий струп.

Наука здесь духовная исстариНасаждена. С крылечек, у ворот,Два старца, Феодосий и Нектарий,Не устают благословлять народ.

И храм всегда раскрыт гостеприимныйНе молкнет в нем Давидова псалтирь.Прими мои молитвенные гимны,Цветущий скит и белый монастырь,

Где я сложил грехов тяжелых бремя…О, ночь молитв, над соснами заря,Заутрени таинственное время,Кафизмы и мерцанье алтаря!

Читает чтец уныло и негромко,Уж двери, окна в голубых тенях,И, голову склонивши на котомку,Народ уснул на белых ступенях…

Святой отец, покрыт мирскою пылью,К тебе пришел я. Кротко осеняМою главу святой епитрахилью,Ты отрешил от прошлого меня.

Былая радость, горе, зимы, весны,Всё — только сон. Дороги нет назад…А всё шумят таинственные сосны…Кто скажет мне, о чем они шумят?

X. БЛАЖЕННЫЙ АВГУСТИН — СВЯТОЙ МОНИКЕ[195]

Присядем у раскрытого окнаИ отдохнем от плаванья. Уж вечерОзолотил остийские сады,И Тибр блестит вдали… Дай руку мне.В года твои дорога не легка,А море было бурно… Отдохнем:Рука с рукой, и голова моя,Склонясь к твоим слабеющим коленям.Покоится, а сердце предвкушаетПоследний упоительный покой,Нас ожидающий на лоне Бога.Я долго плыл по жизненному морю,Обуреваем волнами грехаИ ветром злым ученья манихеев,Но ты была мой кормчий неусыпный,И привела разбитую ладьюК надежной пристани, и сам АмвросийТвое дитя заблудшее приял,И я на брег стал твердою ногою:Тот берег был крещения купельИ благодать святая Иисуса.

О, сколько слез ночами ты лила,Когда я шел путями преисподней,И, омраченный сумраком греха,Не видел солнца истины Христовой,И забывал Христа святое имя,Которое младенцем восприялС твоим млеком, из этой милой грудиТы плакала, ты чахла; а меж темЯ утопал средь пиршеств Карфагена,И баснями языческих певцовПитал мой стыд, и в поисках похвалПленял толпу искусными речами,И тешил плоть на ложе вожделений,И — ученик безбожных манихеев, —К ужасному готовясь посвященью,Служил стихиям немощного мира…Какие муки ты перенесла,То знает Бог один. Но под конецСказал тебе епископ, мудрый старец,Которого о мне ты умоляла:«Покойна будь. Иди. Сын слез такихНе может до конца погибнуть». ВскореЯ прибыл, как учитель красноречья,В Медиолан прекрасный. И однажды,Когда скитался я по площадям,Объят тоской, томим палящей жаждойВернуться вновь в объятья ИисусаИ увлекаем от его объятийВидений адских стаей сладострастной,Услышал я божественное пенье,И завернул в собор, и там увиделАмвросия, божественного мужа:Потир, пылавший кровию Христовой,Он возносил, простершись в алтаре.И всё внезапно предо мной смешалось:Я видел только огненный потир,Кипевший алой кровью Иисуса,А вкруг него витали херувимы,Не в силах видеть таинства любви,Закрыв глаза смятенными крылами!И я в слезах ушел в церковный садИ там упал в смоковничной тени,В тени греха, как оный Нафанаил,И ждал, молясь. И легкою стопойПо саду шел, не подымая глаз,Амвросий, кончивший служенье. Я,Схватив края его священной ризы,Его молил принять меня в свой дом.И он меня, под сению грехаПростертого, рукою властной вывелВ сияние Христовой благодати.Но вновь я был в отчаяньи простерт,Молясь в слезах, язвим грехом, под теньюСмоковницы. И голос я услышал,Звеневший из далекого окна,Как бы напев незримой райской лиры:«Возьми, читай!» И я раскрыл писаньеИ утонул проснувшимся умомВ премудрости божественного Павла.

Так жизнь моя проходит предо мнойВ вечерний час, когда зари сияньеЛожится на синеющие горы,Стихает шум и вечер наступившийЗовет к молитве верных Церкви чад.О, мать, взгляни: как обещанье рая,Вдали сияет небо золотое.Твои глаза, ослабшие от слез,Уж видят мира горнего сиянье,Который для меня еще закрытПокровом тяжким этой грубой плоти.Я — весь в тени, а ты озарена,И, кажется, уж улететь готоваВ отчизну светлых душ. О, погоди:Не оставляй меня в долине скорби,Веди, как прежде, сына слез твоих,Чтоб не ослаб на узком я пути,Не изнемог под бременем Христовым…Но знает Бог, когда тебя призвать,И если в том Его святая воля,Чтоб новым искушеньем посетитьСмиренного и грешного раба,Его да будет воля. Наша жизнь —Не в этой бедной плоти, а в Христе.

19 мая 1914. Дедово