Прокурор - Анатолий Безуглов

— Господи, и зачем это ему надо было? — тихо запричитала она. — Ведь ничего теперь не изменишь… Ничего не вернешь…

Авдеев огляделся, ища графин с водой. Но такового в комнате не оказалось.

— Прошу вас, успокойтесь, — произнес он растерянно. — Возьмите себя в руки…

Он не мог понять, кого и что имела в виду Белоус. И не инсценировка ли все это? Если да, то зачем?

Марина Антоновна достала откуда-то платочек, промакнула слезы. Растрепанная, заплаканная, с красными потухшими глазами, она сейчас выглядела и вовсе старухой.

— Неужели Федор Михайлович так зол на меня? — спросила Белоус, впервые назвав мужа по отчеству. — Неужели он хочет ославить меня на весь мир?

— Прошу ответа на мой вопрос, — настаивал Авдеев.

Она взялась обеими руками за свою седеющую голову и кивнула.

— Первая дочь от Захара. Это правда.

— Та-ак, — выдохнул Владимир Харитонович, не зная, как повести дальше разговор. Он вдруг почувствовал, что почему-то не доверяет этой женщине, не верит. Ему нужны были доказательства.

— Это очень серьезно — то, что вы сейчас сказали. — Он пристально посмотрел на Белоуса. — Слышите, очень…

— Вы не верите… Я вижу… Вы знакомы с семьей Захара? — неожиданно спросила Белоус.

— Да. А что?

Марина Антоновна не ответила, полезла в стол, достала старую дамскую сумочку, долго рылась в ней и, наконец, протянула Авдееву немного пожелтевшую от времени фотографию.

— Пожалуйста, — тихо произнесла она.

Владимир Харитонович взял фото, с которого смотрел на него ребенок лет восьми. С чуть вьющимися темными волосами, ярко очерченным рисунком бровей и родинкой у правой мочки уха. Приглядевшись хорошенько, Авдеев вдруг вспомнил, как впервые попал в дом Измайловых. Они с Галиной и Захаром Петровичем пили чай, а Володя пыхтел над трудной задачей по арифметике, которая ему явно не давалась. Авдеев так и запомнил сына Измайловых — сосредоточенного, серьезного, с испачканными чернилами пальцами.

На фотографии был Володя тех лет.

— Откуда это у вас? — спросил Владимир Харитонович, не понимая, зачем Белоус дала ему снимок.

— Храню, как любая мать…

— А при чем тут вы? — Авдеев был совсем сбит с толку. — Это же Володя Измайлов.

— Это моя старшая дочь. Альбина, — тихо ответила Марина Антоновна. Когда ей было семь с половиной.

— Как? — вырвалось у Авдеева. Ему на мгновение даже показалось, что Белоус его разыгрывает. Но он тут же отбросил эту мысль — уж больно неподходящий случай.

Марина Антоновна пожала плечами, мол, видите сами.

Авдеев снова взглянул на фотографию. Сходство было поразительное.

— Измайлов знает, что у него есть дочь? — спросил напрямик Авдеев.

— Если честно, я поняла, что беременна, только через месяц после ухода Захара в армию.

— Ну и что?

— Написала ему письмо. — Она полезла в сумочку и вынула старый истрепанный конверт. — Но оно вернулось назад…

— Почему?

— Не знаю… Захар, уезжая, просил писать сначала до востребования, пока не будет точного адреса.

— Так, письмо вернулось. А потом?

— Потом… — Белоус вздохнула. — Потом надо было что-то решать… Узнав, что я в положении, мать схватилась за голову. Надо, говорит, принимать срочные меры. Я хотела поехать к Захару, но она была категорически против. А вдруг не признает, что ребенок от него? Иди докажи… Мы даже в юридическую консультацию ходили. Адвокат сказал, что никакой суд не признает его отцом. Мол, совместного хозяйства ведь мы с Захаром не вели… Я все-таки чуть было не уехала к нему. Мать отговорила. Если, мол, Захар и не будет отнекиваться, все равно — какой из него муж? Во-первых, на четыре года младше, во-вторых — солдатик, трешка в месяц на папиросы, вот и весь доход. И еще не известно, кем станет после армии, а у лесничего какой оклад? Ушел служить, а у самого даже приличных штанов нет… А надо было спешить, пока никто не узнал. Аборт? Опасно. Потом захочу ребеночка, а не смогу. Я ведь медик и знаю, так часто случается. Будешь потом всю жизнь локти кусать…

Марина Антоновна замолчала. Авдеев не торопил ее.

— Надо сказать, мать у меня была находчивая, — продолжила Белоус. Как-то сообщила, что подыскала одного человека, который будет мне хорошим мужем. Я говорю, как же он меня, беременную, возьмет? Мать махнула рукой: молчи, мол, об этом, а он не разберется. Только бы поскорей дело сладить. Он, правда, уже не молодой, но и не старый. Зато ученый человек и живет в Москве. Кандидат наук…

— Из Москвы? Кандидат? — невольно переспросил Авдеев, в котором снова вспыхнуло недоверие.

— Если бы я знала, чем все кончится, — вздохнула Марина Антоновна. А то, что москвич и кандидат — точно. Мать моя работала дежурной в гостинице. Он там уже около двух недель жил. Приехал лекции читать по линии общества «Знание».

— Какие?

— А бог его знает. Он был специалист по рекламе. Плакаты всякие у него. Как, например, рекламировать мороженое, детское питание, заем. В общем, все… Мать выяснила, что он разведенный и не прочь бы снова обзавестись семьей. Главное для матери — он не пил. Ни в Дубровске, ни когда мы сошлись и в Москву поехали. Ну ни грамма! Это потом я узнала, что раньше он закладывал — ужас. Лечился. Ему даже эту штуку вшили, «торпеду», как он называл. Против алкоголизма… Держался он, держался, у нас уже Альбина родилась… И помер в одночасье. Не хватило-таки воли, выпил. А при «торпеде» этой нельзя ни в коем случае…

В комнату вошла женщина в темном халате со шваброй в руке.

— Марина Антоновна, — сердито начала она, — нешто мне своей юбкой полы мыть?

— Поди, поди, Шура, — отмахнулась Белоус. — Не видишь, я занята… Освобожусь, решим этот вопрос.

Уборщица, продолжая ворчать, вышла.

— На чем я остановилась? — спросила комендант.

— Умер муж…

— Ох, сколько я горя хлебнула в этой самой Москве — вспомнить страшно!

И она рассказала, что ее первый муж не был разведен, хотя со своей женой фактически не жил давно. Квартира у них была однокомнатная. Развод, правда, оформили быстро. Марина Антоновна с тем кандидатом тут же пошли в загс. Но пришлось им ютиться на кухне. Вопрос уперся в прописку. Прописать-то прописали, но временно. Бывшая супруга категорически противилась, чтобы прописали постоянно. Бегала по всяким инстанциям, писала жалобы.

А тут кандидат наук умер. И Марина Антоновна с грудным ребенком на руках была вынуждена уехать из столицы. Подалась на север. Завербовалась.

О первом муже Белоус говорила тепло.

— Он ко мне со всей душой. Добрый был, внимательный. Так и не узнал, что ребенок не его. Я до сих пор виноватой себя чувствую, что скрыла, обманула… — Она долгим взглядом посмотрела в окно, словно там за серым выжженным пустырем хотела разглядеть и оценить свое прошлое. — Жаль, не уберегла… А с другой стороны, как уберечь-то, если больной? Алкоголизм это неизлечимо, — твердо заключила она.

Владимир Харитонович хотел выяснить, где теперь живет ее старшая дочь. Но она попросила не трогать Альбину и адреса не дала. Детскую же ее фотографию, после некоторых колебаний, взять разрешила.

Ушел Авдеев от Марины Антоновны в больших раздумьях. Отношение к тому, что он сейчас услышал, было двойственным. Рассказ показался ему, с одной стороны, правдивым — все совпадало с уже слышанным от Измайлова. О его нелегкой студенческой жизни, о романтической любви к стройной медсестре. Даже детали совпадали. Короче, все, кроме последнего и самого важного — что они были физически близки.

Приехав в прокуратуру, Авдеев снова прочитал жалобу Федора Белоуса.

Жалобы, заявления… Сколько их прошло через руки бывшего следователя, а теперь помощника облпрокурора? Одни из них писались от чистого сердца, от искреннего возмущения или обиды. Другие были продиктованы явной злобой, желанием свести счеты. Третьи возникали просто от нечего делать, от пустого тщеславия. Но не всегда было легко разобраться, что двигало человеком, обратившимся в прокуратуру. Потому что за каждым письмом стояла чья-то судьба, чья-то жизнь со своими проблемами и противоречиями. И он, Авдеев, не мог, не имел права как работник прокуратуры и как человек отмахнуться ни от одного заявления, ни от одной жалобы, даже (по указанию руководства) от анонимки, хотя сам считал и не раз говорил начальству, что не любит подметных писем и их авторов, потому что честные люди своего имени не скрывают. Впрочем, почти все вокруг относились к анонимщикам так же. В том числе и Зарубин. Относились, но… Все же каждая анонимка проверялась. А вдруг?..

Возвращаясь мыслями к беседе с Мариной Белоус, Авдеев думал: как же теперь расценивать последнее заявление ее мужа?

Теперь факт существования внебрачной дочери Измайлова подтвердила и Марина Антоновна.

Правда, Федор Белоус обвиняет Измайлова в том, что он-де бросил соблазненную девушку и постыдно бежал. Из рассказа же Марины Антоновны Авдеев понял, что вся история произошла несколько по-другому. Возможно, Измайлов и не знал, что любимая девушка забеременела от него. А если так, то в чем его вина?