Лицо в тени - Анна Малышева

– Я не знаю дороги! – уныло сказал Эдик.

Алина успокоила его – она-то дорогу знала отлично. Ей много раз приходилось ездить на дачу из разных точек Москвы. На миг ее охватила жалость – ну что она мучает этого несчастного типа, который, в сущности, совсем перед ней не виноват? Отпустить бы его с богом, пусть убирается к своей подружке, у которой своя жизнь… Но они уже покинули пределы кольцевой автодороги.

О ребенке она рассказала ему, когда они почти подъезжали к поселку. Тут не было ни чувства мести, ни желания исповедаться, получить ответную порцию жалости. Она просто сообщила ему этот факт, когда он посетовал, что детей у него нет, а хотелось бы… Алина изумилась и, почти помимо своей воли, сказала ему все. Хватило нескольких слов – простых и страшных. Во всяком случае, он перепугался.

Эдик резко тормознул. Машину снесло к краю шоссе, и они почти завалились в кювет. Как на грех, впереди виднелось дерево с повешенным на нижний сук увядшим венком. Кто-то здесь разбился – и не так давно, памятника поставить еще не успели.

– Осторожнее, – растерянно сказала она, хотя машина уже стояла.

Эдик повернулся:

– У тебя был ребенок?!

– Ну и что? – поежилась девушка. – Как будто ты его хотел!

– Я же не знал! Ты избавилась от него?

– Избавилась, – бросила она, отворачиваясь и глядя в окно. – Пыталась тебе дозвониться, но ты съехал с прежней квартиры, а другого телефона у меня не было. И твоя хозяйка сказала, что тебе постоянно звонят бабы, которых ты бросил. Я подумала – раз уж я одна из всех – что тут церемониться?

Она говорила совсем не то, что хотела сказать. И не то, что чувствовала. А он молчал. Алина поглядела на него. Он сидел очень бледный и пытался свинтить крышку с бутылки. В бутылке, по счастью, была всего-навсего минеральная вода. Она отняла у него бутылочку:

– Дай, я сама.

Эдик напился, облив при этом грудь. Вытер мокрый рот и запальчиво продолжал упрекать ее, что она не имела права так поступать, что человека все равно можно найти, что он совсем не прятался – просто пришлось переехать…

Алина молчала. Молчала так красноречиво, что он в конце концов умолк. Наконец она сказала:

– Я ведь тоже не пряталась. Еще некоторое время пожила у родителей. И мой телефон ты, как выяснилось, не потерял. Мог тогда позвонить. Хотя бы привет передать.

Эдик не ответил.

– Кстати, почему ты вдруг позвонил сейчас? Только потому, что мы должны были встретиться?

Он попросил не ехидничать. Она, дескать, всегда этим отличалась – удивительным ехидством. Позвонил потому, что вспомнил. Ну верно, когда-то он повел себя не совсем порядочно. Это что – повод теперь его упрекать?

– Ладно, поехали, – нервно сказала она. Разговор заходил в тупик. Алина чувствовала, что стоит коснуться волнующей темы, как Эдик тут же пытается прикрыться каким-то щитом. А если так – какой может получиться разговор?

– Куда мы едем-то? – спросил он, выезжая на дорогу. Голос повеселел – Эдик обрадовался, что они переменили тему.

– На дачу, к сестре, – коротко ответила она. А когда он спросил ее зачем, Алина огорошила его:

– Искать детей. Да не моих, не бойся! Дети у нее пропали, еще в пятницу. И где они – непонятно.

Дом явно приобрел в поселке дурную славу. Алина убедилась в этом, поймав на себе взгляды соседей, когда Эдик припарковал машину у калитки. На улице в это время было довольно оживленно – если можно считать оживлением наличие четырех-пяти местных жителей. Алину тут прекрасно знали, по крайней мере в лицо. Но уставились на девушку так, будто она несла в себе какую-то угрозу. Даже Эдик заметил.

– Что они так смотрят? – проворчал он, извлекая из машины магнитолу – по городской привычке. Здесь, в поселке, стекол в машинах не разбивали. Всегда находилось слишком много свидетелей – ведь в деревне никогда не знаешь, кто подсматривает из-за забора.

Алина потянула его во двор:

– Ладно, не обращай внимания. Погоди минутку, я сейчас.

Оставив Эдика на дорожке, она побежала к бабе Любе. Старуха, по счастью, была в огороде – ее не пришлось долго искать. Увидев старую знакомую, баба Люба разахалась:

– А я тут ночей не сплю! Дети нашлись?

Узнав, что Илья и Катя еще не объявились, старуха страшно расстроилась. Она даже ничего не ответила, но Алина видела, как она что-то шепчет себе под нос. Скорее всего, проклинает развратный город, где, по ее мнению, на каждом шагу подстерегали несчастья. Хотя, как убедилась Алина, несчастья случались и в поселке. Причем поблизости от ее дачи.

– У нас никто не появлялся? – спросила Алина.

– Нет, я посматриваю. И за стеной тихо.

Тихо или громко за стеной – полуглухая старуха судить не могла. Но Алина все-таки ее поблагодарила и вернулась во двор. Эдик спросил, какого черта они тут делают в такое время? Уже темнеет! Она видела, что ему нехорошо – хочется или продолжить пьянку, или лечь спать. Но девушка не обратила на это никакого внимания. Она сама поражалась – как непринужденно и свободно вела себя с этим человеком, который когда-то так занимал ее воображение. Она направилась к сараю, достала лопату и легко нашла заветное место под старой яблоней.

– Вот тут, – сказала она, передавая лопату Эдику. – Копай, только осторожно.

Он побледнел, и лопата глухо ткнулась лезвием в землю. Алина собралась его выругать, но тут вспомнила: она только что говорила, что они едут искать детей, а теперь велит копать… Ясно, что он мог подумать.

– Да нет, – одернула она своего растерявшегося спутника. – Тут может быть только собака. Ну и еще крот, только что там осталось от крота за столько лет. Он был совсем малютка!

Судя по лицу Эдика, он решил, что старая подружка слегка рехнулась. Но все-таки взял лопату и принялся копать. Парень ковырял землю так неловко, что сразу стало ясно – это совершенно городской житель, никогда не имевший доступа к грядкам. Алина даже хотела перехватить у него инициативу, но тут под лезвием лопаты обнаружились какие-то черные лохмотья. Девушка приказала остановиться.

– Мама моя родная! – простонал Эдик, вглядываясь в то, что отрыл. – Это что за дрянь?

– А ну дай!

Она отобрала у него лопату и осторожно поддела выступающий из ямки сверток. Она сразу узнала мешковину, в которую сама завернула Дольфика. Прикоснуться к подгнившей тряпке она не решилась. Краем лезвия слегка отвернула край… И тут же отступила, поморщившись.

– Какая дрянь, – без выражения произнес Эдик. – Дохлая собака. Откуда тут эта гадость?

– Не очень-то выражайся, – Алина и сама дышала с трудом. Но сдерживалась. – Это наш пес. Его похоронили дети.

– Ну и зачем ты его выкопала? – Эдик морщился от омерзения. Он явно не рассчитывал, что встреча со старой знакомой закончится таким образом. Алина подумала, что он ожидал какого-то угощения и приятного вечера. Может быть, чего-то еще? Ей было смешно и очень грустно. И страшно. Потому что теперь она точно знала – ее догадка была верна. Дети тут побывали. Они нашли труп собаки на кухне, похоронили ее на месте старых игр в «могилу». А что было затем? Все это они проделали ранним вечером в пятницу. Потому что поздним вечером сюда уже приехали их родители и сама Алина. Так или иначе, но что с ними творилось в последующие дни – было неизвестно.

– Так. Нужно было.

Алина взглянула на калитку. Слава богу, никто за ними не подсматривал. Соседи, ясное дело, решили, что она привезла сюда любовника, чтобы расслабиться после городской жизни. Правда, раньше Алина никогда ничего подобного не делала, ну что ж… Теперь и она наконец даст повод для сплетен. Скучно жить, когда про тебя даже не сплетничают.

– Давай зароем это дело обратно! – взмолился Эдик. – Невозможно дышать!

Алина согласилась. Зарывать Дольфика пришлось ей, поскольку ее спутник брезговал прикасаться даже к черенку лопаты. Ему было нехорошо. Алина подцепила сверток, перевернула его… и остановилась. Из-под землистой мешковины проглядывало нечто, не имевшее никакого отношения к собаке.

Край плотной коричневой бумаги. Насколько она помнила, Дольфика в бумагу не заворачивали.

– Погоди-ка. – Она отложила лопату в сторону и присела на корточки. – Помоги.

Он сделал движение, чтобы нагнуться, но, взглянув на его лицо, Алина разрешила ему отойти в сторонку. Она справилась сама. В конце концов, она-то знала Дольфика много лет и могла его не бояться. Ни живого, ни мертвого.

Это оказался плотный, тяжелый конверт, без адреса, без марки. Явно не предназначенный к отправке по почте. И плохо пахнущий. Но Алина крепко его сжимала. Потому что знала – конверт могли положить в сверток только дети. И если они закопали его вместе с собакой – этот конверт имел для них большое значение. «Еще одна игра в „могилу“, – подумала она. – Раньше они плели венки кроту, но ведь крота они не знали, никогда не видели. А Дольфика захоронили, как египетского фараона. С погребальными принадлежностями. Что же там?»